Карло Гоцци - Ворон Страница 9

Тарталья

Несмотря на все дерзости, которые вы мне наговорили, дорогой адмирал, вы меня тоже доводите до слез, потому что я знаю любовь, которую вы питаете к принцу Дженнаро. Но виноват не я. Виноват он. И повеления его величества должны быть исполнены.

Панталоне

Да, это верно, королю мы должны повиноваться. Лишь я один из всех придворных, хоть и бедный джудеккинец, постарался бы умягчить душу моего короля, и если бы он упорствовал в своей вражде к брату, я бы скорее отказался от должности, лишился бы своего положения, дал бы надеть себе оковы на ноги, чем явиться к мальчику вестником такого несчастия, такого бедствия.

Тарталья

В Неаполе, дорогой Панталоне, люди воспитаны не так, как у вас в Джудекке; там королевские повеления исполняются быстро и без такого героизма.

Панталоне

Исполняйте же их. А я, родом из Джудекки, изволите ли видеть, сударь мой, еще покажу вам, как бросают удобства и богатства, чтобы кончить дни в изгнании, неразлучно с несчастным бедняком, который всеми покинут, но будет мне всегда дороже жизни.

Тарталья, Панталоне, Труффальдино.

Труффальдино входит в большом волнении и спрашивает, знают ли они о необычайном происшествии. Панталоне спрашивает, уж не помирился ли принц с братом.

Тарталья спрашивает, не учинил ли Дженнаро какого-нибудь зверства.

Труффальдино становится в позу декламирующего трагика и начинает торжественным голосом: "В то время как народ..." Прерывает декламацию, умоляет не перебивать его, потому что один поэт написал для него повествование в стихах[14], дабы он мог прославиться, и он надеется, что затвердил его наизусть.

Панталоне,- пусть он кончает поскорее, потому что предстоят еще худшие несчастия.

Тарталья,-предстоят новые безумства Дженнаро.

Труффальдино вновь напускает на себя смешную важность и с трагическим пафосом читает весьма напыщенно нижеследующее повествование, академически жестикулируя со свойственной его характеру неуклюжестью.

В то время как народ, сойдясь толпами,

В великолепном храме ожидал

Свершенья брака и верховный жрец

Стоял пред алтарем, король Миллон

Взял за руку прелестную Армиллу,

И вот под звуки сладкогласной меди

И мелодических древес, под грохот

Тимпанов и гармонию напевов

Скрепился долгочаемый союз.

Но что это? Внезапно воздух храма

Наполнился сычами и другими

Зловещими пернатыми полночи,

Которые, порхая здесь и там,

Печальным криком огласили своды,

И сотни псов, и вновь другие сотни,

Рассеясь по торжественному зданью,

Чудовищно завыли. Со стены

Обрушилось прозрачное зерцало

И превратилось в мелкие осколки,

И чаша с солью с высоты алтарной

Упала, опорожнясь. В этот миг

На голову монарха оседает

Огромный филин. Грузная сова

Вцепляется в прическу королевы,

И острым когтем треплет волос черный,

И рвет ее божественный тупей.

(Отирает пот.)

Панталоне нетерпеливо спрашивает, чем же все это кончилось.

Труффальдино заявляет, что устал говорить стихами, что он боится надоесть, потому что ему несвойственно выражать мысли в стихах, и что он кончит прозой. Король и народ были смущены зловещими предзнаменованиями. Леандро подошел к королю и доложил, что Дженнаро нигде не удалось разыскать. У короля явились тягчайшие подозрения, и он стал опасаться, что его брат поднимет мятеж. Он приказал поставить войска под ружье, а всем придворным быть эту ночь на страже, удалился с супругой в брачные покои и т.д.

Панталоне в отчаянии, что Дженнаро неизвестно где; боится, не пошел ли он топиться, и, громко жалея его, уходит в одну сторону.

Тарталья, узнав, что ночью ему придется быть на страже, решает запастись крепким табаком, чтобы не уснуть, и уходит в другую сторону.

Труффальдино уходит тоже, чтобы приготовить своих охотничьих собак и напустить их ночью на Дженнаро, если тот вздумает неистовствовать.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Дворцовая аванзала с высокой дверью в глубине. Темная ночь. Приподнимается плита пола, и выходит Дженнаро, держа в одной руке горящий факел, а в другой обнаженный меч.

Дженнаро один.

Дженнаро

(тихим голосом, взволнованно)

Кусты, колючки, корни и каменья

Подземного, заброшенного хода

Мой шаг могли замедлить в темноте,

Но не прервать. Мне слишком дорога

Жизнь моего возлюбленного брата,

Хоть и враждебного. Других дверей,

Которыми Дракон проникнуть мог бы

В опочивальню брата, - нет. И здесь

Расстанусь с жизнью! Пусть докажет смерть

Мою невинность, если я не властен

Поведать правду словом уст моих!

Сбоку за сценой мерцают вспышки света.

Но что там блещет? Что за смрадный зной

Теснит мне грудь и отравляет воздух?

Наверно, это близится дыханье

Проклятого чудовища.

(В ужасе.)

Вот, вот!

Оно ползет сюда в просвете арки!

О жуткий вид! Всеведущее небо,

Защита угнетенных, укрепи

Отвагой этот меч, и эту руку,

И это сердце, верное тебе!

(Ставит факел.)

Появляется огромный, страшный Дракон, изрыгающий пламя.

(Нападает на Дракона.)

Сначала сам погибну, гнусный гад,

В твоей свирепой пасти!

Следует битва, сопровождаемая резкими переходами по сцене. Удары Дженнаро бесполезны. Дракон направляется к двери. Дженнаро пятится к ней, чтобы защитить ее.

О несчастье!

Алмазной и порфирной чешуей

Покрыт проклятый зверь!

(Наносит ему новые удары.)

О боже! Брат мой,

Бессилен меч!

Дракон оттесняет Дженнаро в сторону и приближается к двери.

Вам посвящаю, боги,

Последний и отчаянный удар!

(Поднимает меч обеими руками, наносит Дракону сокрушающий удар и при этом разрубает дверь.)

Дверь раскрывается. Дракон исчезает. Дженнаро стоит потрясенный, с мечом в руках.

Дженнаро, Миллон.

Входит Миллон, полуодетый, держа в левой руке светильник, а в правой обнаженный меч. Видит Дженнаро в описанном положении. Изумленно отступает.

Миллон

Предатель! Это ты! В ночи! Один!

С мечом в руках! Неистовый, безумный,

Ты рубишь двери, чтоб ворваться к брату

И умертвить его?

Дженнаро

(озираясь в смятении)

О, горе мне!

Дракон исчез! Мне нечем оправдаться.

Миллон

Вот жизнь моя! Вот кровь моя, злодей,

Которой ты неутолимо жаждешь...

Твой меч еще трепещет от удара,

Быть может, смерть твоя...

(Готовится к обороне.)

Дженнаро

Брат... брат... поверь...

Я для того пришел... я для твоей...

(В сторону, с отчаянием.)

Как я скажу? Безжалостные звезды!

Миллон

Эй, слуги! Где вы, слуги? Эй, сюда!

Те же, Леандро, Тарталь я и воины.

Тарталья

Мы здесь, к услугам вашего величества. (Видя Дженнаро.) Фу ты, черт! Что я вижу?

Леандро

О небо!

Миллон

Нерадивые министры,

Дурные слуги, так-то вы храните

Жизнь вашего монарха! Вы забыли

Мою тревогу! В ближние покои

Вы, нарушая мой прямой приказ,

Впускаете предателей, злодеев,

(кивая на Дженнаро)

Которые мечом ломают двери,

Чтобы в объятьях сна зарезать брата?

Обезоружьте принца!

Тарталья

Я не понимаю, каким образом...

Леандро

Государь,

Мы смущены, и мы понять не можем,

Как он вошел...

Дженнаро

Они не виноваты.

Я в этот зал проник подземным ходом,

Давно забытым, следуя внушенью

Моей любви, пронзившей душу мне.

Брат, я пришел из-за любви к тебе,

Из-за любви к тебе я вынул меч,

Я дверь разбил из-за любви к тебе.

Миллон

Ты ищешь оправданий, негодяй?

Ты о какой любви заводишь речи?

Дженнаро

Не спрашивай. Меня вела любовь.

Миллон

Я знаю, что любовь. Но что я жду

И слушаю бессмысленные речи

Преступника, который растерялся?

Обезоружить, заточить в темницу!

И пусть мои советники решат,

Достоин ли он жить.

(Уходит в гневе.)

Дженнаро

Неблагодарный!

(Бросает меч.)

Вот вам мой меч, и вот вам жизнь моя!

Пусть смерть меня избавит от страданий!

Нет больше сил! Быть может, день придет,

Когда мой брат меня еще оплачет

И над моей могилой, со слезами

И вздохами, напрасно будет звать

И величать невинным.

(В сторону.)

Торжествуй,

Безжалостный Норандо! Но да будет

С тебя довольно принесенной жертвы.

Да не постигнут брата моего

Дальнейшие невзгоды, и с Армиллой