Константин Тренёв - Любовь Яровая Страница 8

Елисатов. Разрешите полковник, иптервью поместить в экстренном выпуске?

Кутов. Пожалуйста. Дорогая Павла Петровна, что нового у наших мерзавцев — благородных союзников?

Панова. Новые моды, новая оперетка. Весь Париж взволнован.

Кутов. Ну, ничего, не волнуйтесь, дорогая. Получим вооружение, получим и моды. Аркадий Петрович, вы знаете, скоро прибудет его высокопревосходительство.

Елисатов. Знаю, конечно.

Кутов. Между прочим, в прошлый приезд его высокопревосходительства на улицах почти не было штатского населения. Его превосходительство заметил это…

Елисатов. Неужели? Какая наблюдательность!

Кутов. И просит на этот раз принять меры.

Елисатов. К увеличению штатского населения? Кто же должен принять меры?

Кутов. Ну, все мы, конечно, по возможности.

Елисатов. Слышите, Павла Петровна? Повинность. Но не находите ли, полковник, что срок для выполнения столь серьёзного задания слишком мал? При нашей технике…

Кутов. Вы всё шутить изволите?

Входит протоиерей Закатов.

Вот отец протоиерей мог бы также вдохновенным словом…

Елисатов. Разве что словом.

Закатов. Доброго здравьица, господа. Его превосходительство не прибыл?

Панова. Нет ещё.

Закатов. Справедливо ли благовестие о даровании новой победы?

Кутов. Совершенно справедливо. Ждём его высокопревосходительство… За вами вдохновенное слово.

Закатов. С великой радостью. Тем паче, что торжество сугубо. Сейчас на площади встретил полковника Малинина. Только что с карательной экспедиции: мятежные деревни приведены к сознанию вины и раскаянию. Помяните, господа, моё пророческое слово: через сорок дней мы с вами будем слушать малиновый звон московских колоколен.

Входят Малинин и Яровой.

Вот и он, виновник торжества, лёгок на помине.

Малинин. Здравствуйте, господа. Отец протоиерей, прошу благословить. (Подставляет руки для принятия благословения.)

Закатов (благословляя). Благословен возвратившийся в мире.

Малинин (поцеловав руку Закатова, целует обе руки Пановой). Сначала одну священную, затем две божественные.

Закатов. Порядок благолепный, слова же суетные.

Панова. Фи, как называются ваши духи? Карательные? Вот полковник Кутов мне с фронта привёз — прелесть!

Кутов. Поздравляю, полковник, с успехом.

Малинин. И вас также.

Елисатов. Разрешите интервью?

Малинин. До доклада его превосходительству — не ногу.

Елисатов. Хотя бы силуэтно?

Малинин. Ну, если силуэтно…

Елисатов. Что побудило эти деревни скосить помещичьи нивы и разгромить усадьбы?

Малинин. Исключительно большевистская агитация.

Елисатов. Удалось ли захватить агитаторов?

Малинин. Полностью и без остатка.

Елисатов. Какие взяты меры успокоения?

Малинин. Решительные и срочные, оперируя в рамках сожжения деревень и экзекуции. Впрочем, это не для печати. В печати же прошу отметить, что в трудном двухнедельном походе весь отряд, от командира до последнего солдата, был выше похвал. Все одинаково одушевлены были готовностью пойти за веру — на крест, за царя — на плаху, за отечество — на штык. А за такие ручки (целует руки Пановой) — в огонь и в воду.

Панова. Кто же вас там на плаху? Бабы?

Кутов. Да и штыки в тылу как будто… (Фыркает.)

Малинин. Могу вас, дорогая, уверить, что, во-первых, козни большевиков в тылу опаснее, чем их штыки на фронте; во-вторых, мы в тылу на штык не жидовские перины брали и не духи для дам добывали, как это делали на фронте некоторые из ныне фыркающих.

Кутов. А в-третьих, я полагаю, отец протоиерей, что благороднее искоренять жидов на фронте, нежели русских баб в тылу.

Малинин. Что-о?..

Закатов. С одной стороны, да, но, с другой… и с третьей, особенно…

Яровой. Я предпочёл бы, господа, для этих дискуссий пройти в кабинет и освободить от них отца Закатова.

Закатов. Исчезаем, исчезаем… яко дым от лица огня. А как относительно дачи, Аркадий Петрович? Купить желательно.

Елисатов. Есть, батюшка, именно для вас.

Елисатов и Закатов уходят.

Кутов. Баб усмиряете, а под носом жегловцы мост опять чуть не взорвали.

Малинин. Однако не взорвали. А Мазухин и Хрущ со всей бандой мною захвачены.

Кутов. Вами?

Малинин. Да, мной.

Кутов. Всё это сделал поручик Яровой, и напрасно вы себе приписываете…

Малинин. Вы думаете?

Яровой. Господа, прошу вас прекратить это. Момент серьёзнее, чем вам кажется. Пока не ликвидировали Романа Кошкина, тыл находится под большой угрозой.

Малинин. Ликвидируем. Сейчас получены точные сведения: в Ореховские леса ушёл. А этот, как его, ну, что при повешении конвойного задушил?

Яровой. Швандя?

Малинин. Да, да. Швандя — в Волчьих оврагах. Немедленно надо послать отряды в обоих направлениях.

Яровой. Я думаю, вы ошибаетесь, и пока вы будете с отрядами по лесам и оврагам лазить, здесь мосты и склады на воздух взлетят.

Малинин. Об этом не беспокойтесь! Поймите: здесь необходимо моральное воздействие. Жегловскую шайку повесить не в Жегловке, а развешать здесь, по бульвару.

Кутов. Да, это бы дало эффект.

Малинин. Я сейчас испрошу распоряжения его превосходительства. (Взялся за трубку телефона.)

Яровой. Я буду настаивать, чтобы этого не было.

Кутов. Но это дало бы такой моральный эффект…

Яровой. Я и сам без всяких эффектов развешал бы этих озверевших рабов, и не только на бульваре, а по всей дороге до Москвы, но сейчас это даст такой эффект, что у ворот же тюрьмы их отобьёт тот же Кошкин.

Малинин. Ну, до этого и Кошкин будет в наших руках. А когда они утром увидят на бульваре эту гирлянду, это будет убедительнее всяких прокламаций. Поверьте старому опыту.

Кутов. Мы играем в половинную игру. Если террор объявлен, то он должен быть выявлен.

Малинин. И вообще нужно быть твёрже по отношению к полубольшевикам. Их надо частью выслать на фронт, частью изолировать здесь.

Яровой. И остаться с Елисатовым.

Малинин. Значит, вы за полубольшевиков?

Яровой. В борьбе с большевиками у меня, кажется, руки не дрожат. И моё мнение, господа…

Малинин (резко перебивая его). Господин поручик, раз навсегда советую вам ваши мнения оставить при себе и точно следовать предначертаниям его высокопревосходительства.

Входит Горностаева, несколько позже Закатов.

Горностаева (с лотком). Что же это такое, господа? Поручик Яровой, опять Макса посадили! Третий раз.

Яровой. Когда?

Горностаева. Сейчас. На улице. Лоток вот мне передали, а его повели в контрразведку.

Яровой (Малинину). Видно, опять у вас Горностаева за Кошкина приняли.

Кутов, иронически улыбаясь, уходит.

Малинин. Хорошо. Я сейчас по телефону справлюсь.

Яровой и Малинин уходят.

Горностаева. Третий раз! Больного человека! Ни за что ни про что!

Закатов. Сударыня, так говорят и невинные и вину имущие. Но власть предержащая отличит овец от козлищ.

Горностаева. Да в чём вина? То хватали: зачем с большевиками работал, а теперь — торгуешь сахарином и лимонной кислотой вразнос: зачем спекулируешь?

Закатов. Возлюбленная, не волнуйтесь. Если ваш супруг прав, он будет отпущен с честью.

Горностаева. Да его уже два раза отпускали. Желаю вам такой чести.

Закатов. Что ж? Христос и его святые терпели и голод, и заушение, и всяческие страсти, и, если ваш супруг не повинен, ему зачтётся, лишь бы безропотно… Это вам не большевики.

Горностаева. Да пусть уже те сажали бы — разбойники. А это своя власть. Ждали, ждали — дождались! Вся интеллигенция в тюрьмах.

Закатов. Интеллигенция! Интеллигенция, сударыня, несёт кару по заслугам своей вековой крамольности! Всё, что зрим, её рук дело! Что посеешь, то и пожнёшь! Вот ваш супруг — профессор, а спросите его, что он вещал с высокой своей кафедры? Чему учил юношество? Возвысил ли голос в защиту царя и веры?