Ирина Одоевцева - Собрание стихотворений Страница 13

«Я не могу простить себе…»

Я не могу простить себе —Хотя другим я все простила —Что в гибельной твоей судьбеЯ ничего не изменила,Ничем тебе не помогла,От смерти не уберегла.Все, что твоя душа просила,Все то, что здесь она любила…Я не сумела. Не смогла.

Как мало на земле тепла,Как много холода — и зла!

Мне умирать, как будто, рано,Хотя и жить не для чего.Не для чего. Не для кого.Вокруг — безбрежность океанаОтчаяния моего —Отчаяния торжество.

И слезы — не вода и соль,А вдовьи слезы — кровь и боль.Мне очень страшно быть одной,Еще страшнее быть с другими —В круговращенье чепухи —Страшнее. И невыносимей.

В прозрачной тишине ночнойЗвенят чуть слышно те стихи,Что ты пред смертью диктовал.Отчаянья девятый вал.Тьма.И в беспамятство провал –До завтрашнего дня.

«Последнее траурное новоселье…»

Последнее траурное новоселье.Мне хочется музыки, света, тепла,И чтоб отражали кругом зеркалаЧужое веселье.И в вазе хрустальной надежда цвелаБессмертною розой, как прежде.

Смешно о веселье.Грешно о надежде.В холодной, пустой, богадельческой кельеСварливая, старческая тишинаИ нет ни покоя, ни сна,И тянет тоскою из щелей окна,Из сада, где дождь и промозглая слякоть.

Не надо, не надо!Прошу вас не плакать.

«Ни спора с судьбой. Ни укора…»

Все чисто для чистого взора,

Н. Гумилев

Ни спора с судьбой. Ни укора.Жара и усталость. БредуОдна вдоль чужого забора,Одна, как повсюду на свете.

Закатные розы в саду,На небе закатная розаИ те огорченья и этиВ победно-лучистом светеЗаката Апофеоза.

А ветер в асфальтном чадуВздыхает облаком сора: —Все чисто для чистого взораВ земном и небесном аду.

«Все было, было, бы.. Лото под лампой…»

Мы играем не для денег,

А чтоб время провести.

А. Пушкин

Все было, было, бы.. Лото под лампой,Старушки богаделки, старцы богадельцы —От жизни старостью, как театральной рампой.Вечернее лото — приятнейшее дельцеПред тем как спать идти, с восьми до десяти.Ведь «не для денег, а чтоб время провести»,Как черти в дурачки у Пушкина играли.

Телевизьон трещит в полубезлюдном зале.Я в комнате своей у лунного окна.Дверь заперта на ключ. Одна, всегда однаС тех пор, как умер ты — одна на целом свете.

Пора казалось бы и мне ожесточиться,Стать язвой-сплетницей, подслеповатой, злой,Лихой лотошницей, как богаделки эти.

Луна сквозь облаков полупрозрачный слой,Как там, как над Невой, прелестно серебрится.— Луна, далекий друг, сестра моя луна…

… Не то, что молодость спешит, летит стрелойИ падает стремглав подстреленною птицей,А то, что молодость так бесконечно длится,Когда давно она мне больше не нужна.

«Неправда, неправда, что прошлое мило…»

Неправда, неправда, что прошлое мило.Оно как открытая жадно могила —Мне страшно в него заглянуть.- Забудем, забудьте, забудь!..

По синим волнам океанится парус,Налейте вина и возьмите гитару,Давайте о завтра мечтать.

Чтоб завтра казалось еще неизвестней,Еще невозможней, тревожней, прелестней,Чтоб завтра не стоило ждать.

О, спойте скорей «Лебединую песню»И «Белой акации»И «В том саду»,Хоть встретились мы не в саду, а в аду,В аду эмиграции.

А парус белеет навек одинокий,Скользя по волнам в байроническом сплине,В пучине стихов, от шампанского синей.

И вот наконец приближаются срокиИ час расставанья рассветно-жестокий,- Прощайте, прощайте, пора!

Прощайте, желаю Вам счастья!Но разве так поздно? Нет, здравствуйте,здрасьте!Уже не сегодня, еще не вчера,Еще далеко до утра! —

И значит, играПродолжается.

«Банальнее банального…»

Банальнее банального,Печальнее печальногоСознанье — жизнь прошла.

Ну что ж? ПоговоримО подвигах, о славе —Троя, Рим.

Вот дни мои и все мои дела.Как мало доброго. Как много зла.Не то я делала, не так жила,И ясно, что я лучше быть могла.

От одиночества и от усталостиПрилив горячей нежной жалостиК себе и прочим тварям на земле,Как уголек, краснеющий в золе.

Печаль, похожая на вдохновенье,И драгоценно каждое мгновенье,Когда уже отсчитаны они —На счетах звонких и магических —Мои пустынные, торжественные дни.

Но раз в стихах лирическихНельзя без точки зренияИ собственного мнения,Я признаюсь — банальнее банального,Сусальнее сусальногоМне кажется высокий этот тонРаскаяния, просветленьяИ старческого всепрощеньяПредпохоронный звон,Полупоследний стон,Благословляющее — «Ах!»

Нет, старость мудрая, прости,С тобою мне не по путиНи в жизни ни в стихахДо самой смерти.

НОЧЬ БЕЗ СНА

Ледяная луна в ледяной высотеОзаряет озябшие вязы и клены,И на снежной поляне четыре вороны,Как чернильные пятна на белом листе.

Почему их четыре? Не три и не пять?Почему мне опять ничего не понять?Почему все меня до смешного тревожитИ ничто на земле успокоить не может?Если б было ворон или пять или три,

Треугольник или пентагонБез затей и затратПреудобно улегся бы в сон.Но четыре вороны — вороний квадрат —Никуда не уляжется он.

В черной душной ночи горят фонари,Далеко до луны, далеко до зари,Невозможно уснуть и немыслимо спать,Оттого что ворон-то четыре,А не три и не пять.

И кругами, кругами все шире и ширеНаплывает тоска обреченности.

«Я говорю слова простые эти…»

Я говорю слова простые эти,Сгорая откровенностью дотла:Мне кажется, нельзя на светеСчастливей быть, чем я была.

Весельем и волненьем ожиданьяСветился каждый новый день и часБез сожалений, без воспоминаний,Без лишних фразИ без прикрас,Все было для меня всегда как в первый раз.

Всегда ждала я торжества и чуда,Волхвов,Даров,Двугорбого верблюда,Луны, положенной на золотое блюдоИ, главное, читательской любви.

ИЗ СБОРНИКА «ОДИНОЧЕСТВО»

(Вашингтон, 1965)

Одиночество твое,

одиночество мое,

Наше, ваше, их

Одиночество.

Ирина Одоевцева

«В городском саду…»

В городском саду,В теплом свете дня,Лирою скользитЛебедь на пруду.

— Я сейчас приду,Подожди меня.Возле тучки той,Как верблюд, горбатой.

Я сейчас приду,Подожди меняИ побудь со мнойДо заката.

«Сон без начала и конца…»

Сон без начала и конца,Сон в центре звездного кольца,Сон, раскаленный добела.В сияньи тонет голова,Сияньем кружатся слова.

Из лука воина-стрельцаЛетит крылатая стрела,Летит и ранит Льва —Льва или Солнце?

Стон львино-солнечной тоски,Сон раскололся на куски.Но нет. Сон цел.Осколки сна, как голубки,Влетают в круглое оконцеВысокой тесной голубятни.И сон становится понятней,Насквозь, как море, голубой,И можно быть самой собой,Пока я сплю, пока сон цел,Пока божественный прицелСтрелу приводит прямо в цель,И Пана пьяная свирельТревожит легконогих нимф(Пан здесь! О, встретиться бы с ним!),И пенное морское чудищеИз скользких ритмов, хрупких рифмКоралловый возводит риф,Русалочий слагает миф.

Не с Паном, нет, не с пенным чудищем,Не с человеком, не со зверемВсем огорченьям, всем потерямНаперекор,ВедуЯ с небом разговорО будущемВ раю.

«Сердце чужое…»