Мария Петровых - Стихи Страница 15

«В угоду гордости моей»

В угоду гордости моейОтвергнула друзей,Но этих — ветер, ночь, перрон —Не вымарать пером.

Они дрожат в сияньи слез,А плачут оттого,Что слышат возгласы колесИз сердца моего.

Но током грозной тишиныМеня пронзает вдруг,И тело — первый звук струны,А мысль — ответный звук.

Я узнаю мой давний мир —Младенчество земли,И ребра, струны диких лир,Звучанье обрели.

Певуче движется душаСплетениями вен,И пульсы плещут не спешаПленительный рефрен.

Во тьме растет неясный гуд,Во тьме растут слова,И лгут они или не лгут,Но я опять жива.

И вновь иду с мечтою в рост,В созвучиях по грудь.Заливистая свора звездУказывает путь.

1931

«Неукротимою тревогой»

Неукротимою тревогойПереполняется душа.Тетради жаждущей не трогай,Но вслушивайся не дыша:

Тебя заставит чья-то воляХодить от стула до стены,Ты будешь чувствовать до болиПятно в луне и плеск волны,

Ты будешь любоваться тенью,Отброшенною от стихов, —Не человек и не смятенье:Бог, повергающий богов.

Но за величие такое,За счастье музыкою быть,Ты не найдешь себе покоя,Не сможешь ничего любить, —

Ладони взвешивали слово,Глаза следили смену строк…С отчаяньем ты ждешь былогоВ негаданный, нежданный срок,

А новый день беззвучен будет, —Для сердца чужд, постыл для глаз,И ночь наставшая забудет,Что говорила в прошлый раз.

1931

АКВАРЕЛИ ВОЛОШИНА

О как молодо водам под кистью твоей,Как прохладно луне под спокойной рукой!..Осиянный серебряной сенью кудрей,Возникал в акварелях бессмертный покой.Я всем телом хотела б впитаться туда,Я забыла б свой облик за блик на песке.Легкий след акварели, сухая вода,Я пила бы на этом бумажном листке.И, влюбленно следя за движением век,Озаренная ласковым холодом глаз,Поняла б наконец, что любой человекЭтот призрачный мир где-то видел хоть раз.Но когда? Я не знаю, и вспомнить не мне.Это было в заоблачной жизни души,А теперь — еле брезжит, чуть мнится во сне…,Ты, бесстрашно прозревший, свой подвиг сверши.Воплоти, что в мечтаньях господь созерцал:Бурногорье, похожее на Карадаг,Где вода словно слиток бездонных зерцал,Где луна лишь слегка золотит полумрак.Ты заблудшую душу отчизне верни,Дай мне воздухом ясным проникнуть везде.Я забуду земные недолгие дни,Я узнаю бессмертье на легком листе.

1932

«Мне вспоминается Бахчисарай…»

Мне вспоминается Бахчисарай…На синем море — полумесяц Крыма.И Карадаг… Самозабвенный край,В котором все, как молодость, любимо.

Долины сребролунная полынь,Неостывающее бурногорье,Медлительная тишина пустынь, —Завершены глухим аккордом моря.

И только ветер здесь неукротим:Повсюду рыщет да чего-то ищет…Лишь море может сговориться с нимНа языке глубоковерстой тьмищи.

Здесь очевиднее и свет и мракИ то, что спор их вечный не напрасен.Расколотый на скалы КарадагВсе так же неразгаданно прекрасен…

ЛЕСНОЕ ДНО

О, чаща трепещущей чешуи,Мильоннозеленое шелестенье,Мне в сердце — сребристые бризы твои,В лицо мне — твои беспокойные тени.

Я зыбко иду под крылатой водой,Едва колыхаюсь волнами прохлады.Мне сел на ладонь соловей молодой,И дрожью откликнулись в листьях рулады.

Я вижу сосны неподвижный коралл,Увенчанный темноигольчатой тучей…Кто мутным огнем этот ствол покрывал?Кто сучья одел в этот сумрак колючий?

Я знаю, под грубой корою березСокрыта прозрачнейшая сердцевина.Их ветви склонило обилие слез,Зеленых, как листья, дрожащих невинно,

И памяти черные шрамы свежиНа белых стволах… Это — летопись леса.Прочесть лишь начало — и схлынет с душиНевидимая вековая завеса.

И вдруг засветился мгновенным дождемВесь лес, затененный дремучими снами…Как горько мы жаждем, как жадно мы ждемТого, что всегда и везде перед нами!

1932

«Стихов ты хочешь? Вот тебе»

Стихов ты хочешь? Вот тебе —Прислушайся всерьез,Как шепелявит оттепельИ как молчит мороз.

Как воробьи, чирикая,Кропят следками снегИ как метель великаяХрапит в сугробном сне.

Белы надбровья веточек,Как затвердевший свет…Февраль маячит светочемПредчувствий и примет.

Февраль! Скрещенье участей,Каких разлук и встреч!Что б ни было — отмучайся,Но жизнь сумей сберечь.

Что б ни было — храни себя.Мы здесь, а там — ни зги.Моим зрачком пронизывай,Моим пыланьем жги,

Живи двойною силою,Безумствуй за двоих.Целуй другую милуюВсем жаром губ моих.

КОНЕЦ ГОДА

Не до смеха, не до шуток, —Для меня всего страшнейЭтот узкий промежутокВ плотной толще зимних дней.

Та же кружит непогода,В тех же звездах мерзнет свет,Но умолкло сердце года,И другого сердца нет.

Триста шестьдесят биений,И впоследки — шесть иль пять,А потом — в метельной пенеЗадыхаться, умирать.

Это вздор. А кроме шуток,Страшен так, что нету сил,Напряженный промежутокОт рождений до могил.

1932–1933

К ЖИЗНИ МОЕЙ

О задержись, окажи мне милость!Помнят же звери путаный след.Дай мне понять, когда же ты сбилась,Как ты, плутая, сошла на нет?

Детство?.. Но лишь отрешенным вниманьемРазнилась я, да разве лишь темГневом бессильным при каждом обмане,Леностью в играх, скучною всем,

Медленным шагом, взором серьезным…Мало ль таких, и чуднее, чем я.О задержись, быть может, не поздно!Где заблудились мы, жизнь моя?

Как ты пленилась тропинкой окольной?Может, припомнишь гибельный миг?..

Вот я, как все, за партою школьной,Только веселья чужда… Из книг

В сердце ворвался, огнем отрясаясь,Темный, страстями мерцающий мир.

Бледная, в длинных одеждах, босая,Девушка клонится к волнам…Шекспир, —Ты не Офелией, не Дездемоной,Ричардом Третьим и Макбетом ты,Грозными кознями, окровавленной,Дикой луною будил мечты…

Кончена школа — разверзлась бездна.Что ужасало тогда — не пойму.Слишком уж ты была неизвестна,Слишком была неподвластна уму…

Жизнь моя, где же наша дорога?Ты не из тех, что идут наизусть.Знаешь, затворница, недотрога, —Есть ведь такое, чем я горжусь.Да, я горжусь, что могла ни на волосНе покривить ни единой строкой,Не напрягала глухой мой голос,Не вымогала судьбы другой.

1932

БОЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ

Что может быть грустней и прощеОбобранной ветрами рощи,Исхлестанных дождем осин…Ты оставался здесь одинИ слушал стонущие скрипыПомешанной столетней липы.

Осенний лед, сковавший лужи,Так ослепительно сверкалЗарей вечернею… Бокал —Огонь внутри и лед снаружи —Ты вспомнил… (Он последним был,Соединившим хлад и пыл.)

Той рощи нет. Она едваУспела подружиться с тенью,И та училась вдохновенью, —Сгубили рощу на дрова.Для радости чужих дорогТри дерева господь сберег.

Их память крепко зарослаКорой, дремотой и годами,Но в гулкой глубине дуплаТаят, не понимая сами, —Свет глаз твоих, тепло рукиИ слов неясных ветерки.

Несчастные! Какая участь!Но пред тобой не утаю —Завидую, ревную, мучусь…Я отдала бы жизнь мою,Чтоб только слышать под коройНеповторимый голос твой.

Летучим шагом АполлонаПодходит вечер. Он вчернеЛуну, светящую влюбленно,Уже наметил, — быть лунеПод легкой дымкою туманаПечальной, как твоя Татьяна.

Дорогой наизусть однойТы возвращаешься домой.Поля пустынны и туманны,И воздух как дыханье Анны,Но вспыхнул ветер сквозь туманБессмертно дерзкий Дон Жуан.

В бревенчатой теплыни домаТебя обволокла истомаУсталости… Но вносят свет,Вино, дымящийся обед.Огнем наполнили камин,Прибрали стол, и ты — один.

Ты в плотном облаке халата,Но проникает сквозь халат —Тяжелый холод ржавых латИ жар, струящийся от злата…Ты снова грезишь наяву,А надо бы писать в Москву.

На сколько душу ни двои, —Что письма нежные твои,Прелестные пустые вести,И что — влечение к невесте,И это ль властвует тобой,Твоей душой, твоей судьбой!..

Во влажном серебре стволовТроились отраженья слов,Еще не виданных доныне,И вот в разгневанном камине —Внутри огня — ты видишь ихИ пламя воплощаешь в стих.

С тех пор сто лет прошло. НиктоТебе откликнуться не в силах…

Мария Петровых