Юдзо Ямамото - О-Кичи – чужеземка (Печальный рассказ о женщине) Страница 8

О-Кичи. Как же ты узнал меня? Вот уж не ожидала.

Цурумацу. Что ты, сразу узнал! Люди говорили, что недавно появилась красавица певица, бродит по улицам и поет песню «Синнай». Я сразу подумал – не иначе как это ты! Подсказало шестое чувство… Вышел сегодня вечером и все ждал, когда ты появишься…

Кичи. Вот как!.. Значит, ты меня еще помнишь?

Цурумацу. Не надо так, а то я совсем сгорю от стыда! Пусти меня, слышишь! Ну, пусти же!

О-Кичи. Ах, что ты говоришь, Цуру-сан! (С силой хватает Цурумацу за руку.)

В стороне пробегает мальчик из лавки, с большим узлом за спиной.

На сцене темнеет.

Картина вторая

Квартал Мотомачи в Иокогаме. Часть длинного жилого дома-барака, где живет Цурумацу.

Комната Цурумацу. Декорации предельно скупы: слегка обозначен только вход и глубокий стенной шкаф-ниша. Появляются Цурумацу и О-Кичи.

О-Кичи. Вот где ты живешь!

Цурумацу. Оттого мне и не хотелось вести тебя сюда… Что поделаешь, я сейчас в очень стесненных обстоятельствах. Сама видишь, какая бедность…

О-Кичи. Глупости! Лучше взгляни на мою прическу![68] (Снимает широкополую шляпу и прижимается тугим узлом волос к щеке Цурумацу.)

Цурумацу (недоуменно). Ну и что?

О-Кичи. Не понимаешь?

Цурумацу. Нет…

О-Кичи. Какой же ты неотесанный!

Цурумацу. Да я в названиях женских причесок не разбираюсь!

О-Кичи. До чего же ты непонятливый! Разве я о названии прически тебе толкую? Ты посмотри на этот узел… Разве я когда-нибудь так причесывалась?

Цурумацу. А, в самом деле!

О-Кичи (смеется). Наконец-то уразумел! Слушай, Цуру-сан, видишь, как я скромно причесана? По-моему, это самая подходящая прическа для такого жилища!

Цурумацу. Знаешь, мне отрадно слышать твои слова!

О-Кичи. Но почему ты не сообщил мне, хотя бы одним словечком, что живешь здесь? Вот за это я на тебя сердита!

Цурумацу. Прости меня! Прости!.. Никаких оправданий у меня нет. Когда я уезжал с родины, я тебе такое наобещал… Мне было стыдно писать… В Эдо я явился в усадьбу Мисима-сан, думал стать знаменитым судостроителем, а в это время началась смута, все в мире перевернулось,[69] господа Иса и Вакана, на которых я так надеялся, исчезли неизвестно куда… Тут уж стало не до фамилии, не до меча… Какое там! Пришлось надеть эту грязную куртку ремесленника, опуститься еще ниже, чем когда-то на родине… И так мне было стыдно!.. Даже взглянуть на тебя не смею!..

О-Кичи. Разве можно стыдиться своей жены? Мне тоже пришлось пережить немало тяжелого с той поры… Люди кричали мне вслед: «Чужеземка О-Кичи!», «Вот идет жена чужеземца!» – и бранились такими словами, что и повторить нельзя! Тем временем Консиро-сан наконец уехал, меня отпустили, но от тебя вестей не было. Все кругом меня презирали… Я совсем озлобилась, стала много пить, затевать пьяные ссоры. Под конец даже начала выкидывать такие дурацкие номера: пользовалась бумажными деньгами вместо носового платка… Все, что у меня было, истратила подчистую… Да и не хотелось хранить полученное от чужеземцев… В конце концов не стало мне в Симоде житья и я отправилась куда глаза глядят… Поехала в Киото… Но, знаешь, – всюду плохо. Уж не знаю, сколько раз подумывала о смерти…

Цурумацу. Прости меня! Я один во всем виноват!

О-Кичи. Когда меня отослали к американцу, я возненавидела всех мужчин. А уж этих чужеземцев – тем более! Но нет, нет, не только их… И не только этого гнусного Сайто, этого лизоблюда, сующего нос в чужие дела… Даже господина Иса… Даже тебя, Цуру-сан!.. Сказать не могу, как я всех вас возненавидела!

Цурумацу. Немудрено! Немудрено!

О-Кичи. Но только, знаешь, что мне стало ясно в конце концов? Сколько ни гневайся на мужчин, сколько их ни брани, а женщине одной не прожить. Я всем моим существом поняла это, пока скиталась в чужих краях!

Цурумацу молчит.

Оттого, бывало, только замечу на улице кого-нибудь вот в такой ремесленной куртке, сразу думаю – уж не ты ли?… И тихонько иду следом. Всех мужчин считала врагами, а сама все время только о тебе и думала, не могла забыть… Вот и сюда забрела… Хоть и не знала наверняка, что встречу тебя, но здесь – порт, место новое, бойкое… Надеялась все-таки в глубине души…

Цурумацу. Значит, ты больше не сердишься на меня?

О-Кичи. Ах, что ты говоришь! Я всегда любила только тебя! Да, но… Можно спросить?… А как же она?

Цурумацу. «Она»?… О ком это ты?

О-Кичи. Ясно о ком…

Цурумацу (смеясь). Ах, вот что!..

О-Кичи. Нет, скажи правду, у тебя кто-нибудь есть? Если есть ничего не выйдет, как бы я этого ни хотела…

Цурумацу. Никого у меня нет!

О-Кичи. Правда?

Цурумацу. Конечно, правда! Зачем бы я стал заводить новую связь!..

О-Кичи (внезапно рывком раздвигает дверцы стенного шкафа). Правда?

Цурумацу. Ты что это, не надо, не открывай! Да кто же, по-твоему, прячет женщин в шкафу?

О-Кичи. А вдруг там какие-нибудь женские вещи…

Цурумацу. Шутишь, наверное! У меня в доме даже кусочка красной тряпочки не найдется![70] Перестань, слышишь! Не ройся там!

О-Кичи. Это… Что это?

Цурумацу. Ну, зачем ты вытаскиваешь? Засунь обратно,

подальше!

О-Кичи. Грязное белье… Ничего, выстираю!

Цурумацу. Да разве ты умеешь стирать?

О-Кичи. Беда с этими мужчинами, право! Запихнут куда-нибудь, да так и оставят… Где у тебя корыто? Ко-ры-то!

Цурумацу. Да откуда же у меня быть корыту?! Знаешь, О-Киттцан, тебя и впрямь не узнать!

О-Кичи. Нет, гораздо удивительней, как это ты смог прожить один.

Цурумацу. Ну, это очень просто. Иначе было бы нечестно по отношению к тебе!

О-Кичи. Так долго терпел один… О, я рада! Нет, хорошо все-таки, что я не умерла!

Цурумацу. Я не стал бы жить, если б с тобой что-нибудь случилось! Какой же я был дурак! Ведь ты еще тогда предлагала нам пожениться, и если б только я послушал тебя…

О-Кичи. Довольно, перестань. Не надо больше об этом… Зачем говорить о том, что прошло, что кончено навсегда!.. Лучше давай с чистым сердцем начнем новую жизнь. А деньги… если мы оба будем работать, то как-нибудь проживем. Давай начнем все сначала, вместе, дружно, как в первое время нашей любви! Теперь я стану трудиться изо всех сил!

Цурумацу. Я тоже хочу работать, но понимаешь, на верфях, сколько ни работай, многого не добьешься.

О-Кичи. Ничего-ничего. Об этом ты не горюй! Я больше не хочу быть гейшей… Сыта по горло!.. Я не возьму это в руки. (Отталкивает от себя сямисэн.) Я играла и пела потому, что другого выхода не было, но с этой минуты все кончено! Займусь каким-нибудь скромным ремеслом, все равно каким, – начну делать прически, мотать шелковую пряжу или найду какое-нибудь другое занятие. И сакэ брошу!

Цурумацу. Не будешь пить?!.

О-Кичи. Конечно. Для тебя я на все готова! Да ведь и пила-то я с горя, а вовсе не потому, что так уде люблю сакэ.

Цурумацу. Ты… ты…

О-Кичи. Ну чудак!.. Плачет!.. Ты ужинал?…

Цурумацу. Да как сказать… А ты?

О-Кичи. Честно говоря, нет.

Цурумацу. Нет?… Это плохо…

О-Кичи. Так, вот очаг… Где у тебя ящик с рисом?

Цурумацу. У меня его нет.

О-Кичи. Ох, да у тебя, похоже, ничего нет! Где же ты держишь рис?

Цурумацу. Рис?… В этой коробке из-под апельсинов, только не знаю, есть там что-нибудь или нет…

О-Кичи (заглядывает в коробку). О-хо-хо… Ни зернышка! Ну, да это не беда. Я мигом сбегаю и куплю.

Цурумацу. Прости меня… А это у тебя есть?

О-Кичи. Что – это?

Цурумацу. Это! (Складывает в кружок большой и указательный пальцы, изображая монету.)

О-Кичи стоит без движения, улыбаясь через силу.

У тебя тоже нет? Тогда ничего не поделаешь. Уж прости меня, сегодня вечером потерпи. Завтра я обязательно раздобуду хотя бы немного денег!

О-Кичи. Не огорчайся, Цуру-сан! (Поднимает сямисэн.) Я снесу это в заклад. Уж на рис-то нам хватит!

Цурумацу. Но тогда завтра ты уже не сможешь на нем играть…

О-Кичи. Глупый! Ведь я же только что сказала тебе, что брошу петь и играть. Пока я хожу по улицам с этой штукой, я никогда не смогу стать порядочной женщиной.

Цурумацу (внезапно хватает О-Кичи за руку). О-Киттцан! Ты… Ты такая…

О-Кичи. Осторожней, сломаешь сямисэн! Не обнимай меня так крепко! Во всяком случае, дай сперва отнесу сямисэн в заклад!..

На сцене постепенно темнеет. Все исчезает, как сновидение.

Картина третья

У реки, на улице Дайку, в Симоде.

Направо видны склады и деревянный забор судостроительной верфи. На заборе висит какое-то старое, порванное объявление, но слова «Симода, префектура Асигара», написанные большими иероглифами, еще хорошо видны.

В центре сцены – дорога. В глубине – река, вдоль которой бежит тропинка.

Справа видна часть дома О-Кичи и Цурумацу. Возле дома – маленький навес; под ним Цурумацу устроил мастерскую. Рядом – большое дерево хурмы, все увешанное спелыми ярко-оранжевыми плодами, висящими на почти совсем голых ветках.