Андрей Вознесенский - Тьмать

Андрей Вознесенский

Тьмать

ПЛАBКИ БОГА

Пятидесятые

Памяти Б. и С.

Эх, Россия!Эх, размах…Пахнет псинойв небесах.

Мимо Марсов, Днепрогэсов,мачт, антенн, фабричных трубстрашным символомпрогрессаносится собачий труп.

Над Академией,осатанев,грехопадениемпадает снег.

Парками, скверамисчастье взвилось.Мы были первыми.С нас началось —

рифмы, молитвы,свист пулевой,прыганья в лифтывниз головой!

Сани, погони,искры из глаз.Все – эпигоны,все после нас…

С неба тяжёлого,сном, чудодейством,снегом на головувалится детство,

свалкою, волей,шапкой с ушами,шалостью, школой,непослушаньем.

Здесь мы встречаемся.Мы однолетки.Мы задыхаемсяв лестничной клетке.

Автомобилямимчатся недели.К чёрту фамилии!Осточертели!

Разве Монтеккии Капулеттилоконы, веки,лепеты эти?

Тысячеустымчетверостишиемчище искусства,чуда почище.

Кружатся опилки,груши и лимоны.Прямона затылкипадают балконы!

Мимо этой сутолоки,ветра, листопадамчатся на полуторкевёдра и лопаты.

Над головоломнойка —та —строфоймы летим в Коломнуубирать картофель.

Замотаем платьица,брючины засучим.Всадим заступ в задницыпахотам и кручам!

Летят носы клубникой,подолы и трико.А в центре столб клубится —ого-го!

Смеху сколько —скользко!

Девчонки и мальчишкислетают в снег, визжа,как с колеса точильщикаиль с веловиража.

Не так ли жизнь заноситтоварищей иных,им задницы занозити скидывает их?

Как мне нужна в поэзиисвятая простота,но мчит меня по лезвиюкуда-то не туда.

Обледенели доски.Лечу под хохот толп,а в центре, как Твардовский,стоит дубовый столб.

Слетаю метеоромпод хохот и галдёж…Умора!Ой, умрёшь.

Меня пугают формализмом.

Как вы от жизни далеки,пропахнувшие формалиноми фимиамом знатоки!В вас, может, есть и целина,но нет жемчужного зерна.Искусство мертвенно без искры,

не столько Божьей, как людской,чтоб слушали бульдозеристынепроходимою тайгой.

Им приходилось зло и солоно,но чтоб стояли, как сейчас,

они – небритые, как солнце,и точно сосны – шелушась.

И чтобы девочка-чувашка,смахнувши синюю слезу,смахнувши – чисто и чумазо,смахнувши – точно стрекозу,в ладони хлопала раскатисто…

Мне ради этого легкилюбых ругателей рогатиныи яростные ярлыки.

Стучат каблучонкикак будто копытцадевчонка к колонкесбегает напиться

и талия блещетувёртливей змейкии юбочка плещеткак брызги из лейки

хохочет девчонкаи голову мочитжурчащая чёлкас водою лопочетдве чудных речонки

к кому кто приник?и кто тутдевчонка?и кто тут родник?

Не надо околичностей,не надо чушь молоть.Мы – дети культа личности,мы кровь его и плоть.Мы выросли в тумане,двусмысленном весьма,среди гигантоманиии скудости ума.Отцам за Иссык-Кули,за домны, за пескине орденами – пулямисверлили пиджаки.И серые медалидовесочков свинца,как пломбы, повисалина души, на сердца.Мы не подозревали,какая шла игра.Деревни вымирали.Чернели вечера.И огненной подковойгорели на заревенки колючих проволокнад лбами лагерей.Мы люди, по распутьюведомые гуськом,продутые, как прутья,сентябрьским сквозняком.Мы – сброшенные листья,мы музыка оков.Мы мужество амнистийи сорванных замков.Распахнутые двери,сметённые посты.И ярость новой ереси,и яркость правоты.

Интерьеры скособоченыв оплеухах снежных масс.В интерьерах блеск пощёчин —раз-раз!

За проказы, неприличностии бесстыжие глаза,за расстёгнутые лифчики —за-за!

Дым шатает половицы,искры сыплются из глаз.Этак дача подпалится —раз-раз!

Поцелуи и пощёчины,море солнца, птичий гвалт, —задыхаемся, хохочем —март!

Пляска затылков,блузок, грудей —это в Бутыркахбреют блядей.

Амбивалентнодобро и зло —может, и Лермонтованаголо?

Пей вверхтормашками,влей депрессант,чтоб нового «Сашку»не смог написать…

Волос – под ноль.Воля – под ноль.Больше не выйдешьпод выходной!

Смех беспокоен,снег бестолков.Под «Метрополем»дробь каблучков.

Точно косули,зябко стоят.Вешних сосулекгрешный отряд.

Фары по рожехлещут, как жгут.Их в Запорожьематери ждут.

Их за бутылкамине разглядишь.Бреют в Бутыркахбедных блядищ.

Эх, бедоваясудьба девчачья!Снявши голову,по волосам не плачут.

Нет у поэтов отчества.Творчество – это отрочество.

Ходит он – синеокий,гусельки на весу,очи его – как окуниили окно в весну.

Он неожидан, как фишка.Ветренен, точно март…Нет у поэта финиша.Творчество – это старт.

Мёрзнет девочка в автомате,прячет в зябкое пальтецовсё в слезах и губной помадеперемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.Пальцы – льдышки. В ушах – серёжки.

Ей обратно одной, однойвдоль по улочке ледяной.

Первый лёд. Это в первый раз.Первый лёд телефонных фраз.

Мёрзлый след на щеках блестит —первый лёд от людских обид.

Поскользнёшься, ведь в первый раз.Бьёт по радио поздний час.

Эх, раз,ещё раз,ещё много, много раз.

Где пьют, там и бьют —чашки, кружки об пол бьют,горшки – в черепки,молодым под каблуки.Брызжут чашки на куски:чьё-то счастье —в черепки!

И ты в прозрачной юбочке,юна, бела,дрожишь, как будто рюмочкана краешке стола.

Горько! Горько!Нелёгкая игра.За что? За горкус набором серебра?Где пьют, там и льют —слёзы, слёзы, слёзы льют…

Москва завалена арбузами.Пахнуло волей без границ.И веет силой необузданнойот возбуждённых продавщиц.

Палатки. Гвалт. Платки девчат.Хохочут. Сдачею стучат.Ножи и вырезок тузы.«Держи, хозяин, не тужи!»

Кому кавун? Сейчас расколется!И так же сочны и вкусны:милиционерские околышии мотороллер у стены.

И так же весело и свойски,как те арбузы у ворот,земля мотаетсяв авоськемеридианов и широт!

Пожар в Архитектурном!По залам, чертежам,амнистией по тюрьмам —пожар, пожар!

По сонному фасадубесстыже, озорно,гориллой краснозадойвзвивается окно!

А мы уже дипломники,нам защищать пора.Трещат в шкафу под пломбамимои выговора!

Ватман – как подраненный,красный листопад.Горят мои подрамники,города горят.

Бутылью керосиновойвзвилось пять лет и зим…Кариночка Красильникова,ой! Горим!

Прощай, архитектура!Пылайте широко,коровники в амурах,райклубы в рококо!

О юность, феникс, дурочка,весь в пламени диплом!Ты машешь красной юбочкойи дразнишь язычком.

Прощай, пора окраин!Жизнь – смена пепелищ.Мы все перегораем.Живёшь – горишь.

А завтра, в палец чиркнувши,вонзится злей пчелыиголочка от циркуляиз горсточки золы…

…Всё выгорело начисто.Милиции полно.Всё – кончено!Всё – начато!Айда в кино!

Мои дела —как сажа бела,была черноброва, светла была,да всё добро своё раздала,

миру по нитке – голая станешь,ивой поникнешь, горкой растаешь,мой Гамлет приходит с угарным дыханьем,пропахший бензином, чужими духами,как свечки, бокалы стоят вдоль стола,

идут делаи рвут удила,уж лучше б на площадь в чём мать родила,

не крошка с Манежной, не мужу жена,а жизнь, как монетка,на решку легла,

искала —орла,да вот не нашла…

Мои дела —как зола – дотла.

Дом на Трубной.В нём дипломники басят.Окна бубнойжгут заснеженный фасад.Дому трудно.

Раньше он соцреализма не видалв безыдейном заведенье у мадам.

В нём мы чертим клубы, домны,но бывало,стены фрескою огромнойсотрясало,

шла империя вприпляспод венгерку,«феи» реяли меж насфейерверком!

Мы небриты, как шинель.Мы шалели,отбиваясь от мамзель,от шанели,

но упорны и умны,сжавши зубы,проектировали мыдомны, клубы…

Ах, куда вспорхнём с твоихавиаматок,Дом на Трубной, наш Парнас,alma mater?

Я взираю, онемев,на лекало —мне районный монументкажетноженькулукаво!

Не пуля, так сплетняих в гроб уложила,не с песней, а с петлейих горло дружило.

И пули свистали,как в дыры кларнетов,в пробитые головылучших поэтов.

Их свищут метели.Их пленумы судят.Но есть Прометеи.И пленных не будет.

Несётся в поверьяверстак под Москвой.А я подмастерьев его мастерской.

Свищу, как попало,и так и сяк.Лиха беда начало.Велик верстак.

Борька – Любку, Чубук – двух Мил,а он учителку полюбил!

Елена Сергеевна, ах, она…(Ленка по уши влюблена!)

Елена Сергеевна входит в класс.(«Милый!» – Ленка кричит из глаз.)

Елена Сергеевна ведёт урок.(Ленка, вспыхнув, крошит мелок.)

Понимая, не понимая,точно в церкви или в кино,мы взирали, как над пеналамишло таинственноео н о…

И стоит она возле окон —чернокосая, синеокая,закусивши свой красный рот,белый табель его берёт!

Что им делать, таким двоим?Мы не ведаем, что творим.Педсоветы сидят:«Учтите,вы советский никак учитель!

На Смоленской вас вместе видели…»Как возмездье грядут родители.Ленка-хищница, Ленка-мразь,ты ребёнка втоптала в грязь!

«О, спасибо, моя учительница,за твою высоту лучистую,как сквозь первый ночной снежокя затверживал твой урок,

и сейчас, как звон выручалочки,из жемчужных уплывших странокликает меня англичаночка:«Проспишь алгебру,мальчуган…»

Ленка, милая, Ленка – где?Ленка где-то в Алма-Ате.Ленку сшибли, как птицу влёт…

Елена Сергеевна водку пьёт.

Б. А.