Владимир Рыбинский - СолоГолоС

Владимир Рыбинский

СолоГолоС

(палиндромы 89–98 гг.)

От автора

Палиндром так мало известен русскому читателю, что позволю себе вкратце описать свой взгляд на его историю и особенности. Рачий стих, перевертень, палиндром (от греческого «палиндромос» — бегущий назад) обозначает явление смыслового прочтения текста в обратную по отношению к традиционной (например, справа налево) сторону.

Самая древняя письменность, будь то клинопись, иероглифы (доныне сохранившие свои свойства в Китае) или узелковое письмо (имеются ссылки на пример такого делового письма покинутой жены к своему мужу, которое в обратную сторону читалось как-то вроде «вернись, всё прощу»), была глубоко палиндромична. По мере развития и усложнения письменности ее палиндромичность резко уменьшается. Теперь уже палиндромные фразы становятся редкостью, требуют для их нахождения много труда, но зато в большей степени поражают воображение современников.

Нет ничего удивительного в том, что палиндрому начинают приписывать мистическое, сатанинское, дьявольское начало. Характерно воинствующее неприятие этого явления власть предержащими и особенно церковью (ср.: «НАМ БОГ — ОБМАН»), сильно тормозящие его развитие и распространение. Классический пример отношения церкви к обратимому чтению метко подмечен А. Дюма в его книге о трех мушкетерах. Так, Арамису приходится менять свое имя перед принятием духовного сана, поскольку обратное прочтение прежнего совпадает с именем злого духа.

Наибольший рассвет палиндрома отмечается на рубеже VIII — Х веков в Византии. Центральное торговое положение и прогрессивное Византийское право, уравнявшее церковную и светскую ветви власти, делают возможным бурное развитие всех видов искусств. Доходит до того, что, например, умение писать стихи и экспромты становится так же обычно, как умение плавать. В палиндроме распространение получают обратимые надписи на тарелках, вазах, чашах и других предметах быта.

Примечательна легенда этого времени о юноше, который желая поразить родителей своей девушки, составил палиндром, одинаково читаемый не только горизонтально, но и в обоих направлениях по вертикали.

История не донесла до нас текста, но есть предположение, что это широко известный ныне латинский квадрат 5х5:

После распада Византии в XIV веке палиндром остается в латинском языке, который хотя и утрачивает значение разговорного, но становится языком наднациональным и поэтому независимым от конкретной церкви и власти.

Наиболее образованная часть общества, монастырские монахи и знать продолжают работу с палиндромом, а по мере развития общества, освобождения от религиозных догм, существующие традиции палиндрома складываются в XIX веке во многих странах Западной Европы.

Совершенно иной предстает история русского палиндрома. Звукобуквенная письменность появилась на Руси в VII в., но и значительно позже, в условиях крепостной и промышленно отсталой России еще не скоро сложатся условия для становления палиндрома. И дело здесь не столько в консерватизме религии, сколько в консерватизме всего российского уклада. Резкое разграничение литературного, поэтического и разговорного языков ограничивает возможность выбора слов в зависимости от формы произведения, ориентация на французские и немецкие выражения и сложившиеся традиции не допускают в них «подлые» народные слова.

Поэтому редкие обратимые строки XIX века («Я иду с мечем, судия» Гаврилы Державина и приписывемая Афанасию Фету «А роза упала на лапу Азора») хотя и стали широко известны, но выглядели скорее как причуда, чем как плоды серьезного творчества. Только в начале симметричного XX века появились крупные перевертни Велимира Хлебникова, с которых можно и должно вести отсчет русского палиндрома.

Казалось, революционное начало века будет способствовать развитию палиндрома, однако пришедшему на смену самодержавию тоталитаризму он пришелся явно не по вкусу. Действительно, писателю можно приказать, и он напишет «Малую Землю», поэт, почуяв конъюнктуру, напишет «…я себя под Лениным чищу», но в палиндроме такие фокусы не проходят.

По меткому выражению Владимира Гершуни, «сочинитель перевертней не столько ведет за собой слово, сколько сам идет за ним». Только представьте себе где-нибудь в 1938 безобидную фразу типа «на Ритке снег», а теперь прочитайте наоборот — «генсек — тиран». Что сталось бы с ее автором?!

Однако «палиндромный взрыв» симметричного 1991 г., кстати, задолго до того предсказанный В. Гильде,[1] показал, что запретить творить невозможно. Все эти годы работали «в стол» десятки палиндромистов, и лишь изредка что-то прорывалось в прессу. Очевидно, что следующей вехой в развитии русского палиндрома будет 2002 год, хотя уже сейчас ясно — русский палиндром не только достиг уровня средне-европейского, но скачком (как это, впрочем, часто бывало и в других областях) занял лидирующее место.

Мой путь в палиндром представляет собой длинную цепь случайностей. Судите сами. Увлекшись в начале 1980-х головоломками от кубика Рубика до уравнений Диофанта, я через несколько лет вышел и на палиндром как на своего рода лингвистическую головоломку. Затем несколько лет поиска (буквально по крупицам) публикаций палиндромов, первые попытки своих сил в 1988, и, наконец, знакомство с Сергеем Бирюковым, которому каким-то чудом даже в период застоя часто удавалось публиковать свои статьи о палиндроме.

Трудно поверить, но о фестивале палиндрома 21 декабря 1991 года мне стало известно всего за неделю, когда волею случая я попал к Сергею в гости. Впрочем, на этом цепь случайностей и обрывается, далее все закономерно: многочисленные знакомства, масса впечатлений, конференция 25.01.92, переписка с Александром Бубновым и объединение в клуб ценителей русского палиндрома «Амфирифма», первое очное собрание которого состоялось только спустя шесть лет 21.12.97 в Москве.

Размышляя об особенностях восприятия многострочного палиндрома читателем, мне еще в 1992 году удалось сформулировать основные подходы снижения порога «установки на палиндром», которых, впрочем, придерживаются многие палиндромисты:

1. Поиск охватываемых одним взглядом строк длиной 2–7 слов или 4 — 12 слогов.

2. Приоритет строкам примерно равной длины.

3. Визуальное объединение близких по смыслу строк в строфы.

4. По возможности использование рифмы и ритма, как бы маскируя палиндромы «под стихи».

5. Достижение максимальной семантической связности между строками и перевертнем в целом.

6. Выход за рамки «строгого стиля» к «вольному палиндрому», т. е. иногда игнорируя «ь», «ё» приравнивая «е» и т. п.

7. Достижение максимальной информативности, даже путем отказа от симметричных названий.

Уважаемые читатели, представляя на ваш суд семь десятков своих работ, написанных за последние 10 лет, надеюсь на ваши отзывы и замечания, которые прошу направлять по адресу:

300036, Тула, а/я 1745,

Рыбинскому Владимиру Николаевичу.

1. Театр

Риму кумир,Я, ларь враля.Речев вечер,Я рад, даря.

Силу кулис,Тела балет,На душу данТень роли — лорнет.

Муза. Разум.А мир грима?Лиру журил,А лира парила.

Конец сценок.Так и шикать:— Ха-ха, ах-ах!Так и хихикать.

Театр тает…Искать такси?

* Слово «театр» мало кото оставляет равнодушным… Так вышло, что «Театр» — мой первый получившийся палиндром.

2. В горах

Там ил, климат,Нива лавин.Туманна мутьНиш, рев вершин.

Утречко к черту,Жару кураж.Ужели лежу?Жалко поклаж.

Ад, жажда,Камень не мак.Долог голод,А гор рога.

Лазил, лизалЗолото лоз.Укором морокуСетуй, утес.

* А с этой темы на известные строки Владимира Высоцкого я начал работу в палиндроме.

3. Перестройка

Резал лазер,Мотал атом.Ниша машин,А карта трака.

А шпал лапша.И нету тени:Робы выборИ кирки крики.

И тупики пути —Тот сор простот.Сарказм закрась:То плевел пот.

* Артист разговорного жанра, Михаил Задорнов, в одном из своих выступлений от имени иностранца так отразил наше отношение к перестойкс: «…они в нее верят». Верил и я.