Ян Райнис - Стихотворения Пьесы Страница 12

Элегия

Перевод В. Бугаевского

Памяти юноши

Мне этого не вынести, отец.Все видеть — и спокойно, молчаливо,Как будто сердце у тебя вконецОкаменело, — улыбаться криво;

Взирать, как правду топчут сапогом,Как палачи глумятся нечестивоНад тем, что мы святынею зовем…

Трепещет плоть, и кровь моя как пламя,И руки тянутся к оружью сами.

Как мог тебя я удержать!.. И тыУшел, мой сын. И вот передо мноюЛежишь теперь. Глаза твои пусты,Покрыты щеки смертной белизною.

А как они пылали в час, когда тыНас вещим словом окрылял своим.Ты мертв! И лишь чело еще объятоГрозы недавней отблеском живым…

О сердце! Мы сильны, мы победим!..

Заходит солнце…

Перевод Ал. Ревича

Заходит солнце, ночь пришла,Приносит страх густая мгла,Заходит солнце, но взойдет,Чтоб тьму хлестать лучом с высот.

Весенние дни

Перевод Ал. Ревича

Прочь жалобы и стон тоски!Сбивай оковы и замки́!Круши ограды и — вперед! —Река взбухает, взломан лед.

Все выше солнце, даль синей,Все тоньше лед весенних дней,Все тоньше — тает под лучом,Ручей сливается с ручьем.

Ревет разбухшая вода,Уносит прочь обломки льдаИ заливает все и вся,Устои ветхие снося.

Воды восставшей круговертьКрушит стены столетней твердь,Ломает тысячи преград,И бастион, и каземат.

Все, что давило, гибнет враз,Вокруг, насколько видит глаз,Вода. Течет через краяОгромной чаши бытия.

Fiat justitia!

Перевод Г. Горского

[2]

Одна на свете справедливость есть,Сама собой, одна и та ж навеки —Она была началом всех начал:Она несла порядок в этот мир,И если б мир однажды канул в Лету,Она б еще царила надо всем.Fiat justitia, ruat mundus![3]

Она над миром трон свой вознесла,Прикрыв свое величье облаками,И ясный взор свой ослепив повязкой,Опорой служит ей металл и камень,Холмы костей и пирамиды трупов,Стволы орудий и столбы победы,Сиденье трона свито из цепей,В которых вечно трудятся народы,Виновные лишь в том, что так малы.В руке ее весы: две чаши. Кровью правдыПолна одна, вторая чаша вечноМечом тяжелым клонится к земле.Одежд багровых, золотом расшитых,Тяжелый шелк шуршащий виснет с плеч;И стан широким поясом охвачен,А обувь из железа и свинца;За поясом закон, топор и плети.Сжимает губы тонкие она,И если слово сквозь уста проникнет,Оно разит, как лезвие ножа.Одна лишь речь — приказ и приговор,Они тяжки, как топоров удары,Что б ни сказала — все свершится вмиг,Покуда кровью залита земляИ в небе кровь, как зарево, алеет.Fiat justitia, ruat mundus!

Покинув трон, она ступает в мир,Чтоб власть свою распространить по свету,Уравнивая всех перед собой;Закрыв глаза, идет она слепая,Идет не глядя, кто хорош, кто плох,Вершит свой суд, не видя ни причин,Ни слез не видя, ни бескровных лиц,Ни рук костлявых, ломанных бедою,Пока они не сжались в кулаки.Да, Справедливость, видно, за векаСостарилась и навсегда ослеплаОт вековой повязки на глазах.И кажется мне, что она глуха,Или заткнула уши мягкой шерстью, —Когда проходит с ледяным лицомИ вопиющих голосов не слышит:Пусть, пусть вопят, она за все векаНи разу не прислушивалась к воплям —Fiat justitia, ruat mundus!

…И стан ее не тот, каким казался,Ленивая, она едва бредет,Виновных не догнать ей, но легкоХватать невинных жесткою рукой.И лишь чутье ее, как прежде, остро:Дым хижин она чует издалёкаИ хижины обходит стороною.Но если в них приходится бывать,Она всегда с покорными покорнаИ вежлива, спокойна и робка;И никогда в глаза не лезет нагло;И вовсе не горда, какой казалась.Она при звоне золота молчит!С ней можно пошутить, поторговаться,К любой нужде приспособляться может,Со смелыми смела и выступаетНеумолимой. Жалости тогдаОна не даст сидеть с собою рядом,И суд ее тогда неоспорим:И пусть хоть в пекло катится весь мир,Пусть стоны сотрясают все вокруг,Скрежещут зубы, кулаки хрустят.Когда ж она вдруг снизойдет к земле, —Врагов растопчет, вырвет сорняки,Одних благословит последним словом,Других последним словом проклянет —Fiat justitia, ruat mundus!

Да, Справедливость, дряхлая старуха,Становится все старше, все дряхлей,И дни ее судьбою сочтены.За часом час все убывают силы,И только злоба возрастает бурно,Уста увечит зависти излом,Глумливая усмешка скалит рот,Не держат ноги, и в костях иссохшихМозг чахнет, только лишь костыльПоддерживает немощный скелет,И все ж костыль упавшего растопчет,Нога ее все под собой сомнет.Fiat justitia, ruat mundusl

Час старой Справедливости пробил,И жизнь ее висит на волоске.И скоро рухнет это божество,Гремя костьми и черепом пустым,И черная затмит просторы пыль,То будет крови высохшей поток,Что был во имя божества пролит, —Пыль ядовитой высохшей слюны,Пыль от руин и тлена старых зданий,Тысячелетней черной швали пыль,Что скапливалась, превращаясь в гниль,И все живое на земле душилаНевыносимым смрадом испарений,Лишала жизни молодой росток,Но все-таки росток растет сквозь тлен,И новый мир над старым миром всходит —Ruat justitia, fiat mundus![4]

День страшного суда

Перевод Г. Горского

Dies irae, dies illa,Solvet urbem in favilla[5].

Немало жизнейПрервет свой бег,И многих юныхСломает век;

Во мгле исчезнетИдущих след,Пока из искрыРодится свет;

Истлеть им,Крови истечь рекой,Пока на землюПридет покой;

Немало смелыхСквозь ад пройдутИ вновь воспрянут,И вновь падут;

Отхлынет множествоВолн морских,Но ветер сноваПодымет их.

Смерть многих сотенНе есть конец.Их сменят сонмыЖивых сердец.

Один умолкнет, —На первый зовОтветятТысячи голосов.

Покуда злобойМир потрясен,Песчинка каждаяИсторгнет стон.

ЗемлетрясеньеСметет дома,Опоры рухнут,И хлынет тьма.

Приют ваш каменныйВ судный часНа вас же рухнет,Схоронит вас.

Утес дворцы вашиС плеч стряхнет,Открыто взглянетНа небосвод.

Какие горыСпасут вас? — Нет,И горы местьюГрозят вам вслед.

Какое мореВам даст причал? —Сметет вас грозныйРасплаты вал.

Хотите скрытьсяВ болота мглы? —В сравненье с вамиОни белы.

Немые недраРазверзнут ад,От вас останетсяСерный чад.

ЭПИЛОГ