Чаепитие с Богом - Михаил Михайлович Сердюков Страница 8

— Ничего, — сказал Андрей Михайлович.

— Что ты сказал? — не поворачиваясь к посетителю, поинтересовался Сергей.

— Ничего не существует. Весь этот мир — иллюзия. Выдумка ума. Ум собрал движение энергии в материю. Хотя материи нет. Вообще ничего нет, кроме пустоты и тишины. Вот поэтому я убежден, что Бог и есть тишина и пустота. Бог — это ничего.

— Хорошо, пусть это будет правдой. Пусть Бог — это тишина внутри каждого из нас, и что с этого? Что меняется от этого? Как этот факт способен повлиять на меня? — наблюдая, как из такси вышла деловая девушка с огромной папкой для бумаг, спросил Сергей. — Ничего же не изменится. Мне так же придется делать то, что я делал все это время, а потом я умру. Меня не станет, знаю я о Боге внутри себя или не знаю этого.

— А что тогда вообще важно? — переспросил Андрей Михайлович. — Моя внутренняя тишина важна мне, не тебе, а все, что важно мне, влияет на мое состояние, — сказал он. — Если я чувствую себя хорошо, то весь мир становится для меня дружелюбным. Так?

Сергей слышал, что говорит гость, только не хотел реагировать на его слова. Он продолжал смотреть в окно. Видел, как некоторые проходили проезжую часть быстрым шагом, а другие шли не спеша. Кто-то носил яркую одежду, а другие предпочитали неброские цвета. Люди были разные и по-разному выражали себя, только это не имело никакого значения. С седьмого этажа офисного здания все они выглядели как муравьи. Они напоминали бездушную биомассу.

— Все, что я несу в мир, то мир мне и возвращает. Каждый сам создает себе Бога и поклоняется ему не для того, чтобы Бог простил, а для того, чтобы я простил себя сам. Бог — это символ моих внутренних процессов. Не больше, не меньше.

Слова Андрея Михайловича вырвали Сергея из его собственных размышлений.

— Так же, как человек сам создает себе Бога, получается, он создает себе и дьявола. — Психолог повернулся к Андрею Михайловичу и твердо посмотрел в его темные глаза. — И ты справился с двумя задачами разом. Если тишина — это Бог внутри тебя, то и дьявол находится там же. Он тоже сидит внутри тебя, только почему этот дьявол внутри тебя имеет мое лицо? Из-за дурацкого эпизода из детства?

Андрею Михайловичу пришлись по вкусу слова Сергея. Он несколько раз одобрительно покивал головой. Поднес руку к подбородку и задумался, переваривая сказанное.

— Сколько еще может продолжаться этот разговор? — Сергей подошел к журнальному столику между пухлых кресел и взял свою чашку. Чай уже остыл. — У тебя такая низкая самооценка, что ты решил прийти поговорить со мной о жизни, чтобы хоть как-то самоутвердиться? Ты меня загипнотизировал своим Богом и тишиной. Какая же это чушь. Совершенно бесполезная идея. Как и сотни других идей. Жизнь — это простое существование, и в этом нет ничего особенного. Магического. Никто тут не познает себя миллиардами глаз. Никто не создавал нас для каких-то опытов и исследований. Все куда прозаичней — мы появились совершенно случайно и живем в ручье случайный событий. Если Бог и есть, то он очень азартный, и он играет в кости. В его делах нет никакого замысла. — Сергей чувствовал себя уверенно, твердо стоя на ногах. А что касается мыслей — так это следствие нашего общения друг с другом. Язык, с помощью которого мы обмениваемся информацией, в какой-то момент вышел из-под контроля, и инструмент для общения с себе подобными стал бесконтрольно разговаривать с мнимым оппонентом в голове. — Он ткнул себе в лоб. — Со временем появилась необходимость подумать, прежде чем что-то сказать. Нужно было проиграть этот диалог внутри с воображаемым человеком. Воображаемым человеком, а не Богом. Поэтому в твоей тишине нет ничего особенного! Мы рождаемся и умираем — вот единственная правда, которую я знаю. Все остальное — грезы взрослых детей… Детей, которые в упор не видят реальность и надевают на нее разные одежды в виде сотни концепций, не принимая ее обнаженной, такой, какая она есть. Потому что в ней нет ничего особенного. — Сергей почти не останавливался, его речь была плотной и не имела пауз. — Простота — самое сложное, что может быть. И за пеленой сложных идей ее совсем не видно. Ведь так страшно понять, что в жизни нет никакого смысла и все смыслы человек придумывает себе сам, а если кто-то не может придумать, ему помогут. Выдумщиков много.

Выслушав Сергея, Андрей Михайлович встал с кресла и медленно захлопал в ладошки.

— Не плохо для хулигана. Совсем не плохо! — гость замолк.

Мужчины молчали, находясь в поисках слабостей друг друга. Внезапная ухмылка или подергивание глазом, даже резкое движение руками могло послужить приглашением напасть на своего оппонента. Они стояли, как павлины, распустившие хвосты. Сергей больше не желал отступать и стелиться перед напыщенным клиентом, и Андрей Михайлович, кажется, это чувствовал. Посетитель впервые увидел в психологе достойного соперника. Он смочил губы. Сергей поднес чашку с холодным чаем и отпил немного, не отводя глаз от Андрея Михайловича.

— Вот почему с незнакомцами не стоит говорит о религии и политике. Потому что у каждого своя правда. И никто никогда не узнает истину. Только вера в определенную концепцию способна поддержать ее. Только вера, — задумчиво повторил Сергей.

Андрей Михайлович был спокоен. Его боевой нрав отступил. Тело расслабилось. Он больше не воспринимал Сергея как противника, теперь он видел в нем единомышленника.

— И заблуждается тот, кто пытается навязать свою веру, — добавил Сергей. — Ибо вера — это лишь идея, дарующая приятное состояние ее автору или последователю. Но никто не сможет питаться верой насильно. Вера — это добровольный акт. И каждый верующий во что-то свое будет питать себя этой идеей. Эта идея никогда не подтвердится. Бог никогда не появится на Земле. Поэтому вера — это лишь топливо для энтузиазма.

Сергей держал спину ровно, так, будто у него вместо позвоночника черенок от лопаты. Его подбородок был чуть приподнят, а руки раздвинуты в стороны. Андрей Михайлович тоже не отступал. Его широко расставленные ноги были крепки, как корни огромного дуба, плечи расправлены, а лицо выражало спокойствие и