Николай Постарнак - Обыкновенный день Страница 3

ХУДОЖНИК 

Снегами взята в белое кольцотрамвая остановка кольцевая.Февраль.И стужа на одно лицопрохожих лица перелицевала.В канун сосулеки в прилет синиц —сутулость жестов, сумеречность лиц.Поскольку нам вслепую, по пятамхолодного движенья не отринуть...Но в самый раз затоначать картину«Прилет синиц. Большие холода».Так он размыслил, человек хороший.А размышляя, краски разминал.Он валенки затем и к ним калоши,как мелочь, на ботинки разменял,И вышел,на тепло рукой махнув,так, словно бы на время промакнувугрюмый хаос, выстудивший город,над коим, через силу колоколя,зашлись навзрыд осин колокола.И млечным светом серого стекладенницы свет — и нежен, и доверчив,едва достигнув уровня деревьев,из обихода утра был изъят.Но ощупью почти, как бы незряч,он оттенял и чествовал кончинузимы, сошедшей все ж наполовину,так, словно проследив первопричину,округе разрешал он этот плач.

Однажды все обиды выплачь,приникнув к косяку дверному,до капельки всем бедам выплатии настроению дурному.

Вглядись —он пацаном чумазым,твой хмурый день, красив и чуток.Вот босиком проспектом вмазалушастый чудик.

Везьмет тебя твой день подножкой,чтоб не ушиблен, —обычного грузовика подножкойчтоб был ожизнен.

Рекою самой синей мастипритормозит он,твой добрый день,твой умный мастер,твой композитор.

Он вслед тебе помашет пристальнона прощанье.И ты поймешь, что был он присказкойи причастьем

к тому, что так красиво выпаларека тебе, что позабытытвои горчайшие обидыи беды, что вчера ты выплакал.

ДРУГ 

Мне сегодня звонят, звонят.И летят голоса в зенит...Вы, друзья, оставьте меня.Ты, красивая, не звони.

Время движется. Вечер тих.И единственная строкаБез обмана уходит в стихИз потемок черновика.

Я ее отдышал: «ЖивиПлотью пашен, теплом полей,А когда не хватит любви,Умереть по-людски сумей...»

Шел я городом. Дождик шел,Крыш остукивал позвонки...Все я выдумал про звонки.Никакой строки не нашел.

Просто шел посреди светилГородских. На исходе дняДруг старинный, о ком забыл,В толчее окликнул меня.

Мир становится осязаемым,геометричным и сообразным —мы взрослеем.Но зачем же тогдаслетаются не однаждына свет наших зеленых полуночных ламп(или сиреневых, или голубых)все бабочки детства, бесполезно погубленныенамив нашем давно-давно?Но зачем же тогда не однаждыхочется приподнять черствый ли,набухший ли дождями клинышек земли,как резиновый клинышек двухцветного мяча,понапрасну испорченного намив нашем давно-давно,приподнять и посмотреть — а что там, внутри,Или же зачем не однаждыхочется прильнуть колкой щекойк старой коричневой яблоне,столько раз ограбленной намив нашем давно-давно, —стыдно попросить хоть одно яблочко....Мы идем не однаждывеселой аллеей откровений и истиннаших давно-давно.И становятся резчемысли задуманных нами стихов,и прекрасней проекты задуманных зданий.Сегодня постучался в окна моих очковбелый-белый, добрый-добрыймотылек.

АЗИМУТ

В забытом,в прошлом,где степей страницылистает ветер,за черным Чехракомлежат моих прапрадедов станицы,землею почерненных чумаков.

Они ушли,не зная революций,дорогами, сожженными огнем копыт...Мне слышится — степные песни льются.И ночь храпит.И каганец коптит.

И он,которого лишь по музеям знаю,в медвежью шкуру завернувшись глубоко,грустит по мне.В его зрачках тоска глухая.В его живых зрачкахтупая боль веков.

Но прорезаетсяи у виска стучитсямысль,до бунтарства жгуча, высока...Вселенная созвездьями струится.Скользят планеты по его щекам.

Николай.Ни кола, ни двора.Только дымное эхо костров.Только буйное эхо подков.Черноморская злая бора.Только смутное эхо веков, —сладость соли и табака.

И сидят у огня чумаки.Бородаты. На песню легки.Нет у них ни кола, ни двора,— Николай, — говорят, —нам пора.Наша воля, куда нам пора.Хоть до Стенькина та-бо-ра.

От Россиидо скифских могилзатерялись вы, предки мои.Мое имя от вас —Николай.Ни двора не хочу,ни кола.

Судьба нам прочила, пророчиланедоброе и нерезонное...Пальто демисемисезонноесемью ветрами оторочено.

Навстречу мне клекочут лебединад тундрой,над моею Летою.Но кличет степь ковыльным лепетом:— Ах, лепо ли?.. Не лепо ли?..

Не лепится судьба?Нелепица!Земля сама навстречу вертится.И — ни кола нам.И — не встретиться.

Своя у вас, другая летопись.И — ни двора.В дорогу верится.И новым смыслом песня полнится.И где-то впереди заветреното слово, что насущно молвится.

Я к тебе войду не постучав,попрошу напиться.Хрупкая соломинка лучавслед за мной скользнет по половицам.

И войдет со мной в твое жильезапах дыма,горький привкус хвои...Расскажу тебе я о своемпесенном, тревожном непокое.

И тебя за тридевять земельуведу по клавишам паркетав область ту, где не бывает лета,где моих бессонниц карусель.

Где во все границы — ледостав.Где любовь моя — во все границы....Далеко-далеко городаот моей полуночной столицы.

НА ОСТРОВАХ 

Солнечно. Сонно.Медленный вдохс выдохом леса перемежается.Перемещается облако в дождь.К сердцу бережно принимаялесотень,светосинь,начинаюэтот деньпод синичью морзянку «тинь-тинь».Островной государь,лес уводит лосиной тропой, —отрывной календарьнад распахнутой чьей-то судьбой.Отмахнусь лиот наплыва березовых струй,как от чистого говора струнпотревоженных гуслей.И у сосен ростральных,где глухарь, где добыча легка,боль свою не истрачу,как зазря не затрону курка.Говорун и молчальник,повстречавшийся мне на пути, —окаянный маячник,ты по сердцу меня рассуди:то ли так одичал я,то ли стал я к себе же добрей,то ли это — началосамой истинной жизни моей.

В ДОЛИНЕ СМЕРТИ[1] 

Адским кашлем пушки изошли.43-й. Бронзовеют лица.Это страшно — прахом раствориться,чтоб глаза цветами проросли.

Это зябко — в те цветы глядеть,как в друзей невозвратимых лица...Каска проржавевшая.Надень.Лютик твой нелеп уже в петлице.

И уже ты старше двадцати,строже двадцати на 43-й.И уже тебя мне не спастиесли вдруг ты упадешь, прострелен,как солдат,которому былатак необходима каска эта.

А в долине полдень.Добеладаль крахмалит сопки вешним светом.

Мы молчим с товарищем моим.А на вербах розовеет завязь.У бойниц о павших говорим,о дождях дремучих над Рязанью.

Мы запомним: вербами прошитдота череп.Воскресенье, Зоннтаг...А на запад, выверив по солнцуазимут,геологи прошли.

КРЕЧЕТ