Дмитрий Мережковский - Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая Страница 10

Сонное

Что это — утро, вечер?Где это было, не знаю.Слишком ласковый ветер,Слишком подобное раю,Все неземное-земное.Только бывает во снеМилое небо такое, —Синее в звездном огне.Тишь, глушь, бездорожье,В алых маках межи.Русское, русское — БожьеПоле зреющей ржи.Господи, что это значит?Жду, смотрю, не дыша…И от радости плачет,Богу поет душа.

«Доброе, злое, ничтожное, славное…»

Доброе, злое, ничтожное, славное, —Может быть, это все пустяки,А самое главное, самое главное,То, что страшней даже смертной тоски, —

Грубость духа, грубость материи,Грубость жизни, любви — всего;Грубость зверихи родной, Эсэсэрии, —Грубость, дикость — и в них торжество.

Может быть, все разрешится, развяжется?Господи, воли не знаю Твоей.Где же судить мне? А все-таки кажется,Можно бы мир создать понежней.

Вячеслав Иванов

Римские сонеты

I. «Вновь, арок древних верный пилигрим…»

Вновь, арок древних верный пилигрим,В мой поздний час вечерним «Ave Roma»Приветствую, как свод родного дома,Тебя, скитаний пристань, вечный Рим.

Мы Трою предков пламени дарим;Дробятся оси колесниц меж громаИ фурий мирового ипподрома:Ты, царь путей, глядишь, как мы горим.

И ты пылал и восставал из пепла,И памятливая голубизнаТвоих небес глубоких не ослепла.

И помнит в ласке золотого снаТвой вратарь кипарис[1], как Троя крепла,Когда лежала Троя сожжена.

II. «Держа коней строптивых под уздцы…»

Держа коней строптивых под уздцы,Могучи пылом солнечной отвагиИ наготою олимпийской наги,Вперед ступили братья-близнецы.

Соратники Квиритов и гонцыС полей победы, у Ютурнской влаги,Неузнаны, явились (помнят саги)На стогнах Рима боги-пришлецы.

И в нем остались до скончины мира,И юношей огромных два кумираНе сдвинулись тысячелетья с мест.И там стоят, где стали изначала —Шести холмам, синеющим окрест,Светить звездой с вершины Квиринала.

III. «Пел Пиндар, лебедь: "Нет под солнцем блага…"…»

Пел Пиндар, лебедь: «Нет под солнцем благаВоды милей». Бежит по жилам Рима,Склоненьем акведуков с гор гонима,Издревле родников счастливых влага.

То плещет звонко в кладязь саркофага;То бьет в лазурь столбом и вдаль, дробима,Прохладу зыблет; то, неукротима,Потоки рушит с мраморного прага.

Ее журчаньем узкий переулокВолшебно оживлен; и хороводыОкрест ее ведут морские боги:

Резец собрал их. Сонные чертогиПустынно внемлют, как играют воды,И сладостно во мгле их голос гулок.

IV. «Окаменев под чарами журчанья…»

Окаменев под чарами журчаньяБегущих струй за полные края,Лежит полузатоплена ладья;К ней девушек с цветами шлет Кампанья.

И лестница, переступая зданья,Широкий путь узорами двоя,Несет в лазурь двух башен острияИ обелиск над площадью ди-Спанья.

Люблю домов оранжевый загарИ людные меж старых стен тесниныИ шорох пальм на ней в полдневный жар;

А ночью темной вздохи каватиныИ под аккорды бархатных гитарБродячей стрекотанье мандолины.

V. «Двустворку на хвостах клубок дельфиний…»

Двустворку на хвостах клубок дельфинийРазверстой вынес; в ней растет Тритон,Трубит в улиту; но не зычный тон,Струя лучом, пронзает воздух синий.

Средь зноя плит, зовущих облак пиний,Как зелен мха на демоне хитон!С природой схож резца старинный сонСтихийною причудливостью линий.

Бернини, — снова наш, — твоей игройЯ веселюсь, от Четырех ФонтановБредя на Пинчьо памятной горой,

Где в келью Гоголя входил Иванов,Где Пиранези[2] огненной иглойПел Рима грусть и зодчество Титанов.

VI. «Через плечо слагая черепах…»

Через плечо слагая черепах,Горбатых пленниц, нá медь плоской вазы,Где брызжутся на воле водолазы,Забыв, неповоротливые, страх, —

Танцуют отроки на головахКурносых чудищ. Дивны их проказы:Под их пятой уроды пучеглазыИз круглой пасти прыщут водный прах.

Их четверо резвятся на дельфинах.На бронзовых то голенях, то спинахЛоснится дня зелено-зыбкий смех.

И в этой неге лени и приволийТвоих ловлю я праздничных утех,Твоих, Лоренцо, эхо меланхолий.

VII. «Спит водоем осенний, окроплен…»

Спит водоем осенний, окропленБагрянцем нищим царственных отрепий.Средь мхов и скал, муж со змеей, Асклепий,Под аркою глядит на красный клен.

И синий свод, как бронзой, окаймленУбранством сумрачных великолепийЛиствы, на коей не коснели цепиМертвящих стуж, ни снежных блеск пелен.

Взирают так, с улыбкою печальной,Блаженные на нас, как на платанУвядший солнце. Плещет звон хрустальный:

Струя к лучу стремит зыбучий стан.И в глади опрокинуты зеркальнойАсклепий, клен, и небо, и фонтан.

VIII. «Весть мощных вод и в веяньи прохлады…»

Весть мощных вод и в веяньи прохладыПослышится, и в их растущем реве.Иди на гул: раздвинутся громады,Сверкнет царица водометов, Треви.

Сребром с палат посыплются каскады;Морские кони прянут в светлом гневе;Из скал богини выйдут, гостье рады,И сам Нептун навстречу Влаге-Деве.

О, сколько раз, беглец невольный Рима,С молитвой о возврате в час потребныйЯ за плечо бросал в тебя монеты!

Свершались договорные обеты:Счастливого, как днесь, фонтан волшебный,Ты возвращал святыням пилигрима.

IX. «Пью медленно медвяный солнца свет…»

Пью медленно медвяный солнца свет,Густеющий, как долу звон прощальный;И светел дух печалью беспечальной,Весь полнота, какой названья нет.

Не медом ли воскресших полных летОн напоен, сей кубок Дня венчальный?Не Вечность ли свой перстень обручальныйПростерла Дню за гранью зримых мет?

Зеркальному подобна морю славаОгнистого небесного расплава,Где тает диск и тонет исполин.

Ослепшими перстами луч ощупалВерх пинии, и глаз потух. Один,На золоте круглится синий Купол.

Осень 1924

Пчела

Свиданья юного ужель опять тревогаИ трепет огненный?.. Чу, милые шаги!   Дарохранительница Бога,О Ночь-молчальница, у нашего порога   Святую тайну стереги!

   А спросит демон-соглядатай:«Чей в доме дивный свет зажегся и потух?» —Устами звездными скажи: «Летает Дух   В лугах моих пчелой крылатой.

   И все мои цветы — мириады звезд — горятЖеланьем жертвенным убийственного жала   И с медом свет Ему дарят;И, погасая в Нем, чтó знали изначала,Последней вспышкой говорят».

1926

Кот-ворожей

Два суженных зрачка, — два темных обелиска,Рассекших золото пылающего диска, —В меня вперив, мой кот, как на заре Мемнон,Из недр рокочущих изводит сладкий стон.И сон, что семени в нем память сохранила,Мне снится: — отмели медлительного НилаИ в солнечном костре слепых от блеска днейСвященная чреда идущих в шаг тенейС повернутым ко мне и станом, и оплечьем, —И с профилем зверей на теле человечьем.Подобья ястребов, шакалов, львиц, коров,Какими в дол глядит полдневный мрак богов…

Очнись! Не Нил плескал, не сонный кот мурлыкал:Размерно бормоча, ты чары сам накликал.Ни пальм ленивых нет, ни друга мирных нег, —А печи жаркий глаз, да за окошком снег.

1927