Леонид Кравченко - Как я был телевизионным камикадзе Страница 46

Борис Ельцин использовал любую возможность, чтобы уязвить Горбачева. Он поднимал при поддержке московских властей на демонстрации в столице сотни тысяч людей. Помнится, в феврале не менее трехсот тысяч человек вышли на улицы и площади столицы. Прозвучал даже призыв идти на Кремль.

В тот день мне довелось быть в кабинете Горбачева на беседе. Он постоянно отвлекался для разговоров по телефону – президенту сообщали о ситуации в столице. Он пару раз сам звонил Пуго, тогдашнему министру внутренних дел. Тот докладывал о крупных скоплениях народа в разных точках Москвы. Горбачев распорядился, чтобы главные улицы, ведущие к Кремлю, перекрыли тяжеловесными грузовиками. Пуго пробовал возражать: «Михаил Сергеевич, ничего страшного – помитингуют и разойдутся». – «Нет, нет! – убеждал Горбачев. – Главное – не пускать на Манежную площадь. Так что действуйте решительно!»

Ох уж эта Манежная площадь. Кто только на ней не митинговал! Но вот когда демократы победили в стране, на Манежной площади начали «археологические раскопки», а потом сотворили никому не нужный сверхдорогой торговый центр под землей. Коммунисты в свое время не додумались вот таким лукавым образом закрыть площадь как место самых крупных митингов демократов.

Крупные потрясения происходили и в компартии, которую уже успели лишить ее главной роли – «руководящей и направляющей» силы в обществе. Тут и сам Горбачев изрядно постарался, чтобы освободиться от пут влияния со стороны ЦК. Он тогда очень боялся пленумов ЦК КПСС, где нажим на него как на генсека был все жестче. Ему куда больше нравились его президентские обязанности, рукоплескания сотен тысяч людей в чужих государствах при его визитах. Он испытывал верх блаженства от присуждения ему званий «Человек года», «Лучший немец», нобелевский лауреат. А дома его доставали тяжелыми вопросами по поводу экономического застоя.

Гласность, демократизация, политическая реформа давались Горбачеву с огромным успехом. За несколько лет демократизация общества достигла таких масштабов, какие другим странам давались за многие десятилетия. А вот экономическая реформа «топталась» на месте. И эта дисгармония политической и экономической реформ, может быть, самая болезненная неудача эпохи Горбачева.

Тем временем дела в экономике шли все хуже. Да еще без конца досаждал Борис Ельцин, который все чаще публично критиковал Горбачева. Это делалось не только на митингах, но и в телевизионных выступлениях. Чаще всего для этого использовалось ленинградское телевидение. Но российский лидер не прочь был использовать и главные каналы советского телевидения.

Накануне Международного женского дня, вечером, когда хотелось пораньше уехать домой с работы, успеть купить цветы жене, я получил письмо от Ельцина. «Прошу Вас, – было в письме, – предусмотреть возможность моего выступления по Центральному телевидению 15 марта с. г. в прямом эфире в течение часа в удобное для телезрителей РСФСР время в связи с предстоящим Союзным и Российским референдумом».

Должен признаться, эта депеша меня не обрадовала. Я понимал, что решение буду принимать не я, а отвечать, как всегда, придется мне. Ситуация осложнялась еще и тем, что предыдущее выступление Бориса Николаевича в прямом эфире 19 февраля с критикой Горбачева наделало много шуму.

В общем, я оказался в очень пикантном положении, как бы между двух огней. Естественно, во всех таких случаях, когда речь шла о выступлениях Ельцина по ТВ и радио, я обязан был поставить в известность президента Горбачева, что и сделал. Он не скрывал своей озабоченности и сказал, что от Бориса Николаевича можно ждать самых разных сюрпризов, которые могут иметь необратимые последствия и последние мосты будут сожжены. Горбачев, как прагматичный политик, прекрасно понимал, что он не может игнорировать Ельцина с его высоким государственным рангом председателя Верховного Совета России. И вместе с тем он ясно видел: чем больше становилась популярность Ельцина, тем больше ослабевало его собственное влияние. Поэтому он попросил меня провести переговоры с Ельциным и сделать предварительную запись выступления.

– Дай ему минут двадцать на втором канале, – порекомендовал Горбачев.

Я вышел на такие переговоры с российским руководством, но они настаивали только на открытом, прямом эфире. Мол, запись потом можно перемонтировать. В переговорах в качестве посредника выступал Олег Попцов, руководитель Всероссийской государственной телерадиовещательной компании. В конечном итоге мы условились, что будет проведено интервью, где с нашей стороны в качестве интервьюера будет Ломакин, а с другой стороны – Попцов.

Должен подчеркнуть, что об этом разговоре, о том, что предполагается такой формат интервью, я снова советовался с Горбачевым. Он сам назвал кандидатуру Сергея Ломакина в качестве ведущего. Мало того, высказал ряд рекомендаций по проблемам, которые могут быть затронуты в ходе интервью. И продиктовал мне больше десятка вопросов, трудных для Ельцина, которые связаны были с противостоянием между центральным и российским правительствами и «неправильной» позицией председателя Верховного Совета Ельцина.

Некий сценарий беседы вырисовывался. Однако живое телевидение всегда непредсказуемо. Сергей Ломакин – человек творческий, настырный, независимый, и он, конечно, привнес немало личного в эту передачу. Из вопросов Горбачева оставили только четыре. В целом Ломакин вел беседу в агрессивном, наступательном духе. Попцов, со своей стороны, старался снивелировать, сгладить тон, заданный Ломакиным, и его вопросы позволяли Борису Николаевичу раскрыться, утвердить свою позицию по ключевым проблемам. Все шло к благополучному финалу, как вдруг сработала домашняя заготовка Ельцина. В оставшиеся до конца передачи пять минут он сделал резкое заявление, в котором, по существу, потребовал отставки, смещения Горбачева.

Уже на следующий день меня позвали для объяснений на заседание Верховного Совета СССР. Телеинтервью Ельцина взорвало общество. Верховный Совет принял жесткую резолюцию, осуждающую это заявление.

Этот неожиданный поворот, точнее, переход председателя Верховного Совета РСФСР в новое качество не остался незамеченным. Независимые газеты, излагая выступление Ельцина, были сдержанны в оценках. Комментарий во «Времени» был корректным, но негативным. Зато потребовали телеэфира некоторые депутаты, резко отрицательно оценившие интервью Ельцина. Мы получили множество телефонных звонков, писем, телеграмм, содержавших критику в его адрес. Шквал разноречивых оценок показывал, что страна находится у истоков нового, более трудного этапа политической борьбы. Стало также ясно, что перед общественностью предстал иной Ельцин, настроенный более решительно, более бескомпромиссно, чем ранее.

Пост председателя Верховного Совета России подходил Борису Ельцину только в переходное время. Мечта его – стать президентом России уже в начале 1991 года – не казалась несбыточной. И в борьбе за этот высокий пост, как минимум уравнивавший по масштабу влияние Ельцина и Горбачева, особо важна была поддержка средств массовой информации. Телевидение и радио – прежде всего. К тому времени уже организационно оформилась Всероссийская телерадиокомпания. Радиопередачи велись. А вот своего телевизионного канала еще не было.

Однажды звоню по телефону Горбачеву, напоминаю ему о письме деятелей культуры с требованием полностью передать второй канал Российскому телевидению. Спрашиваю его, не было ли с его стороны твердых обещаний передать канал российскому правительству. Тут надо еще учесть, что примерно в те же дни поступило письмо от председателя Совета министров РСФСР И. Силаева, который настаивал на передаче второго общесоюзного канала России. Причем в частных беседах Иван Степанович подчеркивал, что Горбачев – за. Я этому не верил, поскольку Горбачев предупредил меня: «Канал Ельцину не отдавать. Можно выделить Российскому телевидению несколько часов, и хватит с них». Так вот, Горбачев снова и в решительной форме подтвердил: «Канал России не отдавать!»

Кстати, в отличие от Горбачева у меня не было принципиальных возражений против требований российского руководства. Если уж создана своя телерадиокомпания, то она должна иметь и свое радио, и свое телевидение. Спор шел только по поводу сроков.

Все это вынудило меня провести специальную пресс-конференцию. Кроме того, состоялась важная встреча, на которую в мой кабинет собрались первый заместитель председателя правительства России Юрий Скоков и руководители Всероссийской телерадиокомпании Олег Попцов и Анатолий Лысенко. Юрий Скоков рассказал, как вместе с Ельциным был на приеме у Горбачева и Борис Николаевич потребовал передать России второй общесоюзный телеканал. Горбачев якобы не возражал и даже заметил: «Хорошо, я Кравченко дам на этот счет указание. Странно – что он там дурака валяет?»