Борис Чичибабин - Прямая речь (сборник)

Борис Чичибабин

Прямая речь

1946–1950

«Кончусь, останусь жив ли…»

Кончусь, останусь жив ли, —чем зарастет провал?В Игоревом Путивлевыгорела трава.

Школьные коридоры —тихие, не звенят…Красные помидорыкушайте без меня.

Как я дожил до прозыс горькою головой?Вечером на допросыводит меня конвой.

Лестницы, коридоры,хитрые письмена…Красные помидорыкушайте без меня.

1946

Махорка

Меняю хлеб на горькую затяжку,родимый дым приснился и запах.И жить легко, и пропадать нетяжкос курящейся цигаркою в зубах.

Я знал давно, задумчивый и зоркий,что неспроста, простужен и сердит,и в корешках, и в листиках махоркимохнатый дьявол жмется и сидит.

А здесь, среди чахоточного быта,где холод лют, а хижины мокры,все искушенья жизни позабытойдля нас остались в пригоршне махры.

Горсть табаку, газетная полоска —какое счастье проще и полней?И вдруг во рту погаснет папироска,и заскучает воля обо мне.

Один их тех, что «ну давай покурим»,сболтнет, печаль надеждой осквернив,что у ворот задумавшихся тюремнам остаются рады и верны.

А мне и так не жалко и не горько.Я не хочу нечаянных порук.Дымись дотла, душа моя махорка,мой дорогой и ядовитый друг.

1946

Еврейскому народу

Был бы я моложе – не такая б жалость:не на брачном ложе наша кровь смешалась.

Завтракал ты славой, ужинал бедою,слезной и кровавой запивал водою.

«Славу запретите, отнимите кровлю», —сказано при Тите пламенем и кровью.

Отлучилось семя от родного лона.Помутилось племя ветхого Сиона.

Оборвались корни, облетели кроны, —муки гетто, коль не казни да погромы.

Не с того ли Ротшильд, молодой и лютый,лихо заворочал золотой валютой?

Застелила вьюга пеленою хрусткойкомиссаров Духа – цвет Коммуны Русской.

Ничего, что нету надо лбами нимбов, —всех родней поэту те, кто здесь гоним был.

И не в худший день нам под стекло попалаЧаплина с Эйнштейном солнечная пара…

Не родись я Русью, не зовись я Борькой,не водись я с грустью золотой и горькой,

не ночуй в канавах, счастьем обуянный,не войди я навек частью безымянной

в русские трясины, в пажити и в реки, —я б хотел быть сыном матери-еврейки.

1946

Смутное время

По деревням ходят деды,просят медные гроши.С полуночи лезут шведы,с юга – шпыни да шиши.

А в колосьях преют зерна,пахнет кладбищем земля.Поросли травою чернойбеспризорные поля.

На дорогах стынут трупы.Пропадает богатырь.В очарованные трубыТрубит матушка Сибирь.

На Литве звенят гитары.Тула точит топоры.На Дону живут татары.На Москве сидят воры.

Льнет к полячке русый рыцарь.Захмелела голова.На словах ты мастерица,вот на деле какова?..

Не кричит ночами петел,не румянится заря.Человечий пышный пепелгости возят за моря…

Знать, с великого похмельязавязалась канитель:то ли плаха, то ли келья,то ли брачная постель.

То ли к завтрему, быть может,воцарится новый тать…И никто нам не поможет.И не надо помогать.

1947

Битва

В ночном, горячем, спутанном лесу,где хмурый хмель, смола и паутина,вбирая в ноздри беглую красу,летят самцы на брачный поединок.

И вот, чертя смертельные круги,хрипя и пенясь чувственною бурей,рога в рога ударятся враги,и дрогнет мир, обрызган кровью бурой.

И будет битва, яростью равна,шатать стволы, гореть в огромных ранах.И будет ждать, покорная, она,дрожа душой за одного из равных…

В поэзии, как в свадебном лесу,но только тех, кто цельностью означен,земные страсти весело несутв большую жизнь – к паденьям и удачам.

Ну, вот и я сквозь заросли искусствнесусь по строфам шумным и росистымна милый зов, на роковой искус —с великолепным недругом сразиться.

1948

1951–1955

Родной язык

Дымом Севера овит,не знаток я чуждых грамот.То ли дело – в уши грянетнаш певучий алфавит.В нем шептать лесным соблазнам,терпким рекам рокотать.Я свечусь, как благодать,каждой буковкой обласкан    на родном языке.

У меня – такой уклон:я на юге – россиянин,а под северным сияньемсразу делаюсь хохлом.Но в отлучке или дома,слышь, поют издалекадля меня, для дурака,трубы, звезды и солома     на родном языке?

Чуть заре зарозоветь,я, смеясь, с окошка свешусьи вдохну земную свежесть —расцветающий рассвет.Люди, здравствуйте! И птицы!И машины! И леса!И заводов корпуса!И заветные страницы     на родном языке.

Слаще снящихся музык,гулче воздуха над лугом,с детской зыбки был мне другом —жизнь моя – родной язык.

Где мы с ним ни ночевали,где ни перли напрямик!Он к ушам моим приникна горячем сеновале.

То смолист, а то медов,то буян, то нежным самымрастекался по лесам он,пел на тысячу ладов.

Звонкий дух земли родимой,богатырь и балагур!А солдатский перекур!А уральская рябина!..

Не сычи и не картавь,перекрикивай лавины,о ветрами полевымиопаленная гортань!..

Сторонюсь людей ученых,мне простые по душе.В нашем нижнем этаже —общежитие девчонок.

Ох и бойкий же народ,эти чертовы простушки!Заведут свои частушки —кожу дрожью продерет.

Я с душою захромавшейрад до счастья подстеречьих непуганую речь —шепот солнышка с ромашкой.

Милый, дерзкий, как и встарь,мой смеющийся, открытый,розовеющий от прыти,расцелованный словарь…

Походил я по России,понаслышался чудес.Это – с детства, это – здесьпесни душу мне пронзили.

Полный смеха и любви,поработав до устатку,ставлю вольную палатку,спорю с добрыми людьми.

Так живу, веселый путник,простодушный ветеран,и со мной по вечерамговорят Толстой и Пушкин    на родном языке.

1951

Дождик

День за днем жара такая все —задыхайся и казнись.Я и ждать уже закаялся.Вдруг откуда ни возьмись

с неба сахарными каплямибрызнул, добрый на почин,на неполитые яблони,огороды и бахчи.

Разошлась погодка знатная,спохмела тряхнув мошной,и заладил суток на двоетеплый, дробный, обложной.

Словно кто его просеивали отрушивал с решет.Наблюдать во всей красе егобыло людям хорошо.

Стали дали все позатканы,и, от счастья просияв,каждый видел: над посадками —светлых капель кисея.

Не нарадуюсь на дождик.Капай, лейся, бормочи!Хочешь – пей его с ладошек,хочешь – голову мочи.

Миллион прозрачных радуг,хмурый праздник озарив,расцветает между грядоки пускает пузыри.

Нивы, пастбища, леса листали рады, что мокры,в теплых лужах заплясалискоморохи-комары.

Лепестки раскрыло сердце,вышло солнце на лужок —и поет, как в дальнем детстве,милой родины рожок.

1954

«И нам, мечтателям, дано…»

И нам, мечтателям, дано,на склоне лет в иное канув,перебродившее винотянуть из солнечных стаканов,в объятьях дружеских стихийслужить мечте неугасимой,ценить старинные стихии нянчить собственного сына.И над росистою травой,между редисок и фасолей,звенеть прозрачною строфой,наивной, мудрой и веселой.

1952

Яблоня

Чем ты пахнешь, яблоня —золотые волосы?Дождевыми каплями,тишиною по лесу,снегом нерастаянным,чем-то милым сызмала,дорогим, нечаянным,так, что сердце стиснуло,небесами осени,тополями в рубище,теплыми колосьямина ладони любящей.

1954

1957–1960

«Уже картошка выкопана…»

Уже картошка выкопана,и, чуда не суля,в холодных зорях выкупанапромокшая земля.

Шуршит тропинка плюшевая:весь сад от листьев рыж.А ветер, гнезда струшивая,скрежещет жестью крыш.

Крепки под утро заморозки,под вечер сух снежок.Зато глаза мои резкии дышится свежо.

И тишина, и ясность…Ну, словом, чем не рай?Кому-нибудь и я снюсьв такие вечера.

1957