Н. Денисов - Стезя Страница 10

* * *

Звезды падают в синюю мглу,За деревнею, в ближнем околке.На вечернем покосном лугуНе устали кричать перепелки.

Вот маячат большие стога.Реактивный проходит со свистом.И на месяце старом рогаТак же ярки в дымке серебристом.

И паромщик поет на корме,Над водой свесив ноги босые.И сдается, что двое во тьмеНежно шепчут слова дорогие.

* * *

И вот вхожу в знакомую страну –Цветов и трав, и пашни незабытой.И коршун держит в лапах тишину,Кружа своей разбойною орбитой.

И злой комарик с криком «Помоги!»Напрасно бьется в лапах паутины.И по тропинкам ползают жукиКак тяжело груженные машины.

Я слышу вновь крестьянский зов земли!Она парит к полуденному зною.Над ней, как пули, носятся шмели,В нектар цветов ныряя головою.

А там, где с пашней слился окоем,Найду друзей по тракторному гулу.Былинной Русью пахнет чернозем.И вновь в себе я чувствую Микулу!

Баллада о доме

Он в ночи полыхнул вдобавок,Прибежали – с полатей, с лавок,Кто ведром, кто багром звеня.Но куда там – стена огня!Подступись тут! Рвались патроны,Сам собой бил свинец каленый –Из охотницкой кладовой –Дробью крупною, нолевой.Утром в печке, торчащей знобко,Уцелевшей, горшок с похлебкойПорывался – в который раз! –Сдетонировать, как фугас.Мы вздыхали на головешки,Из последнего – чашки, ложки –Погорельцу несли: возьми!Так всегда было меж людьми.При фашистах иль печенегах,Кем бы он, погорелец, не был,Не бросали в беде. ПотомВозводили и новый дом.Под раскатом любого громаРусским людям нельзя без дома.Чтоб всегда в стороне родной –Крыша, ставни и дым печной!Вот и встал он – былого краше!На пригорке, в селенье нашем,Недалеко от большака,Как задумали – на века.

Прием пушнины

Принимает пушнину приемщик и спец –Дым махорочный стелется низко, –Он сидит на полу, как восточный купец,Назначает он цены без риска.

Он хозяин участка и, не торопясь,Принимает за штукою штуку:Слева лисьего меха гора поднялась,А соболья – по правую руку.

А на струганых лавках, степенность храня,В полушубках тугих, как кольчуги,Восседает сибирская наша родня –Все охотники здешней округи.

Будет к вечеру дом наш ходить ходуном,Будет сплясано за ночь немало!Вот меня отряжают за красным вином:Загудят мужики небывало!

А приемщик хитро намекает на жен:Что, мол, скажут? Заявятся скопом!Но охотники тут же идут на рожон,Рукавицами хлопая об пол.

И сдается приемщик, он к стенке прижат.Он расчет совершает по кругу:Четвертные и сотни – все справа лежат.Ну а трешки – по левую руку.

Будет к вечеру дом наш ходить ходуном.Будут стены качаться от пляски!А окрестные зайцы за снежным бугром –В первый раз ночевать без опаски.

Железная нить

К экзотике столь знаменитой,Конечно, душа не глуха:К хорею, к лягушке расшитой,К тынзяну в руках пастуха.

Сполохи,сполохи,сполохи!Но вдруг упирается взглядВ деталь современной эпохи,В соседство моторов и нарт.

Я слышу, как воют долота, –Глубинный штурмуется пласт.В разорванной хляби болотнойГудитгеометриятрасс!

Сдалась под напором металлаПолярных земель тишина.В старинный орнамент ЯмалаЖелезная нить вплетена.

Наантали

М. 3ахарову

Не случайно запомнил:Мы там ночевалиИ глазели па кирхуС трефовым крестом.городок Наантали,Отель «Наантали»!Что-то русскоеСлышалосьВ имени том.

И красивая девушкаВозле киоскатак щемяще моиВсколыхнула года,Что совсем было близкоДо внешнего сходстваС городками, где счастливЯ был иногда.

Вспоминается,Как с приближением ночи,Невозможно о милой грустилосьХоть плачь.И напрасно – с рекламыЗеленые очи Зазывали утешитьОт всех неудач.

А на утро мы тот городокПокидали,Не заманит назадНикаким калачом.Но опять я шепчу:«Натали... Нааитали...»И жалею, жалею,Не знаю, о чем.

Учитель

Памяти Александра Коваленкова

Ободряя кивком головыИ озябшей улыбкою грея,Приводил он с бульваровМосквы Амфибрахии, ямбы, хореи.

И Пегаса – лихого коня,Он стегал полюбившейся строчкой,Полновесною рифмой звеня,Будто сельский кузнец молоточком.

Не кудесник из древних поэм,А хранитель весеннего чувства,Он однажды ушел насовсем,Молодым завещая искусство.

Друг за другом пошли холодаВ доказательство зыбкости мира.Но могла ли остыть навсегдаСтолько песен взметнувшая лира!

Мне не верится. Ночь у окон...Вдруг опять за метелью незрячейС Александром Сергеичем онЗасиделся за пуншем горячим?

Последняя сказка

Только смолкли лягушки-царевныИ уснул заколдованный лес,Разбудил среди ночи деревнюНеожиданный грохот с небес.

Я дрожал, дожидаясь рассвета,Испугался тогда не шутя.И звенели на крыше монетыСеребристой чеканки дождя.

И опять, прогремев в колеснице,Громовержец ломал облака.Кинул молнию огненной птицейИ сразил наповал мужика.

А под утро за лошадью пегой,Что, наверно, оглохла в грозу,Проскрипела в деревню телега,Где лежал человек на возу.

И со страхом его провожая,Выли бабы в проулке косом.А живая вода дождеваяЗа тележным неслась колесом...

* * *

Промокший, зеленый от злостиНахохлился день у ворот.Измаялись в отпуске гости –На родине дождик идет.

И нет ни желанья, ни волиУ солнышка высушить грязь.Комбайны остыли на поле,Издергана местная власть.

И лязгает попусту трактор,И падает резко удой.Но нет оправдания фактам,Что в пору хоть в голос завой.

А небо вконец затянуло,И туча за тучею прет.И лишь на обветренных скулахСлыхать, как щетина растет.

– Когда это кончится, боже?– Да что это в небе стряслось!И я дождевик, будто кожу,Содрал и повесил на гвоздь.

* * *

Он там остался – за порошами,Тот гарнизон в судьбе моей,И скрип ботинок неразношенных,И лейтенантских портупей.И версты марша надоевшего,И штык, примкнутый наголо,И месяц, как заиндевевшееПротивогазное стекло.И шутки ярые, рисковыеО том, что «дембель» впереди,В морозном паре клуб-столовая,Команды:– Стройся! Выходи!..Там мы звались морской пехотою,Там командирский бас звучал.Там понял я, прощаясь с ротою,За что я в мире отвечал!

* * *

...Я из толчеи городскойНе вижу обратного хода,Как будто костюм дорогойНадел и стесняюсь народа.

Когда-то пахать-боронитьДосталось на тракторе лично.Но поздно!Оборвана нить.Потерян тот след гусеничный.Да поздно ли?Слышу, нет-нет,Рокочет – из толщи метельной...Но это бушует соседЗа тонкою стенкой панельной.

* * *