Фатима - Джавид Алакбарли Страница 8

У всех них начало проявляться стремление к социальной критике, они выступали в роли носителя общественной совести, испытывали чувство моральной сопричастности ко всем событиям, происходящим в стране. И всё это подавалось под соусом озабоченности судьбами отечества.

Вот так страна и пришла к «Октябрьскому перевороту». А потом Гражданская война и репрессии изничтожили этот слой интеллектуалов. Но при этом кто-то из них всё же выжил в эмиграции. Интеллигенция же новой волны всё пыталась под песни Высоцкого и Окуджавы осознать, что же происходит в стране. Но развал СССР вынудил их всех заняться поисками хле ба насущного и забыть о своём мессианском предназначении.

***

По мере того, как семинар разворачивал свою работу, становилось ясно, что он очень напоминает американские горки. Из одной крайности докладчики кидались в другую. Их концепции и взгляды иногда разом возносили их всех к вершинам философской дискуссии, а порой бросали в пучину социологических исследований. Споры не утихали. Но пока они всё же не превращались в бесцельные баталии. Это радовало. А ещё дарило надежду на то, что они смогут, в конце концов, прийти к какому-то консенсусу.

В тот день на трибуне появился весьма интересный человечек. Он выбрал какую-то очень странную манеру изложения, весьма далёкую от привычного стиля в докладе или лекции. И говорил он весьма удивительные вещи.

— Он был гением. А ещё он был просто пьяницей. Обычным русским пьяницей. Заметьте, что не алкоголиком, а пьяницей. У него очень часто не было де нег даже на хлеб. Он был патологически беден. Себя он называл нищим из нищих. Очень хотел убить товарища Сталина, но так и не нашёл оружия, чтобы это сделать.

А вот деньги на выпивку он находил всегда. Конечно же, он не мог позволить себе купить водку. Пил какой-то суррогат. Даже язык не поворачивается назвать это самогоном. Ведь самогон — это всё-таки в своём роде тоже элитный напиток. Вынужден был пить дрянь, но не бросал пить. Из-за пьянства от него ушла жена.

А ещё он умел водить самолёты. И в годы Второй мировой войны уничтожал фашистов именно как боевой лётчик. И при этом он оставался великим философом. Человеком со столь неординарным мышлением, что даже сегодня мы не в состоянии понять и оценить масштаб и размах всех его идей.

Он пришёл в этот мир ярко выраженным бунтарём. Весь свой протест против советской власти он излагал в своих художественных произведениях. Когда он принёс для публикации свою первую книгу в редакцию журнала «Новый мир», его пригласил редактор и дал весьма дельный совет:

— Сожгите всё это. Это очень опасно. Прежде всего для вас.

Совету он не последовал. Наверное, именно поэтому был арестован, потом выпущен, но всё время считал, что за ним следят. Более того, он продолжал писать этот ужасный роман и, в конце концов, тай ком переправил его во Францию. Роман и там никто не хотел печатать. А потом нашёлся человек, владеющий книжным издательством и просто влюбившийся в эту книгу. Он и издал её. Она стала бестселлером, и её перевели на множество европейских языков.

Она принесла ему славу. Но, в конечном итоге, именно из-за неё его вместе с семьёй лишили гражданства и просто выгнали из страны. Бедность, видимо, была его постоянным уделом. И даже став профессором в мюнхенском университете, он так и не смог обрести материальное благополучие. Всю жизнь перебивался литературными подработками и упорно продолжал отстаивать свои оригинальные философские концепции.

Дальше докладчик назвал какую-то фантастическую сумму в долларах. И сказал, что фонд готов профинансировать цикл работ по изучению идей этого философа и публикации его трудов. Почему-то после этого заявления участники семинара начали переглядываться, но было очевидно, что желающих заняться этим так и не нашлось.

— Всё ясно. Никто не хочет взваливать на плечи эту глыбу. Слишком яркие идеи, слишком своеобразное видение мира и слишком необычные концепции, не укладывающиеся в привычные научные теории. А мы почему-то надеялись, что сможем хотя бы начать работу в этом направлении. Жаль. А ещё у нас были задумки по исследованию рукописей таких людей, как Бердяев, Ильин… Ну, словом, всех тех, кого выслали на том знаменитом «философском» пароходе.

И тогда он вмешался.

— Вы, по-моему, начали не с того конца. Мы же все «актуальщики». Нам интересен день сегодняшний, а не то, что было вчера. Но в нашем научном сообществе хорошо известны люди, которые могут осилить этот проект. Вам не нужны абы какие исполнители. Задача столь тяжела, что с ней могут справиться лишь лучшие из лучших. Давайте вместе постараемся их найти и вовлечь в этот проект.

***

После обеда они все гуляли по этому прекрасному парку. Именно тогда и начинался неформальный обмен мнениями. Этот же социолог из Баку всё сокрушался по поводу того, что устроители предлагают чисто философские гранты, не пригласив при этом сюда серьёзных исследователей-философов, затрагивают лишь поверхностно многие глубокие вопросы и не понимают того, что за этим стоят пласты неисследованных материалов…

А ещё во время этих дискуссий определялись позиции каждого из членов семинара и их отношение к событиям советской действительности. Уже к третьему семинару стало ясно, что имеются две ярко выраженные позиции.

Первая из них сводится к тому, что за семьдесят лет советской власти сформировался такой «хомо советикус», который явился закономерным результатом тоталитарного управления. И ничего хорошего в оценке этого «советского человека» участники семинара не предлагали.

Зато с удовольствием перечисляли весь негатив. В число «грехов» этого человека входило, конечно же, пьянство, воровство, полное равнодушие к тому, что и как он делает на работе, заниженные амбиции, приспособленчество… Самым страшным же было то, что все в этой группе были уверены, что все эти отрицательные черты обязательно будут воспроизводиться в новых поколениях.

Представители другой группы требовали доказательств. Они не отрицали того, что в постсоветском пространстве немало людей, наделённых этими негативными качествами. Но при этом они желали знать, путём каких эмпирических исследований установлен удельный вес личности такого типа в постсоветском обществе.

— Любой вопрос о человеческих типах предполагает глубокие социологические исследования. А они просто никогда не проводились. Ни в советское время, ни после развала СССР.

В конце этого дня слово предоставили очень известному учёному. Но почему-то говорил он весьма банальные вещи.

— Советское общество было