Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии Страница 9

МАРЕК. Он не предал… Просто он был последователен! Он не мог служить добродетели. И не мог жить нравственно.

ШЕРИФ. Что значит — не мог?.. Кто ему не давал?.. (Наступательно.) Ты хочешь сказать, что мы были безнравственны, или как?

МАРЕК. Мы — нет. (Спокойно.) Безнравственны всегда те, другие. Те — остальные… То — остальное. То время, те годы… Мы — никогда!

ШЕРИФ (Монике). Он верил!.. (Мареку.) И мы верили! Мы и теперь продолжаем верить в хорошее… (С искренним возмущением.) Верить, я надеюсь, — это еще не безнравственно!

МАРЕК. Тогда все в порядке… (Устало.) У нас… чистая совесть. Всеобщая дезинфекция… в массовом масштабе! (Пауза.) Мы можем каждому смело смотреть в глаза!.. Надеюсь, и нашему профессору тоже!..

ФИЛИПП (взрывается). Дай мне его адрес!.. К черту, где он… где он?.. (Рассерженные жесты.) Ну так… ну так я доставлю тебе его на руках, мы посадим его во главе стола… и целый вечер будем… вот так… смотреть ему в глаза!..

МАРЕК. Где он?.. Вы не обратили внимание?.. (Пауза.) Ведь он здесь…

Тишина.

И весь вечер ждет…

БЛАНКА. Ждет?.. (В замешательстве.) Что ты имеешь в виду, Марек?..

МАРЕК. Может, я и ошибаюсь. Может, он уже и не ждет… может, он не хочет, чтобы мы это сказали.

ЛУПИНО. С ума сойти — ты не можешь говорить нормально?.. Что мы должны сказать?..

МАРЕК. Только одну фразу. (Пауза.) Пан профессор, простите.

Тишина.

ФИЛИПП. Это произносится до ужина или после?.. И — как закуска или как сладкое?

МАРЕК. Как собачья обязанность!

ФИЛИПП. Ну вот, пожалуйста! (С сарказмом.) Простите… простите!.. Я должен неожиданно расплакаться?..

ШЕРИФ (Мареку). Но за что, приятель, за что?.. За себя или за кого-то другого?..

МАРЕК. Да. И за себя тоже!.. И за то время, если тебе угодно!.. Господи, однажды ему кто-то должен это сказать!..

БЛАНКА. Я тебя уже понимаю, Марек… (Пауза, медленно.) Но мы… мы… ведь мы не имеем никакого отношения к истории Сумеца…

МАРЕК. Никакого, Бланка. Совсем никакого. Вот только… Сумец — это не история. Сумец — это наша юность… (Покорно.) Все, чего мы когда-то хотели… И чего… достигли…

ШЕРИФ. Достигли?.. (Настороженно.) А чего, собственно говоря, мы достигли?..

МАРЕК. Ну, например, себя.

ШЕРИФ. Итак… поколение неудачников! (С иронией.) Или потерянное поколение… так ведь? Ну, это для меня новость… Ужасно — поздравляю!.. (Взрывается.) А тебе не кажется, что это поколение — между прочим — кое-что сделало?! То, за что нечего стыдиться!.. И за что нечего просить прощения! А может, оно этого и не знает!..

МАРЕК (устало). То, что было сделано, — об этом уже чирикают воробьи на крыше. И все учебники об этом твердят… (С тревогой.) Только вот дети… нашим детям хочется знать о том, что мы не сделали… И они спрашивают, почему… (Пауза.) Как и то… что мы талантливые, когда речь идет о спасении и счастье всего мира… и такие бездарные, когда речь идет о человеке?..

ШЕРИФ. Это неправда! Человек ведь…

МОНИКА. …оказывается на последнем месте во всех наших деяниях… (Как бы укоряюще.) Фу, Шериф, это все фразы!..

ШЕРИФ. Не на последнем месте, а на первом!.. Этот порядок слов уже изменился! Не видите?.. (Рассерженно Мареку.) Честное слово, я и в самом деле не знаю, чего ты хочешь! Пан профессор — извините! Сейчас?.. Ведь его же отпустили… реабилитировали… заплатили — все уже давным-давно в порядке!

МАРЕК. Мы… мы еще не в порядке!

ФИЛИПП. Мы?..

МАРЕК (оживленно). Как вам нравится физиономия, которую вы каждое утро видите в зеркале…?

ШЕРИФ молчит.

МАРЕК. Ну, нравится вам? Мне — нет!..

МОНИКА. Вероятно, Шериф не смотрит в зеркало.

ШЕРИФ. Ты права… Я больше смотрю вокруг себя… (Резко к рампе.) Посмотрите… там внизу светится наш старый город!.. И вы не видите, что с ним случилось?.. (Мареку.) Разве вы не видите, как он изменился?.. И это тоже нужно замечать.!.. А не только одного отдельно взятого человека… одну ложь…

МАРЕК (с ужасом). Одного отдельно взятого человека?.. Одну ложь?..

ШЕРИФ. Пусть даже тысячу… двадцать тысяч… да хотя бы и сто тысяч!.. Это все пустяки!.. Неизбежные потери на нашем…

МАРЕК (кричит). Человек — это не пустяк!.. (Покорно.) Человек — это человек!.. И это — не ответ… это не ответ!.. Гляньте! Море новых домов! А как быть с ними?.. С теми новыми людьми в тех новых домах?.. Жилплощадь уже вычислили на квадратные сантиметры. А сколько сантиметров им еще разрешат — для совести?..

МОНИКА (сдержанно). Ровно столько, чтобы не было сверх положенного.

МАРЕК. Сумецу осталось место только в ванне. А свобода для него означает возможность перерезать себе вены!

ШЕРИФ (возмущенно). Ты хочешь сказать, что это наша вина?..

ФИЛИПП. Кого ты, собственно, обвиняешь, приятель?..

МАРЕК (молчит, потом медленно, бессильно). Сразу вдруг… сразу вдруг не стало виноватых… Они исчезли, испарились… И некому уже, собственно говоря, прощать… (Филиппу.) Я никого не обвиняю… только у меня такое ощущение… что класс «Б» сбежал с одного урока… с совсем не обязательного урока… (Покорно.) Поэтому мы делаем вид, что профессора нет… поэтому мы не хотим сидеть с ним за одним столом… Потому что мы сбежали и головы попрятали в песок…

ШЕРИФ (не владея собой). Ну так мы сбежали, пусть будет по-твоему… И что случилось?.. Что мы потеряли?.. Кого?.. Наш пан профессор… «Зло не существует, зло — это всего лишь видимость…» (Кричит.) А концлагеря?.. Они-то были, или это тоже мираж?.. А война… фашизм!.. Да, старого Сумеца списали, потому его мир умер!.. Спокойствие и блаженство!.. К черту, но для кого все это?! Все это пропахло нафталином, как старый халат в шкафу… и у этой старой, дешевой морали есть один минус: это вовсе не мораль!.. (Тишина.)

МАРЕК (поднимает бокал). Итак, давайте-ка выпьем! За эту твою мораль, Шериф! За мораль, у которой нет никаких изъянов!

ШЕРИФ (как бы опомнившись). Ну и ладно, думай, что хочешь! Мне наплевать на эти устаревшие, фаталистические бессмыслицы… (Цитирует с пренебрежением.) «Человек напоминает собаку, привязанную к едущей телеге…» (Взрывается.) Благодарствую… не хочу!.. Я — не собака, которая бежит за телегой!.. Я эту самую телегу тяну!..

МАРЕК. А может, ты только сидишь на этой телеге… Едешь, стегаешь хлыстом… И смотришь, как ее тащат другие!

Мучительная тишина. ШЕРИФ кладет сигарету. Подходит к МАРЕКУ.

ШЕРИФ. А ну-ка повтори!

МАРЕК. Мне кажется, что ты хорошо расслышал.

Стоят друг против друга, как мальчишки перед дракой.

ШЕРИФ. Повтори еще раз, Марек, и…

МАРЕК (спокойно). Ну, ударь, товарищ дипломат.

ЛУПИНО (сдерживает Шерифа). Что вы делаете… не сходите с ума! Вы ведь не на футболе…

ШЕРИФ. Пусти!.. (Кричит.) Еще каждый посланник!.. Еще каждый товарищ посланник!.. Как старый друг я тебе сейчас дам в морду!..

МОНИКА. Браво, Шериф! В морду — это самый лучший аргумент!

ЛУПИНО держит ШЕРИФА, ДОКТОР — МАРЕКА, БЛАНКА кричит.

БЛАНКА. Господи ты боже мой! И вот это наша выпускная вечеринка!..

Вдруг появляется молоденькая нежная ДЕВОЧКА, будто явление с того света… ушедшая юность… невинность… звучит тонкий, серебристый голосок.

ДЕВОЧКА. Товарищи, пожалуйста, ужин подан!

ЛУПИНО сразу же отпускает ШЕРИФА. Все и всё сразу выглядит нормально. Виновато-нормально. Но никто не двигается. Маленькая официантка идет впереди.

Прошу вас, милые гости…

СВЕТАК (первый приходит в себя). Ну так пойдемте, милые гости… (С нетрезвым кавалерским жестом предлагает обеим женщинам руки.) Mesdames… messieurs!.. Bon appétit!