Вадим Гарднер - У Финского залива Страница 10

Из «Песен души»

Трудно жить в этой пропасти мрачнойМеж жестоких и гордых людей.Я, с широкой мечтою прозрачной,Не сношу тяготы их цепей.В ясной области Духа невеждыК Красоте преграждают пути.Нелегко мне святыню спасти…Ах, закрой мне навек эти вежды!

Отравляют глубины души.Яркий свет маяков застилают;И мечты, что возникли в тиши,Ледяною вьюгой угашают.Все же крест свой я должен нести,Не роптать на судьбину крутую.Но, хоть цель я провижу благую,Трудно в хрупкой и душной плоти…Трудно в хрупкой и душной плоти…

Надели меня мощью духовной,Чтоб я в бурной борьбе не ослаб, —Ты, Единственный, Дух безгреховный.Бог Отец, перед кем я не раб, —Облачивший в плотские одеждыНаше вольное вечное я,Погрузи меня в тьму забытья,Или дай вихревые надежды!

Не вотще я был призван ТобойК Светозарству расчистить дорогу,Обративши грозой немирскойВсех несчастных и ропщущих — к Богу.Дай себя мне, как прежде, найти!Я сошел в низину грехопада,Чтоб во имя Грядущего Града.Этот мир до основ потрясти!

ИЗ ЖУРНАЛОВ И АНТОЛОГИЙ

Убежавшему зайцу

Серый заяц сел на дороге,Но по хворосту хруст услыхал;Что есть мочи грызун быстроногийВдоль по вереску в лес ускакал.

Напугал я тебя, длинноухий,Но ведь я не охотник-злодей.Мне милы и зеленые мухи,И несущий иглу муравей.

Осы черные в желтых полосках,С их висящим коконом-гнездом,И пчела на кукушкиных слезках,Вся в меду и в плаще золотом.

Все мне дорого, серый, в природе:И проросший овес молодой,И капустный кочан в огороде,До чего ты охотник большой.

Самый запах земли мне приятен,Желтопенные волны лугов,Лес в сиянии солнечных пятен —Все люблю, все прославить готов.

Завируха

Елей серебрящихся наметыСтали и грузнее и пышней.Вновь курят глубокие суметы.Стружит снег вьюга среди полей.

Снова заметь свищет и гуляет,И следы полозьев занесло.Сечень-белоризец окунаетВ звездную крестильницу село.

Сам охоч до пляски, пряток, жмурок, —Над парчей змеящейся куры, —Полумесяц из-за мглы, что турок,Смотрит на забаву детворы;

Смутно видит сквозь фату метелиОтраженный в стеклах блеск свечей,Мишурой мерцающие ели,Тут и там гадающих людей.

Смотрит и Медведица Большая,Из-за туч взглянувши невзначай,Как скорлупка, в чаше проплывая,Вдруг огнем зажжет бумажки край.

И глазеют ведьмы заметухиВ окна из-за снеговых холмов,Как на картах ворожат старухиИ сулят «дорогу», «женихов»,

«Письма», «хлопоты» и «дом казенный»;Видят, тени воска на стенеГ роб иль челн выводят плоскодонный,Трубача на вороном коне…

Вновь разъяснило. Глядят Стожары,Как мелькает в пляске молодежь,Как, подпав под хмелевые чары,Краснорожий бесится кутеж…

Утихает ветер. Чуть кружитсяСнег вокруг сугробов на полях,Стар и млад, усталый, спать ложится.Меркнет Утренница в небесах.

Рондель

Вертящихся листов балет,Мне мил размер твой прихотливый:Дождь хлещет ли из туч тоскливый,Сияет ли на небе свет.Люблю, задумчивый поэт,Твой пляс бездумный и игривый,Вертящихся листов балет.Мне мил размер твой прихотливый,Когда ветров осенних бредГудит в дубраве сиротливой.Нарядный вихрь твой шаловливыйОтраден и на склоне лет,Вертящихся листов балет.

Нюландский сонет

О, Гельсингфорс, излюбленный ветрами,Ты мало, горделивец, мне знаком.По стогнам я твоим бродил пешком.Но ты с двумя своими языкамиНе близок мне; стеной они меж нами.К твоей красе холодной не влеком,Незваным и ненужным чудакомС тебе чужими мыслями, мечтамиСебя я чувствовал; хоть скал гранитЗдесь, там в столице и меня бывалоПленял, но ныне больше не манитС тех пор, как сердце холод злой позналоВраждебного нам племени людей,Суровое безмолвие камнейСочувствия в душе не вызывает,Сердец закрытых символ отвращает.

ИЗ АРХИВА ПОЭТА

Снежинки

Изящество снежинок,Крутящихся,Звездящихся…Красотки, чародейки,Волшебные пушинки,Иль крестики порою,

На мех моей шубенкиВы сыплетесь сейчас,Зачавшейся зимою,Старинною и длинною.Идут красноармейцы,Близки белогвардейцы,И, вы, на их шинели,На сосны да на елиЛожитесь и змеитесьИ, на свету, искритесь.Балет ваш белый, белыйЛюблю оцепенелыйВ морозы наблюдать.Хотя стучатся: ГолодИ леденящий Холод,Но снеги — благодать.

Грация

Н.А. Александровой

Грация — харита, пепельный Ваш волос,Ласковые очи и звенящий голосК Вам ли не влекут.

В белом Вы безмолвны. В черном Вы прекрасны.В голубом нежны Вы, в ярко-красном страстны.Розы к Вам идут.

Не всегда был чужд Вам лепет сердца странный,Стих мой орхидейный, бред души туманный,Дымные мечты.

Вам незримо струны шепчут эти руны,Славя облик милый, лучезарно юный,Вам, цветку, — цветы.

«Пускай повсеместно поносят…»

Пускай повсеместно поносятТебя, о родная страна,Пускай мы повсюду гонимыИ слез наша чаша полна,

Не мало пускай на чужбинеНевольников горьких работ,Не мало в лохмотья одетых,И всюду тоска нас грызет,

Но рубища наши священны,И пусть нас недоля теснит,Как солнце сквозь черные тучи,В нас пламенник веры горит.

Под рубищем носим распятье,И слышим порою сквозь сонВосстание наше из гробаИ Пасхи малиновый звон.

«Когда я один и мне грустно…»

Когда я один и мне грустно,Лишь ты, утешающий стих,Даришь мне живую отраду,Спасая от горестей злых.

От темных сомнений, от боли,От острых колючих тревогКто, кроме твоих переливов,Избавить поэта бы мог?

В твоей упоительной властиНавеять чарующий сон,Мечты уносить в беспредельностьЗа пояс жестоких времен.

«По снегу путь я проложил лопатой…» (Из «Дневника поэта»)

По снегу путь я проложил лопатой,Сел отдохнуть на старый бурелом.Одетый в снег, забылся лес кругом,Стоит и спит, хрустальным сном объятый.Чарующий, как святочная сказка,Глянь, белоусый ельник задремал.На всем зимы серебряная маска.Снег падает. Вот я хлопок поймал.Снег шелестит. Безветрие. СинеетМгла зимняя. Как хорошо в лесу!Как воздух чист! Как Рождеством здесь веет!

1930 ГОД