Валериан Бородаевский - Посох в цвету: Собрание стихотворений Страница 11

II. УТРО ОХОТНИКА

Еще тенета паукаВолшебны в бисере росистом;Еще замглевшая рекаПрибережного куликаНе внемлет перекрестным свистам;

Еще бакчи столетний страж,Приметив, как подъемлет донцеПодсолнечник, – бредет в шалашИ проворчит, кряхтя: шабаш!Оставя караульным солнце.

Деревню лиловатый дымВолнистым ладаном окурит,И, прозвоня ведром своим,Лучом обласкана рдяным,Молодка томный глаз прищурит; –

А уж псари ведут на дворКоней, – и ты, степной патриций,Спешишь, под завыванье свор,Чтоб кончить твой вчерашний спорС ушедшей в камыши лисицей!

III. НА ВЫБОРАХ

Да здравствует задорный треск шаровИ ящики загадочных избраний;Мундирный блеск и рокот голосов, –Внезапный взрыв призывных восклицаний!

Пожатья рук и сочный поцелуй, –И на руках взлетает предводитель!И острый ток шампанских пенных струйШироко льет румяный победитель.

Я слушать вас любил с досужих хор,Шумливые российские дворяне.Смотрю, дивлюсь… Потом слабеет взор, –Вы там, внизу – в мистическом тумане…

Меж тем со стен, где бледных досок рядЗлатят имен немые вереницы, –На буйный пир таинственно глядятБлестящие холодные гробницы.

IV. ДОМ ДЕДОВ. Сонет

Ты не для жизни, нет, – для томной мелодрамыПостроенный, стоишь, дощатый серый дом,Где стекла – в радугах, и покосились рамыС сердцами по углам, поросшими грибком.

Здесь были до конца меланхоличны дамы…Как нежно клавесин журчал и пел о нем!Но франты ловкие ловили легче гаммыЗаписку жгучую с надушенным платком.

И тонкий аромат красивого порока,Насквозь провеянный дыханьем злого рока,Струил трагический и пряный пустоцвет;

И сколько шепотов носилось в темных залах,Когда оглядывал в раздумьи пистолетВивёр, развенчанный усмешкой губок алых!

V. ПОРТРЕТ В КАБИНЕТЕ. Сонет

В шлафроке стеганом, над грудью утучненнойЧубук подъемлет он как некий властный жезл;Десница ж мягкая с истомой полусоннойКачает плавно кисть пурпурную у чресл.

На блеклом бархате резных огромных креслКак светел воск лица и череп обнаженный!А над челом кумир Киприды благосклоннойВосставил друг искусств и судия ремесл.

Припухлые глаза, не ведая печали,От дней медлительных лазурность потеряли, –Лишь тлеет искорка в хладеющей золе.

Отец для поселян, а к девам пуще ласков,Он весь тут до конца. – Прибавьте на столеТом кожи палевой с тиснением: Херасков .

VI. ЦЕРКОВНЫЙ СТАРОСТА. Сонет

Ты был простой и тихий человекИ в сюртуке ходил ты длиннополом;Краснел как девушка, детей не секИ не блистал ни сметкой, ни глаголом.

– Стань ктитором! – тебе однажды рекСам протопоп. В молчании тяжеломТы сгорбился, потупя пленку век,Зане ты был смиренным мукомолом.

И двадцать лет по церкви ты бродилС тарелкой жестяной, покуда силХватало. Колокол, тобой отлитый,

Так сладок в ночь, когда затихнет мир,Что для тебя, почивший под ракитой,Он, – верю, – слаще лучших райских лир.

VII. ПРИКАЗЧИК

Дорожкой полевой в потертом шарабанеТы не спеша трусишь… Луга еще в тумане;Но встал ты вовремя: ты правишь ремесло.Картуз, надвинутый на хмурое чело,В рубахе кубовой твой стан отяжелелый,Степная крепость мышц и шеи загорелой,В перчатке замшевой огромная рукаИ длинный жесткий ус, седеющий слегка,На грунте желтых нив и неба голубого, —Как много для меня храните вы родного!Лошадка круглая, не требуя вожжей,Бежит размеренно – ни тише, ни скорей.Ты должен осмотреть порядки полевые:Потравы нет ли где, идут ли яровые,Шалят ли овражки; не виден ли жучок…

Телега встретится: соседский мужичок;Поклон приветливый – и вольная дорога. –Ты тронешь козырек и поворчишь немного,Что, в рожь заворотив, погложет как-никакКлячонка тощая тобой хранимый злак.

На полку едешь ты. Там вольный распорядок.Подолы подоткнув, рассыпались меж грядокДевицы шустрые; не молкнет яркий смех…Мелькнет вдруг молодость и первый сладкий грех,И первое «люблю» полольщицы-дикаркиВ глазах, расширенных как у пугливой ярки,Что нож почуяла от любящей рукиИ блеет и дрожит, исполнена тоски…

И снова никого… Кругом простор да тишь.Поводья натянув, на пашню ты катишь,А чибис, вспугнутый над ржавыми лугами,Кружит и плачется и хлопает крылами…Уж солнце высоко, и недалек обед.Ты повернул – домой… Подруга многих лет,Смирившая твой пыл своей природой прочной,Завидя шарабан в окошечко молочной,Поспешно кубаны на ледник отошлетИ, сплющив нос, к стеклу губами припадет.

VIII. ПОВАР

Ходит черный при лунеТаракан по балалайкеИ бренчит о старинеДа о белой молодайке.

На плите вода шипит,Жаром пышет поварская. –За окном сверчок трещит,Смотрит звездочка, мигая…

– Спишь ты, старый? – И стучатДевки шустрые в окошко.За картинами шуршатПрусаки… Мяучит кошка.

Замирает при лунеТаракан на грустных струнах,И бежит по сединеСеребро от струек лунных…

Ну, играй же, таракан!Запляши на балалайке!– «Ночь раскрыла сарафан,Светят груди молодайки!»

БОГИНИ

I. БОГИНИ

Их было две по сторонам балкона,Отрытые из древнего кургана,Две бабы каменных, широкоскулыхИ с плоским носом — две огромных глыбы,Запечатлевших скифский вещий дух.И милый дом, восставшие от праха,Вы сторожили, мощные богини,С улыбкой простоватой и жестокойНа треснувших, обветренных губах…

Одна была постарше, с вислой грудью.Ее черты казались стерты влагой:Быть может, сам великий, синий ДнепрЕе терзал в порыве покаянном, –Владычицу греховную зачатий, –И мчал к морям, с порога на порог.Другая, юная, еще хранила обликДевический; граненых ожерелийТройная нить ей обнимала шею,Округлую и тяжкую, как столп.

О, серый камень, как томил ты дивноВаятеля, – как мучил он тебя,Чтобы мечту пылающих ночейПривлечь к твоим шероховатым граням!Когда ко мне прекрасная хозяйка.Чуть улыбаясь, шла с балкона, в блузеИ пышных локонах, кивая головой,И становилась, опершись на плечиОдной из двух таинственных богинь, –О, что тогда в груди моей кипело…Я слышал речь ее, с едва заметнымАкцентом польским, целовал перстыИ увлекал от каменных чудовищК террасе, завитой плющом тенистым…А там, внизу, они стояли грузно,И каменные плечи их серелиНепобедимой, вечной, мертвой мощью…

II. В ОСЬМНАДЦАТЬ ЛЕТ

В мой городок из северной столицыГлухой, метельной ночью я скачуУслышать смех двоюродной сестрицы.

Я юный ус порывисто кручу,Бубенчикам заливистым внимаюИ ямщику нелепости кричу.

Оборотясь, кнутом он машет: знаю!(А борода – как глетчер, и в глазахЛазурное приветствие читаю.)

Вкруг фонарей танцует снежный прах;Дымится пар над крупами лошадокИ свищет ветер в гривах и хвостах.

И этот свист, как голос лирный, сладокПод сводами торжественных ворот(Являющих возвышенный упадок).

Вот белый дом. И здесь она живет…Молчите, бубенцы! И тихо мимоДверей заветных он меня везет.

Горит душа, больной тоской томима,И к лону нежной девушки мечта –В осьмнадцать лет! – влечет неудержимо.

«Теперь скачи!..» Знакомые места:Дрема домов, что выбиты навеки,Как в бронзе, в детской памяти. Креста

Серебряное пламя; шар аптеки…Там – сад во мгле… Всё за сердце берет!И грезится: вот приоткроет веки,

Шепнет: «целуй!» и как дитя уснет.

III. РЕБЕНКУ