Владимир Маяковский - Стихотворения (1927)

Владимир Маяковский

СТИХОТВОРЕНИЯ

1927

СТАБИЛИЗАЦИЯ БЫТА

После боев                  и голодных пытокотрос на животике солидный жирок.Жирок заливает щелочки бытаи застывает,                    тих и широк.Люблю Кузнецкий                             (простите грешного!),потом Петровку,                         потом Столешников;по ним           в году                     раз сто или двести яхожу из «Известий»                                 и в «Известия».С восторга бросив подсолнухи лузгать,восторженно подняв бровки,читает работница:                             «Готовые блузки.Последний крик Петровки».Не зря и Кузнецкий похож на зарю, —прижав к замерзшей витрине ноздрю,две дамы расплылись в стончике:«Ах, какие фестончики!»А рядом             учли обывателью натуру —портрет             кого-то безусого;отбирайте гения                           для любого гарнитура,—все      от Казина до Брюсова.В магазинах —                         ноты для широких масс.Пойте, рабочие и крестьяне,последний                 сердцещипательный романс«А сердце-то в партию тянет!»[1]В окне гражданин,                             устав от ношенияпортфелей,                   сложивши папки,жене,         приятной во всех отношениях,выбирает                «глазки да лапки».Перед плакатом «Медвежья свадьба»нэпачка сияет в неге:— И мне с таким медведем                                            поспать бы!Погрызи меня,                       душка Эггерт.—Сияющий дом,                        в костюмах,                                           в белье,—радуйся,              растратчик и мот.«Ательемод».На фоне голосов стою,стою        и философствую.Свежим ветерочком в республику                                                      вея,звездой сияя из мрака,товарищ Гольцман                              из «Москвошвея»обещает              «эпоху фрака»[2].Но,     от смокингов и фраков оберегая охотников(не попался на буржуазную удочку!),восхваляет                   комсомолец                                       товарищ Сотниковтолстовку                и брючки «дудочку».Фрак        или рубахи синие?Неувязка парт- и советской линии.Меня        удивляют их слова.Бьет разнобой в глаза.Вопрос этот                   надо                           согласоватьи, разумеется,                        увязать.Предлагаю,                  чтоб эта идейная дракане длилась бессмысленно далее,пришивать                 к толстовкам                                      фалды от фракаи носить              лакированные сандалии.А чтоб цилиндр заменила кепка,накрахмаливать кепку крепко.

Грязня сердца                       и масля бумагу,подминая                Москву                            под копыта,волокут             опять                      колымагудореволюционного быта.Зуди        издевкой,                       стих хмурый,вразрез             с обывательским хором:в делах             идеи,                      быта,                               культуры —поменьше                довоенных норм!

«ДАЕШЬ ИЗЯЧНУЮ ЖИЗНЬ»

Даже        мерин сивыйжелает           жизни изящной                                   и красивой.Вертит           игривохвостом и гривой.Вертит всегда,                        но особо пылко —если        навстречу                        особа-кобылка.Еще грациозней,                           еще капризнейстремится человечество                                        к изящной жизни.У каждого класса                           свое понятье,особые обычаи,                         особое платье.Рабочей рукою                        старое выжми —посыплются фраки,                               польются фижмы.Царь        безмятежно                           в могилке спит…Сбит Милюков,                        Керенский сбит…Но в быту               походкой рачьейпятятся многие                        к жизни фрачьей.Отверзаю                поэтические уста,чтоб описать                     такого хлюста.Запонки и пуговицы                                и спереди и сзади.Теряются               и отрываются                                     раз десять на́ день.В моде           в каждой                         так положено,что нельзя без пуговицы,                                        а без головы можно.Чтоб было                 оправдание                                   для стольких запонок,в крахмалы                  туловище                                 сплошь заляпано.На голове                прилизанные волоса,посредине                пробрита                               лысая полоса.Ноги        давит                 узкий хром.В день          обмозолишься                                  и станешь хром.На всех мизинцах                             аршинные ногти.Обломаются —                         работу не трогайте!Для сморкания —                            пальчики,для виду —                   платочек.Торчит            из карманчикакружевной уголочек.Толку не добьешься,                                 что ни спроси —одни «пардоны»,                          одни «мерси».Чтоб не было                      ям                          на хилых грудя́х,ходит,          в петлицу                          хризантемы вкрутя.Изящные улыбки                           настолько то́нки,чтоб только                  виднелись                                   золотые коронки.Коси́тся на косицы —                                  стрельнуть за кем? —и пошлость                  про ландыш                                    на слюнявом языке.А   в очереди                   венерической клиникичитает           усердно                        «Мощи» Калинникова.Таким образом                        день оттрудясь,разденет фигуру,                           не мытую отродясь.Зевнет           и спит,излюблен, испит.От хлама               в комнате                              тесней, чем в каюте.И это называется:                             — Живем-с в уюте! —

Лозунг:           — В ногах у старья не ползай! —Готов         ежедневно                         твердить раз сто:изящество —                     это стопроцентная польза,удобство одежд                         и жилья простор.

МОЯ РЕЧЬ НА ПОКАЗАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ ПО СЛУЧАЮ ВОЗМОЖНОГО СКАНДАЛА С ЛЕКЦИЯМИ ПРОФЕССОРА ШЕНГЕЛИ

Я тру        ежедневно                         взморщенный лобв раздумье                  о нашей касте,и я не знаю:                   поэт —                              поп,поп или мастер.Вокруг меня                   толпа малышей, —едва вкусившие славы,а волос            уже                  отрастили до шейи голос имеют гнусавый.И, образ подняв,                           выходят когдана толстожурнальный амвон,я,   каюсь,              во храме                             рвусь на скандал,и крикнуть хочется:                               — Вон! —А вызовут в суд,—                              убежденно гудя,скажу:          — Товарищ судья!Как знамя,                 башку                           держу высоко,ни дух не дрожит,                            ни коленки,хоть я и слыхал                         про суровый                                             законот самого               от Крыленки.Законы           не знают переодевания,а без        преувеличенности,хулиганство —                        это                             озорные деяния,связанные                 с неуважением к личности.Я знаю           любого закона лютей,что личность                     уважить надо,ведь масса —                      это                           много людей,но масса баранов —                                 стадо.Не зря          эту личность                               рожает класс,лелеет           до нужного часа,и двинет,               и в сердце вложит наказ:«Иди,         твори,                   отличайся!»Идет        и горит                    докрасна́,                                   добела́…Да что городить околичность!Я,   если бы личность у них была,влюбился б в ихнюю личность.Но где ж их лицо?                             Осмотрите в момент —без плюсов,                   без минусо́в.Дыра!         Принудительный ассортиментиз глаз,            ушей                     и носов!Я зубы на этом деле сжевал,я знаю, кому они копия.В их песнях                   поповская служба жива,они —          зарифмованный опиум.Для вас             вопрос поэзии —                                         нов,но эти,           видите,                       молятся.Задача их —                    выделка дьяконовиз лучших комсомольцев.Скрывает               ученейший их богословв туман вдохновения радугу слов,как чаши              скрывают                             церковные.А я     раскрываю                      мое ремеслокак радость,                   мастером кованную.И я,      вскипя                с позора с того,ругнулся              и плюнул, уйдя.Но ругань моя —                           не озорство,а долг,           товарищ судья.—Я сел,          разбивши                          доводы глиняные.И вот        объявляется при́говор,так сказать,                  от самого Калинина,от самого               товарища Рыкова.Судьей,            расцветшим розой в саду,объявлено                 тоном парадным:— Маяковского                        по судусчитать            безусловно оправданным!

БУМАЖНЫЕ УЖАСЫ