Татьяна Снежина - Душа как скрипка. Биография, стихи, воспоминания Страница 13

«Человеческое сердце…»

Человеческое сердце…Сколько в нем глубин и гор,Сколько в этом малом сердцеСилы, и какой простор.

Сердце может сильно сжаться,Когда внемлет не свое,Плакать может и смеяться,Распахнуться широко.

«Фонари рыжеволосые…»

 Фонари рыжеволосыеНочной мне шлют привет,«Жигули» разноголосыеПоют мне что-то вслед.

Погоди, брюнетка жгучая,Ночь! Постой, не уходиНаколдуй, о ты, могучая,Что б не наступили дни.

Ведь так чудесно рядышкомЗдесь с ветерком пройтисьИ еле видным камушкомГладь пруда разбудить.

А днем мечтать нелепо,Так душно, солнце жжет.И здесь, у старой липы,Меня никто не ждет.

Но вот спускает занавесНа город мой закат,И вновь играет «Полонез»Мой месяц — сводный брат.

И ветер, нежный спутник,Обнимет вновь меня.В ночи я вечный путник,Бегу быстрей себя…

Я ГОД УЖЕ С ТОБОЙ ЗНАКОМА

Вот уже год с тобой знакома,Второй пошел, как ни крути.Брожу по-прежнему у дома,Но силы нет к тебе зайти.

Тебя я знаю. Что ж поделать?Твое я имя и во сне шепчу.Души моей не переделать,На крыльях сердца я мысленно к тебе лечу.

ЧЕЛОВЕКУ

Высокому полету птицы будь подобен.И избегай тот путь, что более удобен.Люби людей, будь предан одному из них.Будь милосерден с душами больных

Людей, больных несчастною любовью,И гениев с судьбою роковой…

Что может быть чудеснее, чем синий вечер с огромными белыми звездами, отражающимися в бескрайнем окружающем тебя океане?! Что может быть чудеснее вечера на крохотном островке в морской пустыне, пальм, испаряющих солнечный дневной зной, раскаленного песка, согревающего ноги в вечерней прохладе, и двух влюбленных, при дающих всему вышеперечисленному волшебству непередаваемое очарование и непостижимость Вселенной?

Из повести «Дождь»

ТЫ ГДЕ-ТО ТАМ (песня)

Поездом ночнымУеду прочь из этих мест,Где в небе чайки плавный жест,Где море стало мне родным.

Поезд мой ночнойОтправит город в дальний путь.И пальмы ветками взмахнут,Прощаясь навсегда со мной.

А где-то там спадет печальная слеза,И вспыхнет там на ясном небе вдруг гроза.Ты где-то там сидишь у моря на песке,И в эту ночь ты нежно помнишь обо мне.Ты где-то там… Ты где-то там… Ты…

Поездом ночнымСлегка я город разбужу.Не просыпайся, я прошу.Ты так мне нравишься таким.

Южный ароматПоследний раз в себя вдохнуИ поездом ночным — в Москву,Туда, где волны не шумят.

А где-то там спадет печальная слеза,И вспыхнет там на ясном небе вдруг гроза.Ты где-то там сидишь у моря на песке,И в эту ночь ты нежно помнишь обо мне.Ты где-то там… Ты где-то там… Ты…

Сердце так стучитМгновениям последним в такт.Сейчас колеса застучат,И поезд в ночь меня умчит.

Смотрят фонариЖелтым взглядом мне в глаза.И в ожиданьи спит вокзал,А ты все где-то, где-то там…

А где-то там спадет печальная слеза,И вспыхнет там на ясном небе вдруг гроза.Ты где-то там сидишь у моря на песке,И в эту ночь ты нежно вспомни обо мне.Ты где-то там… Ты где-то там… Ты…

«Я люблю терпкий запах полыни…»

Я люблю терпкий запах полыниИ траву в алмазной росе…

«Моя подруга…»

 Моя подруга —Тень длинноногая.Моя порука —Осень глубокая.

Родные глазаХолодом лютымМеня и теньЛишают уюта.

Иду рядом с тенью,И с ней откровенноРешаю вопрос —Предать ли забвенью

Все то, что мне дорогоБыло весной?Все то, что исчезлоЭтой зимой?

Забвенью предатьИли верить —Весна вот придет,Все вернется, быть может.

ЛУГАНСК

Весна, май, конец учебного года… Достать билеты на первые авиарейсы с Камчатки «на материк» — в июне было очень сложно — начало школьных каникул, и сотни школьников с родителями стремились как можно раньше улететь туда, где теплей. И наши родители немного «хитрили» — уговаривали учителей нас с сестрой отпустить из школы раньше, в мае, на денька три-четыре. А мы, в свою очередь, каждую весну учились напряженней и изучали материалы школьных уроков самостоятельно, забегая вперед преподавателей, и сдавали учебные задания «экстерном», заканчивая тем самым проходить годовую программу уже к первым числам мая. Кстати, эта привычка потом осталась и в студенческие годы у нас обоих и была не только полезной, приучая к самоорганизации, но и приятной — хоть на пару дней удлиняя каникулы.

Но вот билеты куплены. Груженные чемоданами и сувенирами «дикого края» мы вылетали в Москву. Летали с многочисленными пересадками, и поэтому вкус «странствий» у нас с сестрой с детства был уже в крови. Магадан, Хабаровск, Якутск, Красноярск и другие города, где мы, стоя в аэропорту, в ожидании дозаправки самолета или пересадки, слушали звуки этих городов, голоса людей и пытались уловить новые запахи неизвестных нам мест — когда днем, когда ночью, а иногда и на рассвете. Самолет, как правило, прилетал в столицу утром и мы сразу на перекладных добирались до железнодорожного вокзала. Павелецкий. Кто бывал в Москве или там живет, поймет восторги детей, которые едут к этому вокзалу после многочасового перелета — он расположен почти в сердце этого прекрасного города. Мы гарантировано были обеспечены часовой «экскурсией» в такси или троллейбусе по улицам столицы. Лишь однажды отец заказал гостиницу, и мы остановились в Москве на пару суток. Газировка «Саяны», эскимо, усталые ноги, несущие нас по улицам самого красивого города на земле — нужно идти быстро, чтоб успеть и Красную площадь, и ВДНХ, и Воробьевы горы увидеть с Университетом. А сестра маленькая, иногда, хоть и первоклашка, на руках нести приходилось. Каникулы, мечты когда-нибудь жить в этом городе и… непременно чтоб из окна виден был МГУ… Но это я увлекся воспоминаниями.

С аэропорта на вокзал и к концу майского денька, начиная с обеда в купе с традиционной «курицей» путешественников и чаем «от проводницы», мы отправлялись дальше, на юг — в Луганск.

Не знаю, как у кого, а у меня и у Татьяны звуки и запахи путешествия всегда ассоциировались с железной дорогой. В те времена пассажиры могли открывать окна в купе, и мы устраивались вдвоем с сестренкой на верхней полке и наблюдали за проплывающими пейзажами. Гудели встречные тепловозы, люди, ожидавшие пока пройдет пассажирский, махали нам в ответ на наши радостные «махания», на бесконечных полустанках весело кричали местные бабульки, наперебой предлагавшие пирожочки, клубнику, отварную картошечку и вяленую рыбу. А по ночам, когда глаза уже слипались, а лицо горело, слегка обветренное весенним ветерком из окна купе, мы засыпали под перестук колес и эхо командных окриков диспетчеров на погруженных в темень сонных перегонах и вокзалах.

А утром вставали рано, на рассвете, давала себя знать разница во времени с Камчаткой — девять часов. Мы выскакивали в проход вагона и не уходили от окон, пока вдалеке, на горизонте не появлялась верхушка телевышки родного города, куда мы ехали. И тут же, как по команде, вагон начинал суетиться, сдавалось белье проводнице, гремели собираемые ею по купе стаканы в подстаканниках, шуршали газеты, народ закрывал чемоданы, переодевался в «парадное» — этого требовали традиции таких городов, и вагон наполнялся ароматами одеколонов и духов… наступали самые ожидаемые и потому, радостные минуты.