Ярослав Смеляков - Работа и любовь Страница 10

ЛЕНИН

Мне кажется, что я не в зале,а, годы и стены пройдя,стою на Финляндском вокзалеи слушаю голос вождя.

Пространство и время нарушив,мне голос тот в сердце проник,и прямо на площадь, как в душу,железный идет броневик.

Отважный, худой, бородатый —гроза петербургских господ, —я вместе с окопным солдатомна Зимний тащу пулемет.

Земля, как осина, дрожала,когда наш отряд штурмовал.

Нам совесть идти приказала,нас Ленин на это послал.

Знамена великих сражений,пожары гражданской войны…

Как смысл человечества, Ленинстоит на трибуне страны.

Я в грозных рядах растворяюсь,я ветром победы дышуи, с митинга в бой отправляясь,восторженно шапкой машу.

Не в траурном зале музея —меж тихих московских домовя руки озябшие греюу красных январских костров.

Ослепли глаза от мороза,ослабли от туч снеговых,и ваши, товарищи, слезыв глазах застывают моих…

ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА ЛИДА

Вдоль маленьких домиков белыхакация душно цветет.Хорошая девочка Лидана улице Южной живет.

Ее золотые косицызатянуты, будто жгуты.По платью, по синему ситцу,как в поле, мелькают цветы.

И вовсе, представьте, неплохо,что рыжий пройдоха апрельбесшумной пыльцою веснушекзасыпал ей утром постель.

Не зря с одобреньем веселымсоседи глядят из окна,когда на занятия в школус портфелем проходит она.

В оконном стекле отражаясь,по миру идет не спешахорошая девочка Лида.

Да чем жеонахороша?

Спросите об этом мальчишку,что в доме напротив живет.Он с именем этим ложитсяи с именем этим встает.

Недаром на каменных плитах,где милый ботинок ступал,«Хорошая девочка Лида», —в отчаянье он написал.

Не может людей не растрогатьмальчишки упрямого пыл.Так Пушкин влюблялся, должно быть,так Гейне, наверно, любил.

Он вырастет, станет известным,покинет пенаты свои.Окажется улица теснойдля этой огромной любви.

Преграды влюбленному нету:смущенье и робость — вранье!На всех перекрестках планетынапишет он имя ее.

На полюсе Южном — огнями,пшеницей — в кубанских степяхна русских полянах–цветамии пеной морской — на морях.

Он в небо залезет ночное,все пальцы себе обожжет,но вскоре над тихой Землеюсозвездие Лиды взойдет.

Пусть будут ночами светитьсянад снами твоими, Москва,на синих небесных страницахкрасивые эти слова.

* * *

Если я заболею,к врачам обращаться не стануобращаюсь к друзьям(не сочтите, что это в бреду):постелите мне степь,занавесьте мне окна туманом,в изголовье поставьтеночную звезду.

Я ходил напролом.Я не слыл недотрогой.Если ранят меня в справедливых боях,забинтуйте мне головугорной дорогойи укройте меняодеяломв осенних цветах.

Порошков или капель — не надо.Жаркий ветер пустынь, серебро водопада—вот чем стоит лечить.

От морей и от гортак и веет веками,как посмотришь — почувствуешь:вечно живем.Не облатками желтымипуть мой усеян, а облаками.Не больничным от вас ухожу коридором,а Млечным Путем.

НА ВОКЗАЛЕ

Шумел снежок над позднею Москвой,гудел народ, прощаясь на вокзале,в тот час, когда в одежде боевоймои друзья на север уезжали.

И было видно всем издалека,как непривычно на плечах сиделитулупчики, примятые слегка,и длинные армейские шинели.

Но было видно каждому из наспо сдержанным попыткам веселиться,по лицам их — запомним эти лица! —по глубине глядящих прямо глаз.

Да, было ясно всем стоящим тут,что эти люди, выйдя из вагона,неотвратимо, прямо, непреклоннопоходкою истории пройдут.

Как хочется, как долго можно жить,как ветер жизни тянет и тревожит!Как снег валится!Но никто не сможет,ничто не сможет их остановить.

Ни тонкий свист смертельного снаряда,ни злобный гул далеких батарей,ни самая тяжелая преграда —молчанье жен и слезы матерей.

Что ж делать, мать?У нас давно ведется,что вдаль глядят любимые сыны,когда сердец невидимо коснетсярука патриотической войны.

В расстегнутом тулупчике примятомтвой младший сын, упрямо стиснув рот,с путевкой своего военкомата,как с пропуском, в бессмертие идет.

ЗДРАВСТВУЙ, ПУШКИН!

Здравствуй, Пушкин! Просто страшно этословно дверь в другую жизнь открыть —мне с тобой, поэтом всех поэтов,бедными стихами говорить.

Быстрый шаг и взгляд прямой и быстрыйжжет мне сердце Пушкин той поры:визг полозьев, песня декабристов,ямбы ссыльных, сказки детворы.

В январе тридцать седьмого годапрямо с окровавленной землиподняли тебя мы всем народом,бережно, как сына, понесли.

Мы несли тебя — любовь и горе —долго и бесшумно, как во сне,не к жене и не к дворцовой своре —к новой жизни, к будущей стране.

Прямо в очи тихо заглянули,окружили нежностью своей,сами, сами вытащили пулюи стояли сами у дверей.

Мы твоих убийц не позабылив зимний день, под заревом небес,мы царю России возвратилипулю, что послал в тебя Дантес.

Вся Отчизна в праздничном цветенье.Словно песня, льется вешний свет.Здравствуй, Пушкин! Здравствуй, добрый гений!С днем рожденья, дорогой поэт!

БРАТЬЯ

В Мосбасс к старшому братуприехал младший брат.На новеньком погонетри звездочки блестят.

Приехал в отпуск летчик,прославленный герой.Серебряные крылья,околыш голубой.

Старшой пришел с работы,с плеча шахтерку снял:— Да как ты? Да чего ты?Да что ж не написал?

Железные объятья —и вот уже вдвоемсидят родные братьяза праздничным столом.

Плывет к окошку синиймахорочный дымок.— Ну, как ты там, братишка?— А как ты здесь, браток?

Глядит с любовью летчикна брата своего.— Как будто все в порядке!— Покамест ничего!

Глядит не наглядитсяна брата брат старшой:— Высоко ты забрался,братишка дорогой!

И молча вспоминает,как вместе с братом жил, —хоть высоко летает,а шахту не забыл.

Течет за словом словодушевный разговор.

И старший брат меньшоговедет на шахтный двор.

И будто ненарокомк доске подвел его,прославленного аса,братишку своего.

На пестрые рисункиони вдвоем глядят:на быстром самолетенесется старший брат.

Летят за ним вдогонкув мелькании колесзеленая трехтонкаи черный паровоз.

С улыбкой смотрит летчикна этот быстрый строй:— Высоко ты забрался,братишка дорогой!

И о своей работетолкуют до заришахтер и летчик — братья,бойцы, богатыри.

А в небесах над ними,свободный славя труд,советские машинымеж звездами плывут.

И по всему Мосбассупредутренней поройритмично рубят угольмашины под землей…

ПОРТРЕТ