Николай Велимирович - Молитвы у озера Страница 13

Гл. 44.

Спускаюсь глубоко в сердце своё, чтобы посмотреть, кто обитает в нем, кроме меня и Тебя, Вечный Боже?

И со страхом нахожу многочисленных чужестранцев, бьющихся за раздел сердца моего. Столько нашёл я их в сердце своём, сколько время от Адама содержит в себе человеческих и нечеловеческих душ.

И понял я, почему сердце моё изнемогло и не может принять ни Тебя, ни меня в покои свои, а отталкивает нас на самый край свой, владельцев — на задворки имения их.

Прежде чем выйти мне из утробы матери моей, мiр с его желаниями вселился в меня.

За каждую ласку мiра дорого, очень дорого платил я, всегда отрывая и отдавая частицу сердца моего. Пока не предал мiру и всего сердца моего, и пока ласки не стали мне горьки.

Жалуются мне старцы на лета свои, говоря: от многих лет состарилось сердце наше.

Поистине, старцы, не от многих лет состарилось сердце ваше, а от многих желаний.

И советую сердцу своему в одиночестве; оторвись от вчерашнего дня, ибо и он уже оторвался от тебя. Всех предметов желания твоего сегодня уж больше нет: одни изменились, других изуродовала болезнь, третьи умерли. Так же не существуют и предметы завтрашних твоих желаний. Бичом своим хлещет время стадо своё, и стадо истекает потом и кровью от ударов. А образы дня сегодняшнего подбрасывают в тебя, сердце моё, уже переполненное тенями мертвецов, — новые желания, которые завтра и сами станут тенями мёртвых.

Не буди́ прошлых чувств, ибо они тебя столько раз прикуют к столбу времени, сколько раз ты будешь будить их, сердце моё. И станешь рабом времени, и состаришься, и умрёшь прежде смерти.

Разруби как можно скорее узлы страстей, что затянулись из-за сплетённых и часто повторявшихся желаний и чувств. Легче разрубить отдельные нити желаний и нити чувств, чем крепкие узлы страстей. Но и их должно разрубить ты, даже если окровавишься, — если хочешь нового детства и новой младости, более красивой и более вечной, чем прошедшая младость твоя.

Исторгни из себя мiр, сердце моё, и взгляни тогда на него, как немощен он. И взгляни затем на себя, и ощутишь силу нежданную. Лишь до тех пор кажется нам сильным мiр, пока мы рабы его.

И станешь пространным, как вечность, и вечность вселится в тебя.

Триединый Боже, имеющий сердце, не объятое тьмой и свободное от мiра, очисти сердце моё от ненавистных чужестранцев, исчернивших его тьмой. Пусть сердце моё будет светло, и тьма пусть бессильно кружит вокруг него, но пусть его не объемлет.

Пусть сердце моё будет сердцем сына и господина, а не сердцем слуги и вора.

Дай мне сердце Иисусово, вкруг которого тьма напрасно топталась, стараясь войти, и не могла войти.

О, Царице моя небесной красоты, огради сердце моё заботою материнской.

Душе Святый и всемогущий, оплодотвори сердце моё любовию небесной. Чтобы все то, что родится и возрастает в нем, не было от плоти и крови, но от Тебя, Душе Святый и Господи мой.

Гл. 45.

Спускаюсь глубоко в разум свой и нахожу в нем евреев, препятствующих вхождению в него Тебя, о Светоносный Царю мой, и наводнивших весь мiр притчами о своём бегстве из царства фараонова, которое не убежало от них.

И вот, рассмотрел я все, что обитало в разуме моем, и в отчаянии воскликнул: все это ни я, ни Бог мой, ни царство Бога моего!

Все это отголоски и образы земли, привнесённые снаружи чересчур усердными чувствами моими и сваленные в кучу в разуме моем.

Так где же я? Где царь мой и Господь мой? Где царство Царя моего? Неужели в землю обетованную перенесли вы и все царство Египетское? И во град Царя моего ужели внесли вы всю нильскую грязь?

Худа же пища ума моего, коли питается он тем только, что дают ему чувства. Внешние отпечатки и представления, тени теней, увеличенные до чудовищных размеров, — как и всегда вырастают пугающе-огромные

тени там, где мало света, — ужели это ум мой? Все мышление разума моего, обнаружил я, — не что иное, как строительство бессильных зданий из бессильных теней.

И ещё раз осмотрел я неизмеримое поле ума моего, где с быстротою множества пауков мысли мои строили и разрушали целые города из теней, бессильнее паутины, — и опечалился, и держал совет с самим собой:

На чем являются тени, как не на свету? Этот свет — не ум ли мой? Не уменьшились бы тени совершенно, если бы свет ума увеличился? Но и ум мой — не одна ли только немощная тень разума Божия?

Тяжко мне если ум мой, когда расстанется с телом, чрез которое и передалось ему наследство сие, останется один в вечности со страшным ткивом своим!

И повторял в одиночестве разуму моему: сейчас, когда я ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не обоняю, ничего не вкушаю, ничего не касаюсь, — что сейчас наполняет тебя, если не одни лишь картины из теней и воспоминания о том, что ты слышал, видел, вдыхал, вкушал, трогал, — что ушло в прошлое, давно изменилось, изуродовалось, распалось, умерло? Почему тебе однажды не похоронить мертвецов и не оставить их мертвецам, и не убежать? — чем стоять, словно кладбище, на котором пляшут тени мёртвых и которое ожидает новых мертвецов?

Как превратился горний Иерусалим, град Царя моего, в царство мёртвых и мiровую свалку?

Царю мой, слышу таинственный шёпот Твой и понимаю; вижу свет Твой, и разумею.

И когда понимаю и разумею, радость наполняет слезами глаза мои, и восклицаю: спасение моё в Господе моем!

Он — свет ума моего, которому был я дремливым сторожем, так что влезли чужестранцы и затемнили свет царский.

Поможет мне Господь мой, — когда признаю, что другого помощника нет во всех мiрах, — и изгоню тьму и тёмных чужестранцев из ума моего.

Пусть будет тьма, пусть кружит она вокруг разума моего, но пусть не внидет во град Царя Света.

Гл. 46.

Спускаюсь глубоко в душу свою, чтобы посмотреть, кто рождается в ней и кто исходит из неё?

Как ужасающа глубина души человеческой. Невеста Небесная, когда человек осмеливается заглянуть в неё! Сквозь мiр и сквозь ад глядит смелый человек — до самих белых, точно млеко, хоров архангельских, окружающих Тебя, будто внешнее одеяние Твоё.

Поражён был я, когда осмотрел все многочисленные порождения души моей, которые испугались меня и, вспорхнув, отлетели куда-то в сторону, словно перепутанные вороны от падали.

А душа моя лежала развращённая, словно девка с рынков вавилонских, забывшая про суженого своего.

И в гневе бессильного и по привычке виноватого начала оправдываться душа моя, ещё до обвинения начала оправдываться, говоря: не рожаю ли я тебе сынов? не посылаю ли к тебе духов?

Я же облёкся во стыд и рек: поистине, в том и есть твоя и моя погибель, что ты рождаешь мне сынов, когда мне нужен Сын, и посылаешь мне духов, когда мне нужен Дух.

Не сынов родила ты мне, а слуг и разбойников. Не духов посылала ты мне, а грязных жителей ада.

Девицей отдана ты на сбережение мне, родственнику твоему, да приимешь во чреве от Духа Святаго и да родишь мне Сына. Ты же, несчастная, не от Бога зачала, а от мiра, и родила мне не Бога, а мiр сей.

Зачем не дождалась ты Духа Божия в девичестве своём, а приняла духов тьмы, которые размножились в тебе и захватили в плен сердце моё?

Ты создана быть храмом Богу, а превратилась в корчму придорожную, в которую заходят разбойники, и отдыхают в ней.

Зачем не родила ты Сына Мудрости, Который бы и тебе давал свет и голос, но родила мне сынов зла, которые дотянулись до ума моего, и самой тебе отплатили тьмой и бессловесностью?

Се, какой плод родишь, таковым плодом и питаешься. И все, что исходит из тебя, преумноженное к тебе возвратится.

О, если бы знала ты, душа моя, если бы ты только знала красоту неневестной Девы, чьим образом ты должна быть во мне! Как прекрасен и силен Дух, осеняющий Её!

Как дивен и величественен Сын, рождающийся в Ней! Уверяю тебя, ты заплакала бы кровью, о уродство моё, ставящее печать уродства своего даже и на тело моё.

И отказалась бы ты от нечистых духов, душа моя, и прогнала бы их, чтобы вошли в стадо свиней. И изгнала бы из дома порождения свои, кормящие и тебя и себя свиным кормом.

И окадила бы наиблагоуханнейшим ладаном дом свой, и осветила бы его свечами алтарными. И украсила бы его цветами и звёздами. И ангелы, окружающие, словно млечно-белое одеяние, Небесную Госпожу твою, легко приходили бы в гости к тебе, принося благовест, от которого трепетала бы утроба твоя. Трепетала бы утроба твоя, словно утренняя роса на горе под нежными ударами лучей солнечных.

И возрадовалась бы ты, душа моя, среди тускнеющих душ земных. И родила бы сына, который светом своим изгнал бы тени небытия из разума моего и огнём своим попалил бы желания мiрские в сердце моем. И освободил бы всю жизнь мою от власти злых духов, и покрыл бы всю её плащом силы и славы Духа Божия.