Л. Кобылинский - STIGMATA Страница 12

улыбчива и без конца грустна,

задумчива и, как дитя, безгневна,

во всем и непостижна, и ясна,

и каждым мановением напевна.

Где звуки, чтоб Тебя именовать?..

Ты — пальма осужденных, Ты — царевна,

моя сестра, дитя мое и мать!..

Ты создана блаженной и прекрасной,

чтоб вечный свет крылами обнимать.

Всегда незрима и всегда безгласна,

цветок, где луч росы не смел стряхнуть,

Ты снизошла, дыша печалью ясной...

Безгрешна эта девственная грудь,

и непорочны худенькие плечи,

как грудка ласточки, как млечный путь.

Ты внемлешь и не внемлешь скудной речи,

Ты, не нарушив кроткий мир чела,

безгласно руки, бледные, как свечи,

вдруг надо мной, поникшим, подняла,

и возле, словно белых агнцев стадо,

мои толпятся добрые дела.

Вот белизны чистейшая услада

все облекла в серебряный покров,

и сердце чуть трепещет, как лампада;

легко струится покрывало снов,

Твоих огней влекомо колыханьем,

и млечный серп в венце из облаков.

К Твоим стопам приникнул с обожаньем.

Ты дышишь все нежнее и грустней

неиссякаемым благоуханьем.

И все благоухает, скорбь огней,

печаль к Тебе склоняющихся сводов,

восторг к Тебе бегущих ступеней

и тихий ужас дальних переходов...

Вот, трепетом переполняя грудь,

как славословья звездных хороводов,

благоволила Дама разомкнуть

свои уста, исполнена покоя:

«Я — совершенство и единый путь!..

Предайся мне, приложится другое,

как духу, что парит в свободном сне,

тебе подвластно станет все земное,—

ты станешь улыбаться на огне!..

Мои благоухающие слезы

не иссякают вечно, и на мне

благоволенья Mater Doloros'bi.

Люби, и станет пламя вкруг цвести

под знаменьем Креста и Белой Розы.

Но все другие гибельны пути!..

Покинув Рай, к тебе я низлетела,

чтоб ты дерзал за мною возойти,

бесстрашно свергнув грубый саван тела!

Да будет кровь до капли пролита,

и дух сожжен любовью без предела!..»

Замолкнула... Но даль и высота

поколебались от небесных кличей,

и я не смел пошевелить уста,

но сердце мне сказало: «Беатриче!»

НА «VITA NUOVA» ДАНТЕ

Из О. Уайльда

Стоял над морем я, безмолвный и унылый,

а ветер плачущий крепчал, и там в тени

струились красные, вечерние огни.

и море пеною мои уста омыло.

Пугливо льнул к волне взмах чайки длиннокрылой.

«Увы! — воскликнул я. — Мои печальны дни,

о если б тощий плод взрастили мне они,

и поле скудное зерно озолотило!»

Повсюду дырами зияли невода,

но их в последний раз я в бездны бросил смело

и ждал последнего ответа и плода,

и вот зажегся луч, я вижу, онемелый,

восход серебряный и отблеск нимбов белый,

и муки прежние угасли без следа.

В ДУХЕ ПЕТРАРКИ

Из Ж. М. Эредиа

На темной паперти, прекрасна и чиста,

рукою щедрою, стыдливой, благородной

ты сыплешь золото небес толпе народной

и ослепляешь всех. как яркая Мечта.

Тебя смущенные приветствуют уста,

но ты разгневана, скрываешь лик холодный,

отдернут в гневе прочь край мантии свободной,

очей потупленных померкла красота.

Но бог, чья власть во всех сердцах повелевала,

в тебе сочувствия источник пробудил,

и ты замедлила оправить покрывало;

казалось, нежный взор меня благодарил,

и дрогнул шелк ресниц роскошный и тенистый,

как будто сень листвы прорезал серп лучистый.

ПСАЛОМ РАДОСТНЫЙ

Тому, кто не простил Творца,

навек потоки слез!

Но радость, радость без конца.

к кому пришел Христос!

И смерть тому, кто терн венца

не взлюбит больше роз!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Блажен, кто слышал звон кольца

и сердце в дар принес!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Блажен, кому в дому Отца

быть гостем довелось!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

SANCTI

«Crux est porta Paradisi,

In qua sancti sunt confisi,

Qui vicerunt omnia!»

   S. Bonaventura.

СВЯТОЙ СУЗА

Страшней и крепче не было союза

меж Господом и смертным никогда!..

Вся жизнь твоя, многострадальный Суза,

ряд подвигов, мучений и стыда!..

Ты в каждом брате прозревал Иуду,

в плодах земных — яд райского плода,

отверженник, от колыбели всюду

ты осязал дыханье Сатаны,

едва спасенью верить смел, как чуду.

Ты вопросил,— и тайны Ада сны

разоблачили пред тобой до срока:

весь ужас неискупленной вины,

средь грешных сонмов, мучимых жестоко,

в стране Суда. где милосердья нет,

твой бледный лик твое ж узрело око,

и, пробудясь, ты страшный дал обет,

и стала жизнь твоя лишь жаждой муки,

и эти муки длились сорок лет.

Где б ни был ты, повсюду, в каждом звуке

ты слышал стук вбиваемых гвоздей,

распятые ты всюду видел руки;

ты жил один. страша собой людей,

как червь, иглой пронзенный, извиваясь,

и воплями смущая сон полей.

Но жаждал ты, слезами обливаясь,

лишь одного — продлить расплаты срок,

Отца-заимодавца ужасаясь,

и здесь отбыть положенный урок.

Итак, в гробу одной ногою стоя,

ты умирал и умереть не мог.

И было в этом знаменье благое!

Омыть в крови, как в огненной росе,

как мытарь, славословье лишь простое

ты смел шептать, простерт на колесе;

ты предал чину страшных покаяний

все деланья и помышленья все.

Ты меру превозмог земных страданий,

безумец, ты призвал на помощь ад

и преступил раскаяния грани.

Так день за днем от головы до пят

от язв гвоздиных яростно язвимый,

зажжен багровым заревом стигмат,

от смерти силой вышнею хранимый,

ты жаждал новых мук. и скорбный лик,

рыдая, отвратили серафимы.

Но ты, гася, как пламя, каждый крик,

питал под шерстяною власяницей,

как змей железных, звения вериг;

томим видений черной вереницей,

ища для язв повсюду новых мест,

страшась, чтоб сон не тяготил ресницы,

на раменах носил тяжелый крест,

утыканный дубовыми шипами,

молясь, да каждый плоть язвит и ест!

Ты шествовал запретными тропами,

бдел по ночам, по пояс обнажен,

осыпав язвы жадными клопами,

тысячекратно каждый час сожжен;

но те часы тебе казались кратки,

и вот. чтоб был Лукавый посрамлен,

ты сшил из кожи черные перчатки

и в них вонзил сто пятьдесят гвоздей,

и были сердцу их лобзанья сладки.

О, только раз на миг души твоей

коснулся луч и слезы умиленья

исторгнул из твоих слепых очей,

ты мирным сном забылся на мгновенье,

но снова тьма покрыла все кругом,

и вновь помчались адские виденья.

Но ты не пал, очнувшись пред Врагом,

до гроба дверь замкнул у темной кельи

и каждый луч с тех пор считал грехом,

страшась, как ада, райского веселья.

Ты голодал, спал на гнилой двери,

как зверь, в жару кровавого похмелья:

рыдая от зари и до зари,

ни на мгновенье не касаясь тела,

сказав надежде навсегда «Умри!»,

раскаянью не зная лишь предела...

И вот в виденье огненном Господь

предстал твоей душе оцепенелой,

вещая грозно: «Раб, казнящий плоть,

восстань из мрака ныне к жизни новой,

Наш гнев ты смел страданьем побороть;

восстань, гордец упрямый и суровый,

Я сам тебе отверзну райский сад,

но ведай днесь, когда б не Наше слово,

раскаянье твое пожрал бы Ад!»

Так, вняв Отцу, скончался бедный Суза,

и плоть его нетленна, говорят...

Когда ж и мы расторгнем наши узы,

и нас вернет безумье небесам

восстановить попранные союзы?..

Святой страдалец! Ты — прообраз нам,

отверженным, безумным, окаянным!

Дай мне прильнуть к твоим святым огням,

к твоим рубцам и язвам покаянным!..

Зажечь стигматы от твоих стигмат!

Да буду век безумным, сирым, странным!

Да вниду в Рай, благословляя Ад!..

СВЯТОЙ ЛУИДЖИ

(Св. Людовиг Гонзагский)

Я был, как дева, робок и стыдлив,

меня бежал лукавый Искуситель,

бесплодно злую мудрость расточив.

Но не Тебе, Христос и мои Спаситель,

я в жертву сердце бедное принес,

уйдя из детской в строгую обитель.

Святая Дева дев и Роза роз,

я отдал все Тебе Одной, Мария,

без размышлений, колебаний, слез!