Игорь Гергенрёдер - Стихи [Сборник]

Игорь Гергенредер

СТИХИ

Наталье Алтынбаевой

Аромат жасминовый и дымок от сауны,Сосны смолкой плакали в полдень дачно-томный.Селезень и уточки, белки и вся фаунаНам желали полдничать остро и скоромно.

Утром были постники. Трепеща стрекозами,Чувства наши в хрупкости изнывали вздорно.Но пришло подарочно, банно и берёзово —Голубиной поступью — то, что так упорно…

Колесницей сауна понеслась экстазная,Мчала её молния, царственно блистая.Правила сиятельно ты, многообразная,Роскошь грехотворная! Амазонка Мая!

Детка ли, дикарочка, а то вдруг жеманница:Ты хотела сумерек вкрадчивых приливов.Мы страдали жаждою нашим счастьем раниться —В ненасытном голоде — щедрости игривой.

Покупали жертвами муку мы полночную,Пахла ты жасминами, ранила пребольно…Нас лечило вечностью представленье точное —Как уходит вечное стёжкою окольной.

Ты пропала бусинкой росыВ грусти недосказанной левкоев.Скорпиона жалящей косыЯ бужу влюблённою рукою.

Девочкой остался АндижанВ памяти с урюком и хурмою.Плач хмельной какого же рожнаМушку со щеки твоей не смоет?

Правый твой был просто бугорок,Левый я прозвал «килиманджарчик»…Вызрел распустившийся жарокВ мраком угрожающий пожарчик.

Не любитель я рисковых драм,Не кричу слезьми по нежной были:Мой порыв к нетронутым цветкамВаши бы бездумно загубили.

Задремал зловещий скорпион,Но упрёк не спит в огне вендеттном:Не полез тогда я на рожон,Застеснявшись участи бездетной.

Бритвой посверк аспидной косы —Так безгрешно полночь беспокоя! —Пишет мне в изломинках косыхДолю отцветающих левкоев…

«В 1757 году, перед сражением под Росбахом, командир прусских и английских улан Уве-Ральф Лей (Уверлей — герой народных баллад) произнёс: «Господа, мы имеем честь пойти в атаку!»

На жерла мчится эскадрон,Он не живёт — он в славе млеет.Штыками щерится заслон,Платочком машет Доротея…

Заслон был смят. «Вперёд! Вперёд!»Сверкают каски, стяги реют.А конь, отстав, к воде несётОтозванного Уверлея.

Невесте скажут про беду —И девушка окаменеет,И вечной статуей в садуДля слёз и шуток забелеет…

«В 1919 году население поволжского села Мариендорф отказалось сдать продразвёрстку и поголовно полегло под пулемётами».

Сходилась паства, немо ждали.Был патер жилистый и властный.А где-то стыли дали, далиИ остов Дороти несчастной.

«Кресты нашиты? Ульм косматый,Пускай жена тебя причешет!» —Был патер словно в чёрных латах:Но эскадроны были пеши.

А на холме вблизи тачанокОтрядники варили просо.Им было худо от молчанья —Хоть топоры бы, вилы, косы!

Но вожделение напрасно.«Шульмейстер — хор!». «Ave Maria…»Старались дети. В мире — ясность.И бережно пошли прямые.

…А пулемёты всё стреляли!О, несознательная масса!И близко были дали, далиИ Образ Матери прекрасный.

Май 1988

Наталье Алтынбаевой.

К концу полёта подали вино.Урала воздух. Я схожу по трапу.Авто. Банкет. Томящий саксофон.Вошедший Россель нежно жмёт мне лапу.

Сентиментальный пропорхнул часок:Я про Берлин, а он про доллар с «ойро»…Предатель хенди[1] твой зажал звонок,И нить звенит в руке богини Мойры.

Официант, подав со льда токай,Мне с миной важной: «Тут о вас спросили».Огненноокий в красных брючках МайВ мой вплёл венок белейшую из лилий

И улыбнулся, чёлочкой тряхнув.Глядела ты прекрасной хищной птицей —Я взревновал к тебе твою весну,Загадочная властная зарница!

А жизни нить легла на ножниц сталь,Игорный стол отдал очко алькову.Мы разбивали старую скрижаль —Безумел Май, даря снежка обнову.

Припрыжка круглых, и души бедлам,Намёк на рай познавшую фалангу…Я розой подносить к сухим губамБеру твои прелестные string-tanga.

Его голос:

Говорят, он тебя заласкал,Он с тобою так нежен…Но точу и точу я кинжалИ однажды зарежу!

Изрублю его в мелкий шашлык,Кабардинцу дам шпоры!Натяну на глаза мой башлыкИ умчу тебя в горы…

Она:

Под окном поёт чувак,А я танцую мамбурак.Эй, мамбо! ай, Адам-зад!Муж приплясывает в лад.Говорит: «Снеси чурек.Что там просит человек?»Я снесла, а он с гитарой,Говорит мне: «Муж твой старый».Эй, мамбо! ой, Адам-зад,Вороти меня назад!«Он глухой», — сказал чувакИ как спляшет мамбурак!Эй, мамбо! ой, Адам-зад!Я приплясываю в лад…Съели вместе мы чурек —Был доволен человек.«Эй, мамбо!» — я и чувакСнова пляшем мамбурак…

Опубликовано под псевдонимом «Зейнаб»

Лес Булонский и Монмартр,Для меня вы — грустный театр.Синих глазок обещаньяНе встречают пониманья.Грациозный поворотик,Приоткрытый влажный ротикНе возьмут меня в полон —Я люблю Ким Зелигзон!Против скрипки — мой смычок.Десять евро — на сантим…Подведи меня толчок —Никого нет ярче Ким!Иронична, комильфотна!Я в иных объятьях плотныхПокупной случайной связиПовторю опять в экстазе,Выжимая мой лимон:Я люблю Ким Зелигзон.

Море пурпурной пенойНамечает дорогу,Манит сказка восходаЗагулявший челнок.

Парус полнит измена,И насмешливо-строгоПросит всё без остаткаГлаз дразнящий упрёк.

Прихотливые розы,Стон признаний и клятвы —Вы подарены ночи,Где не видно ни зги.

Виноградные лозы.Хмель полуденный жатвы…Словно лезвие, точенНожки вкрадчивый сгиб.

Я сражён прямо в сердцеПоцелуем Нептуна —Ветроногий кораблик,Тонкой горечи мёд!

Стать навек отщепенцем —Подаянья Фортуны —Я молю ради полдня,Мой полночный восход!

Мяч в аут улетел,Устали спать ресницы.Жгут двух бессонных тел,И невредим и цел,В тщете — когда-то свиться…Записан на скрижальВолчонка трепет в мае.Сиреневая дальВ нём сердца дрожь питает.Жгут разлучённых тел —Неотразимо бел!И тяжело-темныДвух далей злые сны.Мы пишем на скрижальИзбитую печаль…Не казнь таят ресницыВолчицы-чаровницы?

Наталье Алтынбаевой

На каблучке высоком туфелька,Дрожливой ножки нагота.Коснулась вызревшая пуфика —Белее лилии — мечта.

И оттеняет пуфик бархатныйМечты лелеемой атлас.Я — твой всецело и безропотно,Таинственно звучащий саз[2]!

На саза звон восточной грациейНеупиваемо влеком —Я пью в возвышенной прострацииТвоей поэзии «Клико»…

Белорояльно утончённоеВ тебе, как с пряным сыром мёд:Твоя изменчивость кручёнаяИ брови смелые вразлёт.

Мне баловство блеснёт лодыжками,И сладко дастся нам двоимНесхожесть горькая с излишками,Греха неистовый интим.

И, созидая культ космический,Даря свободу злому рту,Я изрумяню еретическиМечты крутую круглоту.

Любимой Kim Seligsohn