Владимир Маяковский - Владимир Ильич Ленин

Владимир Маяковский

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН

Российской

коммунистической партии

посвящаю

Время —                 начинаю                                про Ленина рассказ.Но не потому,                        что горя                                       нету более,время           потому,                         что резкая тоскастала ясною,                      осознанною болью.Время,             снова                        ленинские лозунги развихрь!Нам ли             растекаться                                   слезной лужею.Ленин           и теперь                           живее всех живых —наше знанье,                       сила                                и оружие.Люди — лодки.                           Хотя и на суше.Проживешь                     свое                              пока,много всяких                        грязных раку́шекналипает                нам                       на бока.А потом,               пробивши                                 бурю разозленную,сядешь,               чтобы солнца близ,и счищаешь                     водорослей                                           бороду зеленуюи медуз малиновую слизь.Я   себя            под Лениным чищу,чтобы плыть                       в революцию дальше.Я боюсь                этих строчек тыщи,как мальчишкой                            боишься фальши.Рассияют головою венчик,я тревожусь,                       не закрыли чтобнастоящий,                    мудрый,                                   человечийленинский                  огромный лоб.Я боюсь,                чтоб шествия                                        и мавзолеи,поклонений                     установленный статутне залили б                     приторным елеемленинскую                   простоту.За него дрожу,                          как за зеницу глаза,чтоб конфетной                            не был                                        красотой оболган.Голосует сердце —                                    я писать обязанпо мандату долга.Вся Москва.                     Промерзшая земля                                                        дрожит от гуда.Над кострами                        обмороженные с ночи.Что он сделал?                            Кто он                                        и откуда?Почему              ему                     такая почесть?Слово за́ словом                              из памяти таская,не скажу                ни одному —                                       на место сядь.Как бедна                  у мира                              сло́ва мастерская!Подходящее                       откуда взять?У нас         семь дней,у нас         часов — двенадцать.Не прожить                     себя длинней.Смерть              не умеет извиняться.Если ж             с часами плохо,мала         календарная мера,мы говорим —                           «эпоха»,мы говорим —                           «эра».Мы      спим               ночь.Днем          совершаем поступки.Любим            свою толочьводу         в своей ступке.А если            за всех смогнаправлять                    потоки явлений,мы говорим —                          «пророк»,мы говорим —                          «гений».У нас          претензий нет,—не зовут —                    мы и не лезем,нравимся                 своей жене,и то       довольны доне́льзя.Если ж,             телом и духом слит,прет        на нас непохожий,шпилим —                  «царственный вид»,удивляемся —                          «дар божий».Скажут так,—                        и вышло                                       ни умно, ни глупо.Повисят слова                         и уплывут, как ды́мы.Ничего            не выколупишь                                      из таких скорлупок.Ни рукам,                ни голове не ощутимы.Как же            Ленина                         таким аршином мерить!Ведь глазами                        видел                                   каждый всяк —«эра» эта                 проходила в двери,даже         головой                       не задевая о косяк.Неужели                про Ленина тоже:«вождь              милостью божьей»?Если б            был он                        царствен и божествен,я б      от ярости                       себя не поберег,я бы        стал бы                      в перекоре шествий,поклонениям                       и толпам поперек.Я б      нашел                 слова                           проклятья громоустого,и пока           растоптан                             я                               и выкрик мой,я бросал бы                      в небо                                  богохульства,по Кремлю бы                         бомбами                                         метал:                                                     д о л о й!Но тверды                   шаги Дзержинского                                                      у гроба.Нынче бы                  могла                            с постов сойти Чека.Сквозь мильоны глаз,                                       и у меня                                                      сквозь оба,лишь сосульки слез,                                    примерзшие                                                          к щекам.Богу        почести казенные                                        не новость.Нет!       Сегодня                      настоящей болью                                                     сердце холодей.Мы      хороним                     самого земногоизо всех               прошедших                                   по земле людей.Он земной,                    но не из тех,                                          кто глазомупирается                  в свое корыто.Землю            всю                   охватывая разом,видел           то,                что временем закрыто.Он, как вы                  и я,                        совсем такой же,только,             может быть,                                   у самых глазмысли            больше нашего                                       морщинят кожей,да насмешливей                             и тверже губы,                                                        чем у нас.Не сатрапья твердость,                                       триумфаторской коляскоймнущая             тебя,                      подергивая вожжи.Он     к товарищу                         милел                                    людскою лаской.Он     к врагу                 вставал                               железа тверже.Знал он              слабости,                               знакомые у нас,как и мы,                перемогал болезни.Скажем,               мне бильярд —                                          отращиваю глаз,шахматы ему —                            они вождям                                                 полезней.И от шахмат                      перейдя                                     к врагу натурой,в люди            выведя                         вчерашних пешек строй,становил                рабочей — человечьей диктатуройнад тюремной                         капиталовой турой.И ему           и нам                     одно и то же дорого.Отчего ж,                 стоящий                                от него поодаль,я бы        жизнь свою,                              глупея от восторга,за одно б                 его дыханье                                       о́тдал?!Да не я один!                        Да что я                                       лучше, что ли?!Даже не позвать,                              раскрыть бы только рот —кто из вас                 из сёл,                             из кожи вон,                                                   из штоленне шагнет вперед?!В качке —                  будто бы хватил                                             вина и горя лишку —инстинктивно                       хоронюсь                                         трамвайной сети.Кто      сейчас                  оплакал бы                                      мою смертишкув трауре               вот этой                              безграничной смерти!Со знаменами идут,                                   и так.                                            Похоже —стала          вновь                     Россия кочевой.И Колонный зал                            дрожит,                                          насквозь прохожен.Почему?                Зачем                           и отчего?Телеграф                  охрип                            от траурного гуда.Слезы снега                      с флажьих                                         покрасневших век.Что он сделал,                          кто он                                     и откуда —этот        самый человечный человек?Коротка              и до последних мгновенийнам       известна                       жизнь Ульянова.Но долгую жизнь                              товарища Ленинанадо писать                      и описывать заново.Далеко давным,                            годов за двести,первые             про Ленина                                 восходят вести.Слышите —                     железный                                       и луженый,прорезая                 древние века,—голос          прадеда                         Бромлея и Гужона —первого паровика?Капитал             его величество,                                        некоронованный,                                                                невенчанный,объявляет                   покоренной                                        силу деревенщины.Город грабил,                        грёб,                                 грабастал,глыбил             пуза касс,а у станков                   худой и горбастыйвстал          рабочий класс.И уже           грозил,                       взвивая трубы за́ небо.— Нами              к золоту                            пути мости́те.Мы родим,                   пошлем,                                  придет когда-нибудьчеловек,               борец,                           каратель,                                            мститель! —И уже           смешались                               облака и ды́мы,будто          рядовые                          одного полка.Небеса             становятся двойными,дымы          забивают облака.Товары             растут,                         меж нищими высясь.Директор,                  лысый черт,пощелкал счетами,                                 буркнул:                                               «кризис!»и вывесил слово                             «расчет».Кра́пило              сласти                          мушиное се́ево,хлеба́          зерном                       в элеваторах портятся,а под витринами                             всех Елисеевых,живот подведя,                           плелась безработица.И бурчало                  у трущоб в утробе,покрывая                 детвориный плачик:— Под работу,                         под винтовку ль,                                                     на́ —                                                            ладони обе!Приходи,                заступник                                 и расплатчик! —Эй,      верблюд,                       открыватель колоний!Эй,      колонны стальных кораблей!Марш          в пустыни                           огня раскаленней!Пеньте пену                      бумаги белей!Начинают                 черным лата́тьсяоазисы             пальмовых нег.Вон       среди                  золотистых плантацийзасеченный                     вымычал негр:— У-у-у-у-у,                    у-у-у!                             Нил мой, Нил!Приплещи                  и выплещи                                     черные дни!Чтоб чернее были,                                 чем я во сне,и пожар чтоб                       крови вот этой красней.Чтоб во всем этом кофе,                                            враз вскипелом,вариться пузатым —                                     черным и белым.Каждый              добытый                              слоновий клык —тык его в мясо,                           в сердце тык.Хоть для правнуков,                                   не зря чтоб                                                       кровью литься,выплыви,                заступник солнцелицый.Я кончаюсь,—                         бог смертей                                               пришел и поманил.Помни            это заклинанье,                                        Нил,                                                мой Нил! —В снегах России,                              в бреду Патагониирасставило                    время                               станки потогонные.У Ива́нова уже                          у Вознесенска                                                   каменные тушибудоражат                    выкрики частушек:«Эх, завод ты мой, завод,желтоглазина.Время нового зоветСтеньку Разина».Внуки          спросят:                        — Что такое капиталист? —Как дети               теперь:                            — Что это                                              г-о-р-о-д-о-в-о-й?.. —Для внуков                   пишу                            в один листкапитализма                      портрет родовой.Капитализм                    в молодые годабыл ничего,                     деловой парнишка:первый работал —                                 не боялся тогда,что у него                 от работ                                 засалится манишка.Трико феодальное                                  ему тесно́!Лез       не хуже,                      чем нынче лезут.Капитализм                    революциями                                            своей веснойрасцвел              и даже                          подпевал «Марсельезу».Машину              он                  задумал и выдумал.Люди,          и те — ей!Он     по вселенной                             видимо-невидиморабочих расплодил                                  детей.Он враз              и царства                               и графства сжевалс коронами их                         и с орлами.Встучнел,                 как библейская корова                                                         или вол,облизывается.                          Язык — парламент.С годами                 ослабла                                мускулов сталь,он раздобрел                        и распух,такой же               с течением времени                                                   стал,как и его гроссбух.Дворец возвел —                                не увидишь такого!Художник                  — не один! —                                           по стенам поерзал.Пол ампиристый,                              потолок рококо́вый,стенки —                 Людовика XIV,                                           Каторза.Вокруг,             с лицом,                            что равно годитсябыть и лицом                        и ягодицей,задолицая                   полиция.И краске                и песне                              душа глуха,как корове                  цветы                             среди луга.Этика, эстетика                           и прочая чепуха —просто —                 его                       женская прислуга.Его       и рай                 и преисподняя —распродает                     старухамдырки           от гвоздей                    &nb