Эльфрида Елинек - Что случилось после того как Нора оставила мужа, или Столпы общества Страница 8

10

Спальня Норы. Анна-Мария, Нора.

Анна. У вас такое мягкое выражение лица, Нора, это определенно свидетельствует о том, что вы вспомнили о своем истинном предназначении…

Нора. Вспомнила? Я?

Анна. И в тоже время в вас есть какая-то прозрачность. Может быть, потому что вы так изголодались по вашим малышам…

Нора. О чем ты вообще говоришь?

Анна. Наш добрый господин Хельмер и наш добрый господин Вейганг не откажут никому в исполнении просьбы, особенно если это просит мать о детях.

Нора. Оставь меня в покое с этими оболтусами!

Анна. Моя маленькая Нора шутит, без своих детей она не сможет обрести покой.

Нора. В настоящий момент женщина покидает определенную социальную систему, в нашем случае — семью.

Анна. Не разрывайте невидимых нитей, связывающих вас с вашими детьми!

Нора (берет со стула вязанье). Это ваше вязанье?

Анна. Такие грубые слова не отвечают вашей нежной природе.

Нора. Ты, значит, вяжешь?

Анна. Нора, ведь вы уже в течение многих лет — мать, а все еще ведете себя как легкомысленный, безответственный ребенок…

Нора. Знаете, вам бы лучше заняться вышиванием.

Анна. Но это же невинные крошки. Когда-то и мне пришлось расстаться с невинной крошкой…

Нора. Потому что это выглядит гораздо красивее. Смотрите: вы держите вышивку левой рукой вот так, а правой рукой выводите иглу наружу… так… легкая длинная дуга, не правда ли, красиво?..

Анна. Возможно даже, скоро появится еще одна крошка…

Нора. А вот вязание, напротив… всегда выглядит некрасиво. Кстати, капитализм — это следствие доведенного до крайности господства мужчин, и оно мне надоело.

Бросает вязание в угол, Анна-Мария бежит за ним, опускается на колени и бережно собирает на спицу спустившиеся петли.

Анна. Это же пуловер для Ивара! Подарок на день рожденья.

Нора. Наша способность к воспроизводству — это успокаивающий момент, главенствующий, когда женщины разговаривают о месячных или о своих детях. То, через что пришлось пройти многим, придает уверенности отдельной личности.

Анна. Сначала приведу в порядок вязание, потом упакую большую красивую ходячую куклу для Эммы. Стучат.

Нора. Ну, так открой!

Анна-Мария, кряхтя, встает, идет открывать.

Вейганг (прикидываясь робким, просовывает голову в дверь, затем подходит к Норе с букетом цветов). Я еще раз хочу поговорить начистоту с этой маленькой разгневанной женщиной. Я изливаю душу и при этом наслаждаюсь созерцанием этой маленькой разгневанной женщины, потому что гнев украшает женщину. Она буквально пылает!

Анна. Я тактично удаляюсь, потому что мужчина и женщина хотят остаться наедине. (Уходит.)

Нора. Зачастую, когда мужчина и женщина остаются наедине, вспыхивает искра. Тогда говорят: искра пробежала.

Вейганг. У тебя все еще тарантелла в крови, я это вижу. И это делает тебя еще более соблазнительной. Ба! Как сияют твои глаза, как пылают от возбуждения твои щеки, как сверкают твои зубы!

Нора. Сначала пусть взлетит на воздух семья, а потом и все остальное.

Вейганг. Как разлетаются твои волосы! Как легко твое дыхание! Как вздымается твоя грудь в такт дыханию!

Нора разбегается и ударяет его головой в живот. Смеясь, он ее удерживает, они борются друг с другом, Вейганг не принимает этого всерьез, улыбаясь, он останавливает натиск Норы.

Как сотрясается все важное и существенное в тебе…

Анна (с испугом заглядывает в дверь). Да уж, такая обстановка детям не подходит. Детям нужен порядок, чтобы вырасти порядочными.

11

У Хельмера дома. Фрау Линда навязчиво хлопочет вокруг Хельмера.

Линда. Дорогой Торвальд, чай кипит! Чудесно, правда? Твоя бывшая жена Нора тебе бы точно такого чая не приготовила.

Хельмер молчит.

Дорогой! Сколько сахара ты хочешь: один кусочек, два кусочка или три кусочка?

Хельмер. Четыре кусочка.

Линда. Но ты же раньше никогда не брал четыре кусочка?! И стол уже накрыт. Чудесно, правда?

Хельмер молчит.

Ты даже не подозреваешь, как я счастлива, когда исполняю эти, казалось бы, незначительные обязанности, например, когда кладу сахар в чай!

Хельмер. А я вот ничего при этом не чувствую.

Линда. Потому что при этом я всегда думаю о том, что до сих пор мои лучшие силы и умения оставались в этом доме без употребления.

Хельмер. Где оставались?

Линда. В конторе, конечно, дорогой Хельмер и мужчина! Я — натура исключительно творческая и не могу навсегда похоронить себя в конторе, я лишь теперь это поняла. С твоей помощью, дорогой! Твоя бывшая жена так этого и не поняла. Разве есть для женщины задача более творческая, чем облегчить детям их первые шаги? И в особенности таким детям — глубоко травмированным, брошенным их матерью, их первой матерью?

Хельмер. Ну да…

Линда. Мужчине этого не понять. Мы и любим вас, мужчин, так сильно именно потому, что мужчине и женщине никогда до конца не понять друг друга.

Хельмер. Некоторых людей неохотно подпускаешь к себе, например, любящих женщин.

Линда. Ты все еще бежишь от любви, Торвальд, потому что ты страшно разочарован. Но поверь мне, Нора тебя не стоила! В моих терпеливых женских руках все скоро изменится. Мы, женщины, кое-что умеем особенно хорошо — ждать, и если нужно, годами!

Хельмер. Теперь, когда Нора меня покинула, мне следует чаще оставаться одному. Я должен заглянуть к себе в душу, и то, что я там увижу, определит мое будущее. Хотя в общих чертах я это знаю уже сегодня, душа говорит мне: «Денежная аристократия».

Линда. Зачем ждать так долго? Возможно, твоя душа нашепчет тебе что-нибудь не то. Мужчине вовсе не обязательно стремиться наверх, он может остаться и дома. Кроме того, существует опасность, что там, во внешнем мире, тебе встретится более привлекательный объект, чем я.

Хельмер. Теперь мне необходимо очень много времени проводить наедине с собой.

Линда. Любовные страдания длятся не вечно.

Хельмер. Из-за моей тяжелой душевной раны я теперь больше никого к себе не подпущу.

Линда. Только мужчина может так говорить! Так гордо и бессердечно.

Хельмер. Я стал так называемым одиноким волком, lone wolf, что часто делает мужчину в глазах женщины еще привлекательнее.

Линда. Но зачем тебе привлекать других женщин! Торвальд, только мне ты можешь довериться без стеснения!

Хельмер. Мы, одинокие биржевые акулы, всегда охотимся за нашей добычей в одиночку.

Линда. Торвальд, ты источаешь аромат власти, его не спутать ни с чем. Немногим дано услышать его. Поэтому я так сильно тебя и люблю. А еще потому, что только я знаю, каким нежным и кротким ты можешь быть.

Хельмер. Когда это я был кротким?

Линда. Достаточно, что это знает твоя Линда. Тебе нужен кто-то, чьи нежные руки оберегали бы тебя от повседневной рутины.

Хельмер. Капитал обладает большой красотой, притягательной силой и собственными законами.

Линда. Как ты говоришь… как будто ты ничего другого в жизни не делал! Женщины этого совсем не умеют.

Хельмер. А что с Крогстадом?

Линда. Общество Крогстада не доставляет мне удовольствия.

Хельмер. Почему, собственно?

Линда. Крогстад не излучает флюида власти, а я им уже полностью очарована. А вот ты источаешь очень сильный флюид власти. Крогстад — никто в экономической жизни. Ты — наилучший из доступных мне вариантов.

Хельмер. Я — наилучший вариант не только для тебя, но и для женщин, которые могут претендовать на гораздо большее, чем ты!

Линда. Ты хочешь заставить ревновать свою маленькую Линду? Это нехорошо — мучить нижестоящего, который искренне тебя любит.

Хельмер. Ну, тогда выбери себе кого-нибудь действительно нижестоящего, например, Крогстада, он тебе по уровню подходит. Может, он не будет тебя мучить…