Габриэль Марсель - Пылающий алтарь Страница 8

Мирей (потрясенная). О!..

Октав. И я полагаю, что моя жена, чтобы не встревожить его, предпочла внушить ему мысль, будто… (Обращаясь к Алине.) Кстати, это было ни к чему, он так разволновался.

Мирей (с испугом). Так он безнадежен?

Октав. Во всяком случае, его мать была сама не своя после того, как побывала у врача. Правда, она всегда была склонна видеть все в худшем свете.

Алина (торжественно). Боюсь, что на этот раз она права.

Октав. Откуда тебе знать?

Мирей. И при этом ему кажется… но это ужасно.

Октав. Его счастье, что до сих пор окружающим удавалось поддерживать в нем иллюзии. Если б он осознал, что над ним нависла такая угроза…

Мирей. Да, но подобное заблуждение унижает человека, роняет его достоинство. Случись подобное со мной…

Октав. Не знаю, хватило бы у него душевной твердости взглянуть правде в глаза. Признаться, я в этом сомневаюсь.

Алина (резко). Ты находишь это великодушным — уничижать его в такой момент?

Октав. Просто я вижу его таким, каков он есть.

Мирей. Но, может быть, чуточку жалости…

Октав. Я готов изобразить жалость, но только это может далеко завести. (Понимает, что сказал лишнее. Поспешно меняет тему разговора.) Вы знали, что этот Шантёй уезжает из наших мест?

Мирей (в замешательстве). Нет.

Алина. Откуда же Мирей может знать?

Октав. Он вам в то утро ничего не сказал о своем намерении?

Алина (обращаясь к Мирей). Так вы на днях общались?

Мирей (негромко). Мы играли в теннис позавчера утром.

Алина. Ты мне ничего не говорила.

Мирей (нехотя). Мне даже в голову не пришло… И потом, ты же знаешь, он бывает на корте почти ежедневно.

Октав. Совершенно непонятный отъезд! Он всем говорил, что собирается здесь обосноваться.

Мирей (вновь делая над собой усилие). Может быть, он просто уезжает на несколько дней.

Октав. Нет, судя по тому, что говорил Андре…

Мирей (еле слышно). Да что он знает!..

Алина отходит и садится у стола. Она раскрыла книгу, но не читает ее. Октав смотрит на жену: на ее лице — столь знакомое ему выражение.

Октав. Пойду взгляну, как он там. (Уходит.)

Мирей пребывает некоторое время в растерянности, затем, словно понуждаемая какой-то силой, подходит к Алине.

Мирей: Мама… (Алина не отвечает.) Что ты читаешь?

Алина. Не знаю.

Мирей. Как это — не знаешь?

Алина (откладывая книгу). Не имеет значения. (Продолжительное молчание.) Только что ты впервые причинила мне настоящую боль. (Мирей с тревогой смотрит на Алину, в ее глазах — немой вопрос.) Никогда бы не поверила, что ты способна на…

Мирей. Договаривай.

Алина. Слова — пустое. А то, что ты тщательно скрыла от меня этот разговор… твоя интонация, выражение лица, с каким ты только что произнесла… всего лишь одну фразу: «Мы играли в теннис позавчера утром». Ты попросту пыталась ввести меня в заблуждение.

Мирей. Мама, но я не обязана отчитываться перед тобой.

Алина. Только не произноси этого слова. Оно звучит как насмешка.

Мирей. Значит, у меня были причины умолчать об этом разговоре…

Алина. Ты должна была честно сказать, что не можешь передать мне содержание беседы.

Мирей. И ты бы этим удовлетворилась?

Алина. Вполне.

Мирей. Но в этом случае я не смогла бы остановиться на полпути…

Алина (мягко). Легче солгать.

Мирей. Ты оскорбляешь меня!

Алина. Это, может быть, единственное горе, какое я еще способна ощущать.

Мирей (горячась). А я хочу быть свободной в своих поступках! Одна только мысль о принуждении…

Алина. При чем здесь принуждение?

Мирей. Я ни за что не согласилась бы быть рабой… ничьей, никогда! Если бы я тебе призналась, что отказалась стать его женой…

Алина. Он сделал тебе предложение!

Мирей. Он уезжает, потому что я сказала «нет»… Если бы я тебе это рассказала — меня терзало бы сознание, что я отказала ему, чтобы заслужить твое одобрение. Для меня нестерпима сама эта мысль!

Алина. Дорогая моя…

Мирей. Это так естественно, что я тебе ничего не сказала. Ты не женщина, если не понимаешь этого… не знаю… словно тебе не хватает какого-то очень важного чувства. О, я это часто замечала… Пойми, я хочу быть свободной — в противном случае я бы презирала себя! Я стала бы ничтожеством; но я бы и тебя возненавидела… Когда меня начинают одолевать подобные мысли, мне хочется уйти и никогда сюда не возвращаться. (Протестующий жест Алины. Обе молчат.)

Алина. Эти дни мне казалось, что ты чем-то удручена.

Мирей. Вечно ты все замечаешь!

Алина. Представь себе, я даже подумала, уж не…

Мирей. Как ужасно это твое стремление во все вникнуть, до всего докопаться!

Алина. Да нет, я как раз ошиблась: ведь в какой-то момент мне стало казаться, что он тебе не совсем безразличен, и я испугалась…

Мирей. В самом деле, что за дикое предположение… (Вдруг вскипая.) Но почему же — «испугалась»? А если бы я все-таки… да, допустим даже, если бы я его полюбила…

Алина. Судя по тому, что мне известно — я полагаю, это было бы несчастьем.

Мирей. Что же тебе известно?

Алина. Благодарение Богу, этого не случилось. Он тебе не нравится — раз ты ему отказала. (Нервное движение Мирей.)

Мирей. Однако ответь я ему согласием, я бы уже не потерпела ни малейшего проявления неодобрения.

Алина. Но тогда я бы приложила все усилия, чтобы скрыть от тебя свое отчаяние.

Мирей. Сомневаюсь, чтобы тебе это удалось. У тебя бы не хватило самообладания.

Алина. Родная моя, ты терзаешь себя напрасно, ведь ничего такого не случилось.

Мирей (вполголоса). Все это просто невыносимо.

Алина (после паузы). Видишь, я была права, когда несколько дней назад умоляла тебя довериться мне.

Мирей. К чему эти слова…

Алина. Однако из всего сказанного тобой я не могу не сделать грустного вывода: жизнь у нас начинает тебя тяготить…

Мирей. Вовсе нет, но только меня потряс этот несправедливый упрек — очень несправедливый! И потом, эта ужасная новость…

Алина. Ты об Андре?

Мирей. Да. (Молчание.) Ты знала о его чувстве?..

Алина. Догадывалась.

Мирей. Бедный Андре! Но почему он держался униженно?.. С вами он не должен был вести себя так!

Алина. Он был уверен, что его мать сообщила нам о его любви к тебе.

Мирей. И все-таки.

Алина. И потом, мне кажется, что в глубине души он себя ни во что не ставит. Причиной тому, возможно, оскорбления, насмешки, которым он подвергался в годы войны.

Мирей. Они должны были, напротив, обострить в нем чувство собственного достоинства.

Алина. Нет, он стыдился того, что не участвует в военных действиях.

Мирей. А мог он отправиться на фронт… если бы хотел?

Алина. Твой дядя мне часто говорил, что в этом случае его пришлось бы отослать в тыл в течение двадцати четырех часов.

Мирей (задумчиво). Да, верно, конечно… Однако такое самоуничижение в мужчине…