Анна Присманова - Туманное Звено. Стихотворения Страница 14

ЗЕМЛЯ

Невольно ослабляя напряженьераспластанного в воздухе крыла,подвластна птица силе притяженья,как в косном этом мире все тела.

Но хрупкий ком, садящийся на кровы,на разные поющий голоса,сбирающий крупицы у подковы,опять уносится под небеса.

И перьями приподнятая птицабез трепета висит на высоте,откуда человеческие лицачуть видимы, как гвозди на кресте.

А человек, уставший от полета,от содроганий вечного пера,обычно ищет теплого оплотагораздо ниже горного ребра,

гораздо ближе к чавкающим недрамгостеприимной низменной земли —защитницы незыблемой и щедрой,которой в горе жаждут корабли.

КУЗНЕЦ

Лишь кость чиновника сидитнад беспросветными листами,а кровь его в окно глядитна осень с красными кустами.

Пусть куст — как пламень за стеклом,как камень — долг, трудов виновник…С люстриновым своим крыломпохож на ворона чиновник.

Он гнет над знаками скелетбез воли, без негодованья,но кровь его — лелеет следот прошлого существованья.

Была чернильница пуста,гусиные летали перья,и возле зелени листагуляли дикость и доверье.

Там, с ярким жаром пред лицом,он был в нездешнем освещеньи —он был цыганским кузнецомв предшествующем воплощеньи.

УХО

Судьба, ужель ошиблась ты,родив меня не музыкантом?С высоким лбом, с широким бантомушла б я в нотные листы…

Бетховен не был мне отцом,но даст, быть может, мне наследство —к усовершенствованью средство —глухое ухо пред концом.

Пред смертью, тягостно дышаи чуя над ушами крышу,ужель тебя я не услышу,о музыка, моя душа?

БАБУШКА

Изъяны предков достаются детям,и внучка болью бабушки больна.Любовью звали бабушку, и этиммоя судьба предопределена.

О бабушка, жила ты в желтом доме,где рукава сходились на спине.Остался желтый облик твой в альбоме,а рукава — ты завещала мне.

Как два пути с единым назначеньем,живут во мне раздельно кровь и кость.Стремится кровь к тебе своим теченьем,но кость моя — тебе незваный гость.

Лишь только ночь подходит к изголовью,два дерева меня на части рвут.Быть может, и меня зовут Любовью,но я не знаю, как меня зовут.

ЗМЕЯ

Скучает осень, влагой к нам стекая,и думаю, на осень глядя, я:душа усталых как бы мастерская,в которой память — первая швея…

По садику, с оборчатым нарядом,с зонтом, гуляла бабушка моя.Уже тогда, шипя греховным ядом,к ней райская приблизилась змея.

Гудели лесопильные заводы,не заглушая пенья той змеи,но не хватало бабушке свободы,чтоб выявить возможности свои.

Не знаю я ни страсти душ ушедших,ни бабушкиной фабрики лесной,но желтое жилище сумасшедшихо ней напоминает мне весной.

Шипением и тусклым блеском окатомительно судьбу мою двоя,свернулась в существе моем глубокоот бабушки приползшая змея.

Пусть плакать не умею я глазами,пускай люблю любовью неживой,но голос мой, исполненный слезами,поет над ядовитой головой.

Любовь, земным рожденная началом,скрывает свой неукротимый рост:конец любви сливается с началом —свой собственный змея кусает хвост.

БРАТ И СЕСТРА

Рассветный холодок остер.Луна бледнее перламутра.На берегу воды костерраскладываю я под утро.

Но, свой огонь водой туша,я знамение вырожденья —слилась горячая душаво мне с холодной, от рожденья.

Бывает жизнь и житие.Но житие обычно в ранах.И мной — земное бытие,увы, проходится в двух планах.

Две разнородные струисплотились под одною кожей:струя животной жизни ипоток, на облако похожий.

Пожар, сжигающий дворы,и пена на пустом пароме…Два лика — брата и сестры —живут в едином костном доме.

На кровлю падает луна…Который час — не знаю точно.Спроси сестру мою — онаотзывчива и непорочна.

Как осень — веткой золотой,как паутинной сеткой птица,она живет моей мечтой —она и жертва в ней, и жрица.

А брат мой — долгий взгляд в себяи диалог с самим собою,где, настоящее губя,всё прошлое выходит к бою.

О брат мой, о моя сестра!я жизни придаю значенье,но жизнь над пламенем костра,как дым, уходит в отвлеченье.

ДВОЙНОЙ ОРЕХ

Идут дожди. Луна на лоне лужлежит щекой то правою, то левой.Ты наяву, душа, живешь как муж,но ты во сне всегда бываешь девой.

Еще во мне твой голос не угас:должна ты петь и плакать до могилы.(В живой душе всегда пленяет нассоединенье слабости и силы.)

Увы, сквозь слой домашнего стеклатебе давалась света только мнимость.Пусть в девственных лесах ты не была —тебя манила их непроходимость.

Там неподвижны змеи, как бревно,и там же к дубу ластится лиана.В таких лесах была давным-давнои дичью, и охотником Диана.

Не ты ли, как стрела ее, остра,не ты ль, как тетива, персту покорна?Одновременно брат ты и сестра,душа моя! И жернов ты, и зерна.

Тебе в удел дарован звучный гласи глаз, провиденьем вооруженный.С одною грудью, с кожей без прикрас —такую жизнь уже имели жены.

КРУГОВОРОТ

Земля от солнца и дождяявляет сонмы превращений,а ты всё та же, проходяряд сложных перевоплощений.Вначале будучи струейпервичной влаги мирозданья,зеленой стала ты змеейв года библейского преданья.За пищей, травами шурша,большие корни задевая,ползла ты жадно, о душа,холодная и огневая.Имея каменный устой,в век камня ты была пещерой.В кольце арены золотойстояла ты со львом и с верой.Сгибались бедные цветыпод гнетом рыцарской подковы.Там, будучи колдуньей, тысжигала кров средневековый.А романтичные годаотметили твой стан крылатый,когда, тоскуя иногда,воздушной девою была ты…За восковым — стеклянный веквзнесет здоровые строенья,но даже новый человектебя использует — для пенья.

ТРУБА

Для неживого житияя предназначена судьбою:больших страстей не знаю яи счастья не беру я с бою.

Дала мне мать свою губу,отец мой — трубку слуховую,дабы любила я трубуиграющую, духовую.

Ночных страстей в тебе уж нет,ты о дневной не помнишь снеди,душа, когда закатный светна выгнутой играет меди.

Напутствуемая судьбой,сопровождаемая снами,соедини мой рот с трубой,и звук и свет да будут с нами.

СТИХИ О СТИХАХ