Нежность в аду - Плиура Витаутас Страница 8

спрятанные на полочке над стиральной машиной

укрепили мои худшие подозрения

Одно только не совпадало

СИГАРЕТА Мама не курила

На фотографии она была с сигаретой в углу рта

В статье говорилось, что Джин Харлоу пользуется только одним оттенком

помады под названием Осенний Пурпур

Я нашёл тюбик, спрятанный у неё в музыкальной шкатулке, и у меня побежали

мурашки, Я попробовал помаду на себе

В тот самый вечер

Приехали тётя с дядей, которые

КОГДА-ТО ЖИЛИ В КАЛИФОРНИИ

Поздно ночью я прокрался и стал смотреть вниз перегнувшись через перила и мама

была в атласном белом вечернем платье

А тётя Гильда протягивала ей LUCKY STRIKE я

чуть не умер

Она курила и папа разрешал ей танцевать с этими странными мужчинами

в совершенно-голливудских костюмах-тройках

И мама была накрашена той самой помадой я не сомкнул в ту ночь глаз

На следующее утро она под дождём везла нас в школу

У неё были усталые глаза

И она катала во рту мятную таблетку чтобы

перебить запах табака

И всю дорогу я смотрел на её ресницы, на тушь

которую она не успела смыть.

И я не сказал Ничего Рамоне, и Ванессе, и Дорис

И Тине, и Томасу не сказал

Они бы всё разболтали, если бы вдруг узнали

Кем НА САМОМ ДЕЛЕ была моя мама

И всё испортили бы

Но со мной

Она могла быть спокойна

За свой секрет.

25) Мама

Я не говорил со своей матерью двадцать два года

В четырнадцать я убежал из дома

Мне было стыдно, что я голубой

Чёрные бомжи в Чикаго кормили меня

Учили меня выживать

Мартин Лютер Кинг на телевизионных экранах в супермаркетах

Куда

Я заходил, чтобы согреться

Двадцать его лиц на экранах

Я чувствовал себя в безопасности

Теперь у меня уютный дом в Висконсине на берегу озера

Все эти годы

Я возвращал ей письма, открытки

ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ

Когда я был в младших классах, она рисовала мне от руки

специальную

смешную открытку на Хэллоуин, когда открываешь

смешное маленькое окошко,

там гоблин

показывает тебе язык

Сегодня я отправился в Северный Док

Небо пурпурное, багровое небо

Я спускаюсь вниз, потому что все яхты сегодня причалены

И я ложусь в одну из них

волны с шелестом набегают на борт

Я как будто лежу в колыбели, одна рука на краю

Качаясь, качаясь

Звёзды зажигаются одна за другой

Запах бензиновых пятен доносится от воды

Звёзды мерцают как глаза

Всё

расплывается, вдруг

Две руки вынимают меня

Прижимают воркуя воркуя воркуя

Каспер, дружелюбное привидение, детская погремушка

тихонько хихикает

Я вдыхал запах духов моей мамы, запах, который я не вспоминал долгие годы.

Волны превратились в её волосы

Распущенные по тёмной воде

Солнечные, солнечные её волосы.

26) На одну ночь

Мы встретились в баре с тёмно-лиловыми стенами

Сигаретный дым разбивался о биллиардный стол

Как вздымающийся ковёр на цирковой арене

Ты прошёл так близко ко мне, как по канату

Умудрившись не упасть и не разбиться насмерть.

Страховочной сетки не было.

Клоуны потрясенно заморгали

Выпустили свои пурпурные воздушные шарики

Мальчики-проститутки, одетые дрессировщиками,

Попадали с высоких табуретов у стойки,

Обездвиженные чарами, разбились как

Шалтай-Болтай, только желтки

размазались на грязном неровном полу.

Музыкальный автомат завизжал как приговорённый,

которого тащат на

электрический стул.

Я понёс тебя домой, как кошка - котенка,

Осторожно сжимая в зубах складочку на твоей шее.

Моё дыхание грело твои маленькие соски.

Руки твои, ветви, склонявшиеся над моим детским

Потайным шалашом.

Я едва шевелюсь, как плод на двадцатой неделе.

Ты меня гладишь по голове, то есть ты гладишь по животу

мо мать.

Мне ничего здесь не угрожает.

Домовой заперт в чулане, стучится в дверь,

как Гитлер, торопящийся в ад.

Я проглотил ключ.

И мне не страшно, что ты

любишь меня... И я сам не боюсь любить тебя.

Я не знаю твоего имени.

И больше никогда тебя не увижу.

Лос Анджелес сожрёт тебя,

Маленькую рыбку, брошенную

в штормящее море.

Мы безмолвны.

Не о чем говорить.

Двое немых на Марсе.

Ты играешь с моим ухом как если бы

Это было первое ухо в твоей жизни.

Амур, истощённый СПИДом, он достаёт

стрелу, но у него нет сил

натянуть тетиву.

Он отдыхает на абажуре, сделанном из моей кожи.

Я почти атеист,

но я сдался и начал молиться

о любимом на коленях моих ко Господу.

Ты начал целовать меня так, как если бы

каждый поцелуй был глотком воздуха.

Темнота безуспешно пытается прорваться к нам

сквозь открытое окно.

Фатоватые мотыльки

С мраморными прожилками на крыльях

из газировки и золота, давно считавшиеся

вымершими, суетятся вокруг лампы, как

электроны вокруг ядра.

Вдруг ты кончаешь, стесняешься

Что кончил так быстро.

Я протягиваю тебе полотенце с улыбчивым Микки-Маусом,

Подарок на день рождения от Рамоны, моей сестры.

Ты вдруг вскакиваешь и одеваешься.

Я хочу попросить тебя остаться.

Я хочу попросить у тебя телефон.

Ты энергично пожимаешь мне руку, как если бы мы

Только что провели удачные переговоры.

Я растягиваюсь на простынях,

На которых ты всего пятнадцать минут назад

Лежал, как младенец, раскрытый настежь,

Ребёнок, который, раскинув руки

Падает на спину в снег, как если бы падал ангел.

На подушке вмятина от твоей головы.

Где-то одинокий пересмешник бормочет

Передразнивая то, что я бормотал

Спускаясь, нашаривая твою грудь

Губами.

27) Питер

Ежедневно

По дороге на работу

На шоссе, ведущем в Лос-Анджелес,

Я проезжаю высокое сизое здание, прячущееся

за спуском на Тэмпл-стрит, как затеявший пакость

большеротый зубастый ребенок

Ежедневно

На шоссе, ведущем в Лос-Анджелес,

Я вижу Венерину Мухоловку, где переваривают

заключенных-гомосексуалистов

Ежедневно

На шоссе, ведущем в Лос-Анджелес,

Одетый в костюм с галстуком,

Я хочу умереть... на несколько минут... если движение медленное

потому что мне виден ряд окон, из которых может выглядывать мой любимый

Посещение - тяжкое испытание Длинные очереди Я подлежу обыску

Пособники шерифа вышагивают, как раздутые женихающиеся голуби

Обращаются с посетителями, как с заключёнными

Единственное светлое пятно - бойкая маленькая скрюченная вьетнамка

продающая розовую сахарную вату и попкорн со вкусом сыра

Ежедневно

На шоссе, ведущем в Лос-Анджелес,

Солнце бьёт меня по глазам, как римский гладиатор,

Потому что я еду на восток в семь утра

Я проезжаю Дворец Правосудия, где моего любимого заперли

в здании, сложенном из камней

Дубинки и камни могут переломать мне кости

Но дом из камня убьет меня раньше, разлучая

меня с любимым

Ему редко удается позвонить

Большинство моих писем до него не доходит

Потому что их читают, подвергают цензуре, высмеивают

Он сидит у окна

Когда его ненадолго выпускают из камеры

По утрам

И наблюдает за движением

На шоссе

Вдалеке

Ежедневно

На шоссе, ведущем в Лос-Анджелес,

Когда я еду учить детей-аутистов в худшем

районе Восточного Эл-Эй

Я проезжаю здание, где мой любимый гниёт, как орхидея

в темном гараже

Неужели человек больше ни на что не годится, кроме как сидеть взаперти,

пантерой в зоопарке

Питер рисовал граффити на стенах католических церквей, выступая против

запрета, наложенного архиепископом на презервативы