Фернандо Пессоа - Элегия тени

Фернандо Пессоа

Элегия тени

© Г. Зельдович, перевод, 2015

© Издательство «Водолей», оформление, 2015

Абсурдный час

Вся твоя немота – паруса в атлантической пене,И улыбка твоя – это море, которое немо,А немая улыбка – те лестницы долгой ступени,На которых твержу, что стою у подножья Эдема.

Мое сердце – осколки когда-то разбитой амфоры,И молчанье твое соберет черепки воедино;И твой образ во мне – моего же штукарства узоры,И твой образ – как труп, что на берег метнула пучина…

Распахни же врата – и пускай, дряхлецам на разживу,Улетучится чад, разлетятся салонные вздохи…А душа моя – грот, что отверзнут навстречу приливу,И в мой сон о тебе – вереницей бредут скоморохи.

Это плачет не дождь… Это сам я содеялся Часом…Тем, что носит обломки в своей дребезгливой котомке…И в мечтанье моем чья-то вдовушка бегает плясом…И на небе моем – вековечно чернеют потемки…

Тяжелы небеса, будто путь, не сулящий возврата.Только мелкая морось найдется у этого Часа…Я в себя погружен, и душа моя этим разъята,И улыбка твоя – никакая ему не украса.

Те часы, что живу, непроглядной изложены яшмой,И тоска моя – мрамор в немыслимом прежде разрубе.И ни горек, ни весел унылый веселый кураж мой,И ни злы, ни добры доброты моей темные глуби.

Мои ликторы робки и к службе имперской не рьяны,Водрузил я знамена не там, где священные грады,Фолианты лежат между тюков моей баррикады,На поржавленных рельсах плетутся глухие бурьяны.

О, как стар этот Час! Перегнившие шепчутся линиПро ушедший фрегат, про сверканье полуденной дали,Про иные часы, коих нынешний Час благочинней,Про иные часы, что тревогой мечту напитали.

Здесь руины дворца. Здесь чернеет застойною жижейОмертвелый фонтан… И почти что несносно для глазаЭто зрелище-осень, с его наготою бесстыжей…Все вокруг манускрипт, где оборвана лучшая фраза.

Пара проблесков дряблых мелькает на немощных жабрах,Отравляет озера записок изорванных ворох…И душа моя – свет, что давно перетлел в канделябрах,И мои устремленья – коряжины в хворых озерах…

Отчего я так болен? В луною наполненном паркеХороводятся нимфы, уставшие от пустодневий…И молчанье твое – колыбельная тонущей барке,И Лжефебова лира мне слышится в этом напеве…

Где на солнце сияли глазастые перья павлиньи,Даже тропки смутны. Лишь порою на темном песке ихПомерещится след, словно бонна прошла в кринолине,Да почудится шаг в никуда не ведущих аллеях.

Все на свете закаты в душе моей золотом стыли…Все на свете луга моим стопам бывали простерты…И во взгляде твоем – все тобой предвещенные штили…И во мне оттого – кораблям недостижные порты…

Дружно падали весла… Но шепчет зеленая нива,Что я морем не стал, что ненужные выкопал клады.Я властительный царь, только в царстве глухого надрыва…И я теплюсь внутри – лишь теплом отгоревшей лампады.

Столько жара в тебе – у принцесс опаляется локон…А твоя немота – воздымается горной вершиной…Лишь единый подсолнух глядится из замковых окон,И печально помыслить, что он далеко не единый…

Перезвон колокольный к иному уносится Долу…Мы и здесь, и не здесь, будто львы, урожденные в клетке…Мы остались детьми, только жгут нашу старую школу…Сгинул Север и Юг – и нам не за что ставить отметки…

Я гляжу на тебя, от горячки очнуться не смея…Ты моя слепота. Ты для ока пустая морока.В созерцанье моем перевились пунцовые змеи…И твой образ во мне – что глоток цепенящего сока…

Мне тебя презирать? Посчитать ли презренье игрою?Словно веер в жару, мне твой голос молчащий отраден —Только веер закрытый – а если прельщусь и открою,Расколю этот Час, где во чреве полно червоядин.

Перевяло цветов – сколько было и больше, чем было…И хребтов перегиб – не согбен, а согбенья согбенней…Я собор немоты созидал из любовного пыла,Там любая ступень – только первая между ступеней…

Виснет в воздухе смех… И крадется вблизи соглядатай…Девы саваны ткут, чтобы вдовые ткачки уснули…О, твоя немота – немота оживающих статуй,Аромат хризантемы, предузнанный в знойном июле.

Надо все поменять – чтоб мосты разобрались на бревна,Испрошились холмы и землею засыпались реки;Надо выровнять все, что на этом пейзаже неровно,Надо просто завыть – будто злая пила в лесосеке.

А сказать напрямик, нам несбыточных надо пейзажей…Каждый день все одно… Осмелей и завесу раздерни…Я внимаю тебе – моя внимчивость лепится сажейНа твою немоту, что сюда низлетает из горней.

Так же сладостен вечер, как сладостно жить не сиротке…Вся небесная ширь вполовину улыбки светлится…Я мечты о тебе тереблю, как монахиня четки…Я тебя узнаю – и ты чахнешь, как роза в петлице.

Нам обняться с тобой, нам бы сделаться фрескою дальней!Двоекрасочным стягом взноситься все выше и выше!Безголовая статуя, полная праха крещальня.И знамена поверженных с надписью – «Сим победиши!»

Что-то мучит меня – даже рядом с твоей благостыней…Отчего-то во мне – только одурь и ужас беспутий…Я себя не пойму… Я с душою своею в размине…Я заочно любим – по ту сторону собственной сути…

Из цикла «Крестный путь»

1. «Я забываю промысел бродяжий…»

Я забываю промысел бродяжий,И к речке мгла осенняя примята,И сердцу стала гостией утрата…И в нем – дороги, не узнать, куда же…

Со мной стряслись могильные пейзажи…Лицо твое, как небо, серовато;Последние свечения закатаЕще о чем-то шепчутся на кряже…

И мне на плечи, к истине слепоеИ судорогу расщемив гадливо,Мое былое, полное прибоя,

Взвалилось под морозным небосводом.Шагает осень похоронным ходомВдоль по дороге моего надрыва.

4. «Позволь, арфистка, целовать позволь…»

Позволь, арфистка, целовать позволь —Но не ладонь, а взмах твоей ладони:Чтоб этот Жест во глубине бессонийСтал только Жестом, обернулся столь

Бесплотным и уже избывшим боль,Сколь стали на старинном медальонеКоленопреклоненные в короне,Которых вящий покорил король.

Ты сделалась прибытком и разором,Луною, что крадется по озерам,Когда вокруг чернеется камыш…

Ты отзвук в сталактитовой пещере;И если обретением даришь,То только обретением потери.

5. «Своих часов бессонный шелкопряд…»

Своих часов бессонный шелкопряд,Ты ускользаешь наподобье тени,Отсрочивая для своих моленийУже давно предвещанный обряд.

И эти губы в океанской пенеУкором нерасслышанным корят;И чем длиннее череда утрат,Тем вечер и крылатей, и забвенней.

Все перволунья хочется исплавать —И только жижа булькает в углу;Стоячая засасывает заводь…

Я буду царь, но буду не теперь я…И я машу в саргасовую мглуЗа океаном моего безверья.

6. «Сюда я прихожу издалека…»

Сюда я прихожу издалека,И я дышу туманом и раздором,Неся свой образ пасмурный, в которомЕсть образ неземного двойника.

Я был когда-то, в прошлые века,Не Боабдилем, но прощальным взором[1],Скользящим по гранадским косогорам,Где залегла навечная тоска.

Я павшая гранадская держава,Сиротствую у мира на виду…Дорога есть, а цели не найду.

Я сам своя смертельная отрава,Вчерашняя ненадобная слава,Подсолнечник в бессолнечном саду.

13. «Посланник неизвестного владыки…»

Посланник неизвестного владыки,Я сам не знаю, что я говорю.Мои слова, угодные царю,Мне кажутся бессмысленны и дики.

Распался я на образ двоеликий,Две части меж собой не замирю:То робко приближаюсь к алтарю,То изрыгаю варварские зыки.

А есть ли Царь, не ведаю поныне.Забыть о нем – назначено уроком…Дано мне целью – странствовать в пустыне.

Но прежде, чем создалось естество,В безмерье и в довременье далеком,Я был вблизи от Бога моего…

14. «Как если б вдруг фонтаны замолчали…»

Как если б вдруг фонтаны замолчали(Напрасен взор, утопленный во взоре), —Так, сновиденью моему не вторя,Тот голос, что родился из печали,

Теперь умолк… Уже не в карнавале,Без музыки, без крыльев средь лазори,Таинственность, молчащая, как море,Приходит в обезветренные дали…

Пейзаж вдали – он только лишь на то нам,Чтоб стало тихо, если мы нисходимВ таинственность, при часе благосклонном…

И где-то есть безмолвная природа,И где-то мир с движеньем и бесплодьем…И где-то Бог – Замковым Камнем свода…

«Прекрасен день, который сам…»