Равиль Бикбаев - Человек-Война Страница 7

- Да похожи вы, - улыбнулся Пэтер, - я когда им сборку - разборку показывал, так тот пацан даже плечами как ты поводил, да интонации голоса один в один. А тут ещё эта никчемная засада, все же ясно. И мне ясно, да и ребята с группы тоже догадались.

Снип промолчал, он ждал когда трое остальных бойцов уже оставивших позиции, минуя проходные дворы, возьмут машину, затем выйдут раненым на встречу, затем имитируя моторизированный патруль, окажут первую помощь и отвезут раненых "героев" на эвакуационный пункт в госпиталь. Чего-то долго они возятся! Хотя прошло только три минуты.

- А я и не знал, что Снип, это строительные нормы и правила, - заметил Пэтэр, - твой пацан просветил. Кирза случайно твой позывной упомянул, а пацан и говорит, а я знаю, Снип это строительные нормы и правила, этот командир точно раньше строителем был. Кирза на него цыкнул, не болтай. Тот кивнул "понял", ну прямо как ты.

- Я от него отказался, - мрачно проговорил Снип, - его другой отец выкормил, вырастил и воспитал.

Мигнула фарами машина, подъехал "патруль", раненых перевязали, уложили в машину. Один из "патрульных" Лютик, отойдя на пару метров от машины, вызвал по рации Снипа и негромко сообщил:

- Все в порядке, перевязали, кости не задеты, крови потеряли немного, один обоссался.

- Кто?

- Это не твой, - тихо засмеялся Лютик, - у зассыхи позывной "Че".

- На связи, - оборвал разговор Снип.

Испуганно стонущих раненых загрузили в машину, увезли в госпиталь. Там без анестезии (на такую ерунду дорогие обезболивающие врачи не тратят) прочистят раны, введут противостолбнячную сыворотку. Вообще-то если бы Снип не договорился заранее и не заплатил, то раненых "героев" осмотрел бы только фельдшер, а угрюмый от усталости санитар обработал бы ранки перекисью водорода и выставил из госпиталя - "не хер тут со своими царапинами место занимать". А тут врач осмотрел, головой с умным видом покачал, определил в общую палату, горько заметил: "Плохи дела ребятки, заражение пошло, боюсь, как бы гангрена не началась. Завтра с утра на эвакуацию, а уж там вас полечат, а здесь ампутация неминуема". А в юности ампутация страшнее смерти. Вот так. Все просто, если знаешь, как и чем до дрожи напугать молодняк и аккуратно вывести их из под огня. И упрекнуть себя "героям" не в чем, не сбежали, а раненые вывезены с поля боя.

В дом возвращались вдвоем, молчавший Снип и Пэтэр. А того как прорвало, про своих вспомнил. Он рассказывал, как его только, что женившегося старлея вышвырнули из армии в период "сердюковщины". Про унижения, про жизнь с родителями, две семьи в крохотной двухкомнатной квартире с неизбежными ссорами и взаимными обидами. Про то как не мог найти приличную работу, а перебивался случайными заработками, про то как обиду на жизнь заливал алкоголем. Про развод, одиночество и пустоту жизни. И как потом завербовался в наемники. Он говорил, а Снип угрюмо молчал. У них у всех были схожие проблемы. Лютик мастер спорта по пулевой стрельбе, служил снайпером в СОБРе, в ресторанной драке вступился за девушку, а ее избитый "кавалер" был сынком ответственного чиновника из областной администрации. От уголовного дела Лютика, награжденного Орденом Мужества за командировки в "горячие точки", отмазали, быстренько уволили из МВД по "утрате доверия" и настойчиво посоветовали уехать из родного города. Еж искалечил заместителя начальника связи округа и дезертировал из армии. Битум после окончания контракта в Иностранном легионе, службу там не скрывал, и против него возбудили пока "экзотическое" для России уголовное дело о наемничестве, пришлось бежать.

Они не любили разговоров "по душам" и скрывали свое прошлое, в настоящем была война, а будущего не было.

Пешком Снип и Пэтэр дошли до дома, там в комнате их дожидалось трое уже вернувшихся из госпиталя бойцов, и молоденькая девчонка, сидевшая за столом и мелкими судорожными глотками пившая красное вино из хозяйского хрустального фужера. На вид лет девятнадцать, хотя сейчас и не разберешь кому сколько лет. А ничего приятная такая, фигурка аккуратная, свеженькая, голосок нежный, только мятое и давно не стиранное короткое платьице всё в темных пятнах. Все ясно, бойцы сняли девочку на ночь, позабавится и снять стресс. Обычное дело. Пока одни воюют на передовой, другие мародерничают в тылу, третьи зарабатывают проституцией, ничего нового, на всех войнах так.

- А почему она одна? - недовольно спросил Снип. В этом отношении он был довольно брезглив и не признавал "групповухи", и потом девица одна, здоровых мужиков без него четверо, может и не выдержать, возись потом с ней.

- Это не то, - развалившись на своей кровати, пояснил Лютик, - это Жекана из ДРГ "Филина" подружка, он ее вывез с посёлка, когда его "укропы" захватили. День назад его ранили, девчонка его выхаживала, а он взял, да и помер, идти ей некуда. Дом при обстреле разрушили, бабку убили, родители где-то в Европе посуду моют, тут родни и знакомых нет. Филин с ребятами на передовой. А в госпитале сам знаешь, что с ней будет. Пусть пока у нас поживет.

- Я и постирать смогу и прибраться, готовлю хорошо, - тускло и тихо сказала девушка и попыталась улыбнуться, не вышло.

Лицо как белая гипсовая посмертная маска. Пустое лицо. Такие лица у женщин бывают, когда уже всё оплакала, и надо жить дальше, только сил нет и неизвестно как. Не известно. Впереди одна неизвестность, за окнами неумолкаемый слышен гул канонады, чуть подрагивали стекла, армия пошла на последний отчаянный рывок в наступление, ополчение так же отчаянно на пределе сил оказывало сопротивление. Пока не ясно, у кого материальных ресурсов, сил, злобы и решимости умереть, хватит чтобы дотянуть до победы или хотя бы для передышки. Стекла подрагивали, но не разбивались. Девушка поставила пустой фужер с осадком красного вина на донышке на стол.

- Живи тут, мне не жалко, - махнул рукой Снип, - жратвы хватит, места тоже.

Достал из своей армейской сумки легкий летний камуфляж "пустыня" и дал сверток в руки девушке.

- Вот тебе костюм "сафари", сама ушьешь по размеру, - усмехнулся он, - белье, обувь и всё такое завтра купишь, денег дадим.

- Вот и Женька тоже говорил, мол завтра всё купим, - прошептала девушка, - а через час его без сознания раненым привезли.

- Тут вот что ещё, - нахмурился Спип, - если хочешь жить с нами, так чтобы у нас проблем из-за тебя не было, выбери себе одного и только с ним. Ясно? Или утром уходи.

- А мне теперь всё равно кто и с кем, - вызывающе громко сказала девушка, и опять пустым стало ее юное заплаканное лицо, - хоть жребий бросайте, некуда мне идти.

- О! А это идея, умница, - хохотнул Битум.

- Выбор божий, - широко улыбаясь, поддержал его Лютик.

- Согласен, - серьезно бросил Еж,

- Ну кому фарт на сегодня? - засмеялся Пэтэр.

- Я пас, - отказался Снип.

- Не командир, - возмутился Лютик, - так дело не пойдет, ты прав, как баба так сразу проблемы, девушка правильно ее решила. Мы одна группа и жребий на фарт тянут все.

В каску бросили пять карт с колоды, четыре валета и червовую даму. Каску в руках держала девушка, она же не глядя перемешала карты. Даму с красными сердечками вытянул Снип. Показал всем. Бойцы беззлобно заулюкали, фарт есть фарт и глупо с ним спорить.

- Ну вот, - тихо сказала девушка с испуганно ожившим лицом, - теперь я твой фарт. А зовут меня Ксюша.

- Горько! - весело заорал Пэтэр.

Судьба есть судьба и спорить с ней опасно, она такая, как и ее сводная сестра смерть-баба, споров не любит, может и убить. В отдельной комнате Ксюша молча разобрала постель на двоих, быстро через голову сняла платье, сбросила белье и без слов встала у ложа босая, нагая, юная, вся облитая лунным серебром южной ночи. В чём-то это было так похоже на первую брачную ночь и совсем не похоже на нее. И эта юная женщина, молча принявшая судьбу, покорно без слов ждала когда ее оплодотворит мужчина. И этот мужчина смотревший на нее и чувствующий нарастающее, неукротимое, сильное, древнее желание, желание оплодотворить женщину.

Всё также то усиливалась, то затихала артиллерийская канонада, совсем рядом вспыхнула и быстро окончилась перестрелка, люди убивали друг друга, мучились от боли раненые в поле и госпиталях, а они приняв эту ночь как подарок и фарт от судьбы стали близки.

Слушали ушедшие на первый этаж негромкую музыку бойцы. А потом с тем отчаянным вызовом судьбе, которую выбрали сами, они хрипло пели свои песни. Они пели про войны своего поколения, беспощадные войны, где бьют в спину враги и предают свои. Этого парни досыта хлебнули. И они пели свои молитвы и глухо как чистосердечное признание, как реквием, как панихида звучали слова из этих молитв.

Стремительно опаленная смертью, музыкой войны, молитвой и древней без слов любовью шла к окончанию их очередная ночь войны.

- Женьку ещё не похоронила, - утром сидя на кровати и накинув на себя плотную белую простынь скорбно вполголоса говорила Ксюша, - а я уже с другим. Сука я?! Правда?