Алексей Крученых - Игра в аду

Алексей Крученых

Велимир Хлебников

Игра в аду

Второе издание поэмы (с иллюстрациями К. Малевича и О. Розановой) отличается от первого (иллюстрированного Н. Гончаровой) большим объемом, иным расположением строф и отсутствием пунктуации. Позже Крученых включил составленный Хлебниковым план поэмы и ее «новые сцены» в выпущенный им стеклографированный сборник «Неизданный Хлебников. Вып. XVIII» (М., 1930). Он вспоминал об истории создания поэмы: «В одну из следующих встреч, кажется, в неряшливой и студенчески-голой комнате Хлебникова, я вытащил из коленкоровой тетрадки (зампортфеля) два листка — наброски, строк 40–50, своей первой поэмы «Игра в аду». Скромно показал ему. Вдруг, к моему удивлению, Велимир уселся и принялся приписывать к моим строчкам сверху, снизу и вокруг — собственные. Это было характерной чертой Хлебникова: он творчески вспыхивал от малейшей искры. Показал мне испещренные его бисерным почерком странички. Вместе прочли, поспорили, еще поправили. Так неожиданно и непроизвольно мы стали соавторами. <…> Эта ироническая, сделанная под лубок, издевка над архаическим чертом быстро разошлась» (Крученых. С. 49–50). В. Шершеневич, считавший нежелательным совместное поэтическое творчество, писал по поводу поэмы: «Едва ли это прием допустимый в поэзии. Ведь мы прежде всего требуем от поэта оригинального лица, а уж какая тут оригинальность, если двое могут совместно написать поэму и так, что нельзя узнать: где начинается один и где кончается другой» (ФбМ. С. 81–82). О своем впечатлении от прочтения поэмы много лет спустя вспоминал Р. Якобсон: «Она меня поразила — поразила тем, что я себе тогда совершенно не так представлял новаторский стих. Меня это тут же захватило. Я тогда не знал ничего о Хлебникове, не слыхал, что за Крученых. Но в нашем небольшом кругу начались в то время разговоры о появлении русского футуризма» (Якобсон. С. 14).

Игра в аду

Свою любовницу ласкаяВ объятьях лживых и крутых,В тревоге страсти изнывая,Что выжигает краски их,

Не отвлекаясь и враждуя,Давая ходам новый миг,И всеми чарами колдуя,И подавляя стоном крик —

То жалом длинным, как орехомПо доскам затрещав,Иль бросив вдруг среди потехиНа станы медный сплав, —

Разятся черные средь пленаИ злата круглых зал,И здесь вокруг трещат полена,Чей души пламень сжал.

Людские воли и праваТопили высокие печи —Такие нравы и дроваВ стране усопших встречи!

Из слез, что когда-либо лились,Утесы стоят и столбы,И своды надменные взвились —Законы подземной гурьбы.

Покой и мрачен и громоздок,Деревья — сероводород.Здесь алчны лица, спертый воздух —Тех властелинов весел сброд.

Здесь жадность, обнажив копыта,Застыла как скала.Другие с брюхом следопытаПриникли у стола.

Сражаться вечно в гневе, в яри,Жизнь вздернуть за власа,Иль вырвать стон лукавой хариПод визг верховный колеса.

Ты не один — с тобою случай,Призвавший жить  — возьми отказ!Иль черным ждать благополучья,Сгорать для кротких глаз?

Они иной удел избрали —Удел восстаний и громов;Удел расколотой скрижали,Полета в область странных снов.

Они отщепенцы, но строги,Их не обманет верный стан,И мир любви, и мир убогийЛегко вместился в их карман.

Один широк был, как котел,По нем текло ручьями сало.Другой же хил, и вера сёлВ чертей не раз его спасала.

В очках сидели здесь косые,Хвостом под мышкой щекоча.Хромые, лысые, рябые,Кто без бровей, кто без плеча.

Рогатое, двуногоеВращает зрачки,И рыло с тревогоюЩиплет пучки.

Здесь стук и грохот кулакаПо доскам шаткого столаИ быстрый говор: «Какова?Его семерка туз взяла!»

Перебивают как умело,Как загоняют далеко,Играет здесь лишь только смелый,Глядеть и жутко и легко.

Вот один совсем зарвался —Отчаянье пусть снимет гнет! —Удар: смотри, он отыгрался,Противник охает, клянет.

О, как соседа мерзка харя,Чему он рад, чему?Или он думает, ударя,Что мир покорствует ему?

И рыбы катятся и змеи,Скользя по белым шеям их,Под взглядом песни чародеяВдруг шепчут заклинанья стих.

«Моя!» — черней, воскликнул, сажи,Четой углей блестят зрачки —В чертог восторга и продажиВедут съедобные очки.

Сластолюбивый грешниц сейм,Виясь, как ночью мотыльки,Чертит ряд жарких клеймПо скату бесовской руки.

Ведьмина пестрая, как жаба,Сидит на жареных ногах,У рта приятная ухабаСмешала с злостью детский «Ах!»

И проигравшийся тут жадноСосет разбитый палец свой,Творец систем, где всё так ладно,Он клянчит золотой!..

А вот усмешки, визги, давка.Что? что? зачем сей крик?Жена стоит, как банка ставка,Ее держал хвостач старик.

Пыхтит, рукой и носом тянет,Сердит, но только лезут слюни.Того, кто только сладко взглянет,Сердито тотчас рогом клюнет.

Она, красавица исподней,Склонясь, дыхание сдержала.И дышит грудь ее свободнейВблизи веселого кружала.

И взвился вверх веселый туз,И пала с шелестом пятерка,И крутит свой мышиный усИгрок суровый, смотрит зорко.

И в муках корчившийся шулерСпросил у черта: «Плохо, брат?»Затрепетал… «Меня бы не надули!»Толкнул соседа: «Виноват!»

Старик уверен был в себе,Тая в лице усмешку лисью,И не поверил он судьбе,Глядит коварно, зло и рысью.

С алчбой во взоре, просьбой денег,Сквозь гомон, гам и свист,Свой опустя стыдливо веникСтояла ведьма, липнул лист.

Она на платье наступила,Прибавив щедрые прорехи,На все взирала горделиво,Волос торчали стрехи.

А между тем варились в меди,Дрожали, выли и нырялиЕе несчастные соседи —Здесь судьи строго люд карали.

И влагой той, в которой мылаОна морщинистую плоть,Они, бежа от меди пыла.Искали муку побороть.

И черти ставят единицыУставшим мучиться рабам,И птиц веселые станицыГлаза клюют, припав к губам.

И мрачный бес с венцом кудрейКолышет вожжей, гонит коней.Колеса крутят сноп мечейПо грешной плоти — род погони.

Новину обмороков пахалСохою вонзенною пахарь.Рукою тяжелой столбняк замахал —Искусен в мучениях знахарь…

Здесь дружбы нет: связует драка,Законом песни служат визгиИ к потолку  — гнездовьям мрака —Взлетают огненные брызги.

Со скрежетом водят пилуИ пилят тела вчетвером.Но бес, лежащий на полу,Всё ж кудри чешет гребешком.

Смотрелася в зеркалеС усмешкою прыткою,Ее же коверкалиМедленной пыткою.

У головешки из искор цветок —То сонный усопший по озеру плыл.Зеленой меди кипятокОт слез погаснул, не остыл.

Тут председатель вдохновенноПрием обмана изъяснял.Все знали ложь, но потаенноУрвать победу всяк мечтал.

С давнишней раной меч целует,Приемля жадности удар.О боли каждый уж тоскуетИ случай ищется, как дар.

Здесь клятвы знают лишь на злате,Прибитый долго здесь пищал.Одежды странны: на заплатеНадежды луч не трепетал.

Под пенье любится легко,Приходят нравы дикарей.И нож вонзился глубокоИ режет всех без козырей

Песня ведьм:

Вы, наши юноши, что же сидите?Девицы дивятся, стали сердитей!Бровям властелиновым я высока,Ведьманы малиново блещет щека.

Полосы синие и рукоять…К черту уныние! Будет стоять!

«Я походкой длинной соколаПрохожу, сутул и лих,Мчусь в присядке быстрой околоРяда стройных соколих.»

«Черных влас маша узлами,Мы бежим, бия в ладони.Точно вспуганы орламиКозы мчались от погони.»

«Скрыться в темные шатры,Дальней радости быстры,Прижимая по угламГруди к трепетным ногам…»

-