Сборник Сборник - Моё лучшее стихотворение Страница 12

1945

Иван Молчанов

Песнь о солдате

«Здесь похоронен солдат из Таганрога,

красноармеец Майборода. Прощай, наш дружок!»

По тем полям, по тем дорогам,Где друг потерян не один,Шагал солдат из ТаганрогаЧерез Румынию в Берлин.

Он видел Прут, он брал Карпаты,Входил в чужие города:Он шел до Гитлера с расплатой,Лихой солдат Майборода.

На штык проверенный надеясь,Он перед боем говорил:— Иди вперед, красноармеец,Как встарь суворовец ходил!

А минет бой — твердил, бывало,В окопе, в хате, где-нибудь:— Та ще одной версты не стало,Та ще верстой короче путь!

Была весна. Цвела калина.Теплела в заводях вода.Не дошагал он до Берлина,Безвестный друг — Майборода.

Уж, видно, так — в снарядном гулеСудьба не всем сестрой была:В чужом краю шальная пуляСолдатский путь оборвала.

Солдат упал. Но, как бывало,Сказал, рукой держась за грудь:— От ще одной версты не стало,От ще верстой короче путь!..

Цветы росинки уронили,Застыла дума на лице…Друзья его похоронилиВ далеком городе Сенце.

И в этот вечер тихо былоУ той акации в саду,И, словно мать, она закрылаЛиствой бойца Майбороду.

Никто его теперь не спросит:«Далек ли путь? Здоров ли ты?»Славяне вольные приносятЕму прощальные цветы.

И скажет благородный житель:— За далью всех лесов и рекТы умер — как освободитель,Советский храбрый человек…

Да, время боем нас пытало!Но в коммунизм — и в этом суть —Еще одной версты не стало,Еще верстой короче путь!

Пылит, пылит, пылит дорога,Домой ушли все поезда…Прощай, солдат из Таганрога,Прощай, дружок Майборода!

1948

Константин Мурзиди

Письмо

Письмо его написано в пути.Оно сквозит любовью неподкупной.То мелко, неразборчиво почти,То чересчур размашисто и крупноЛожились на листочке небольшомСтрока к строке, и все с наклоном разным…Две первых строчки написал он красным,Другие две — простым карандашом.Последние — чернилами, с нажимом,Не сбившись, запятой не пропустив,Как пишут на предмете недвижимом,На возвышенье локоть утвердив.Что было тем устойчивым предметом:Дорожный камень, ящик иль седло?За столько миль письмо меня нашло,И понял я по всем его приметам,Как иногда в походах тяжело,Хотя в письме не сказано об этом.

1940

Сергей Наровчатов

Костер

Прошло с тех пор немало дней,С тех стародавних пор,Когда мы встретились с тобойВблизи Саксонских гор,Когда над Эльбой полыхалСолдатский наш костер.

Хватало хвороста в ту ночь,Сухой травы и дров,Дрова мы вместе разожгли,Солдаты двух полков,Полков разноименных странИ разных языков.

Неплохо было нам с тобойВстречать тогда рассветИ рассуждать под треск ветвей,Что мы на сотни лет,На сотни лет весь белый светИзбавили от бед.

И наш костер светил в ночиСветлей ночных светил,Со всех пяти материковОн людям виден был,Его и дождь тогда не бралИ ветер не гасил.

И тьма ночная, отступив,Не смела спорить с ним,И верил я, и верил ты,Что он неугасим.И это было, Джонни Смит,Понятно нам двоим!

Но вот через столбцы газетКосая тень скользит,И снова застит белый свет,И свету тьмой грозит.Я рассекаю эту тень:— Где ты, Джонни Смит!

В уэльской шахте ли гремитГром твоей кирки,Иль слышит сонный БирмингамГлухие каблуки,Когда ты ночью без жильяБродишь вдоль реки.

Но уж в одном ручаюсь я,Ручаюсь головой,Что ни в одной из двух палатНе слышен голос твой,И что в Париж тебя министрНе захватил с собой.

Но я спрошу тебя в упор,Как можешь ты молчать,Как можешь верить в тишь, да гладь,Да божью благодать,Когда грозятся наш костерСмести и растоптать.

Костер, что никогда не гасВ сердцах простых людей,Не погасить, не разметатьШтыками патрулейС полос подкупленных газет,С парламентских скамей!

Мы скажем это, Джонни Смит,Товарищ давний мой,От имени простых людейБольшой семьи земнойВсем тем, кто смеет нам грозитьВойной!

Мы скажем это, чтоб умолкВой продажных свор,Чтоб ярче, чем в далекий день,Вблизи Саксонских горНад целым миром полыхалБессмертный наш костер!

1946

Александр Николаев

Моя рука

Я слышал одного юнца,что, не придав словам значенья,сказал для красного словца:— Я б руку дал на отсеченье!

Послушай, друг!Когда войнакончалась в Западной Европе,моя рукапогребенабыла в засыпанном окопе.

С тех пор прошло немало лет,давно зарубцевалась рана,но руку,ту,которой нет,я ощущаю непрестанно.

То пробежит по ней огонь,то у запястья нерв забьется,то вдруг зачешется ладонь,а то в тугой кулак сожмется.

Пусть на приветствие в ответмогу и левую подать я,сама рука,которой нет,рванется для рукопожатья.

Не знаешь ты наверняка,что упадут, к примеру, спички,и сразу дернется рука,чтоб подхватить их по привычке.

А это тоже не секрет,не доведись такое сроду,я по руке,которой нет,могу предсказывать погоду.

Скажи,ты слышал, наконец,как малыши хохочут звонко,когда смеющийся отецподбрасывает вверх ребенка?

…И я смотрю спокойно вдаль,постигнув гордых слов значенье.Смотря за что,а то не жальи две рукина отсеченье!

1955

Лев Озеров

Северная гравюра

Ветвистый лось стоял на косогоре,Прислушиваясь к шелестам лесным.Тропа в кустах вилась, как узкий дым,И тучи шли,И ветер, с ними споря,Деревья пригибал к земле.И лосьСтоял внимательныйИ думал: что стряслось?Он весь напрягся:Леса шелестеньеДразнило зверя чуткое терпенье.Но он стоял.И спорили с кустомЕго рога.И в воздухе пустомРаздался гром,Пространством повторенный.Залепетали листьями кусты,И на мгновенье вековые кроныЯвились, просияв, из темноты.А лось стоял,Раскинув гордо ноги.Он видел молний горные дороги,Он ждал, он видел небо над собойИ всматривался, будто он впервыеГлядел на мир,И забирал губойНа свежих листьях капли дождевые.

Мне часто вспоминался этот лось,Внимательный, стоял он на дороге.В нем так могуче и законченно сплелосьСпокойствие с готовностью к тревоге.

1938

Александр Ойслендер

Вечер на базе

Оттого, что не бывает тихоНи зимой, ни летом, никогда,Город называется Гремиха —Ты видал такие города:

Их кружком не отмечают карты,Снег их заметает с головой —И олени, впряженные в нарты,Пробегают улочкой кривой.

Тральщик затихает у причала —И, на пристань твердую сойдя,Люди разминаются сначалаПосле качки, ветра и дождя.

Клуб набит, толпа стоит у входа —И под нескончаемый мотивТяжело танцуют мореходы,Девушек румяных подхватив.

Может быть, корабль уйдет с рассветомВ океан суровый… но покаДевушка не думает об этом,Прижимаясь к локтю моряка…

Снова ходит вьюга за саамом,Но и здесь, где только снег и лед,Мы живем и дышим тем же самым,Чем живет и дышит весь народ.

Кто сказал, что здесь задворки мира?Это край, где любят до конца,Как в седых трагедиях Шекспира —Сильные и нежные сердца!

1944