Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) Страница 15

1 декабря 1906

Из цикла «Приветствия»

К Медному всаднику[45]

В морозном тумане белеет Исакий.На глыбе оснеженной высится Петр.И люди проходят в дневном полумраке,Как будто пред ним выступая на смотр.

Ты так же стоял здесь, обрызган и в пене,Над темной равниной взмутившихся волн;И тщетно грозил тебе бедный Евгений,Охвачен безумием, яростью полн.

Стоял ты, когда между криков и гулаПокинутой рати ложились тела,Чья кровь на снегах продымилась, блеснулаИ полюс земной растопить не могла!

Сменяясь, шумели вокруг поколенья,Вставали дома, как посевы твои…Твой конь попирал с беспощадностью звеньяБессильно под ним изогнутой змеи.

Но северный город — как призрак туманный,Мы, люди, проходам, как тени во сне.Лишь ты, сквозь века, неизменный, венчанный,С рукою простертой летишь на коне.

24–25 января 1906

Петербург

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЗЕРКАЛО ТЕНЕЙ»

(1912)

Из цикла «На груди земной»

«Снова, с тайной благодарностью…»

Что устоит перед дыханьем

И первой встречею весны![46]

Снова, с тайной благодарностью,Глубоко дышу коварностьюВ сердце льющейся весны,Счастье тихое предчувствуюИ живой душой сопутствуюПтицам в далях вышины.

Снова будут сны и радости!Разольются в поле сладостиКрасных кашек, свежих трав.Слух занежу в вешней прелести,В шуме мошек, в легком шелестеВновь проснувшихся дубрав.

Снова ночи обнаженныеЗаглядятся в воды сонные,Чтоб зардеться на заре.Тучка тонкая привеситсяК золотому рогу месяца,Будет таять в серебре.

Эти веянья и таянья,Эти млеянья и чаянья,Этот милый майский шум, —Увлекая к беспредельности,Возвращают тайну цельностиСнов и мира, слов и дум…

1911

«Идут года. Но с прежней страстью…»

О нет, мне жизнь не надоела,

Я жить хочу, я жизнь люблю![47]

Идут года. Но с прежней страстью,Как мальчик, я дышать готовЛюбви неотвратимой властьюИ властью огненной стихов.Как прежде, детски верю счастьюИ правде переменных снов!

Бывал я, с нежностью, обманутИ, с лаской, дружбой оскорблен, —Но строфы славить не устанутМечты и страсти сладкий сон.Я говорю: пусть розы вянут,Май будет ими напоен!

Все прошлое — мне только снилось,Разгадка жизни — впереди!Душа искать не утомилась,И сердце — дрожью жить в груди.Пусть все свершится, — что б ни сбылось! —Грядущий миг, — скорей приди!

Вновь, с рыбаком, надежды полный,Тая восторженную дрожь,В ладье гнилой, бросаюсь в волны.Гроза бушует вкруг. Так что ж!Не бойся, друг! пусть гибнут челны:Ты счастье Цезаря везешь![48]

1911

Из цикла «Родные степи»

По меже

Как ясно, как ласково небо!Как радостно реют стрижиВкруг церкви Бориса и Глеба!

По горбику тесной межиИду и дышу ароматомИ мяты, и зреющей ржи.

За полем усатым, не сжатымКосами стучат носари.День медлит пред ярким закатом…

Душа, насладись и умри!Все это так странно знакомо,Как сон, что ласкал до зари.

Итак, я вернулся, я — дома?Так здравствуй, июльская тишь,И ты, полевая истома,

Убогость соломенных крышИ полосы желтого хлеба!Со свистом проносится стриж

Вкруг церкви Бориса и Глеба.

1910

Белкино

«В полях забытые усадьбы…»

В полях забытые усадьбыСвой давний дозирают сон.И церкви сельские, простыеЗабыли про былые свадьбы,Про роскошь барских похорон.

Дряхлеют парки вековыеС аллеями душистых лип.Над прудом, где гниют беседки,В тиши, в часы вечеровые,Лишь выпи слышен зыбкий всхлип.

Выходит месяц, нежит веткиАкаций, нежит робость струй.Он помнит прошлые затеи,Шелк, кружева, на косах сетки,Смех, шепот, быстрый поцелуй.

Теперь все тихо. По аллееЛишь жаба, волочась, ползетДа еж проходит осторожно…И все бессильней, все грустнееСгибаются столбы ворот.

Лишь в бурю, осенью, тревожноПарк стонет громко, как больной,Стряхнуть стараясь ужас сонный…Старик! Жить дважды невозможно:Ты вдруг проснешься, пробужденныйВнезапно взвизгнувшей пилой.

<1910–1911>

Из цикла «Святое ремесло»

Поэт — музе[49]

Я изменял и многому, и многим,Я покидал в час битвы знамена,Но день за днем твоим веленьям строгимДуша была верна.

Заслышав зов, ласкательный и властный,Я труд бросал, вставал с одра, больной,Я отрывал уста от ласки страстной,Чтоб снова быть с тобой.

В тиши полей, под нежный шепот нивы,Овеян тенью тучек золотых,Я каждый трепет, каждый вздох счастливыйВместить стремился в стих.

Во тьме желаний, в муке сладострастья,Вверяя жизнь безумью и судьбе,Я помнил, помнил, что вдыхаю счастье,Чтоб рассказать тебе!

Когда стояла смерть, в одежде черной,У ложа той, с кем слиты все мечты,Сквозь скорбь и ужас я ловил упорноВсе миги, все черты.

Измучен долгим искусом страданий,Лаская пальцами тугой курок,Я счастлив был, что из своих признанийТебе сплету венок.

Не знаю, жить мне много или мало,Иду я к свету иль во мрак ночной, —Душа тебе быть верной не устала,Тебе, тебе одной!

27 ноября 1911

Родной язык

Мой верный друг! мой враг коварный!Мой царь! мой раб! родной язык!Мои стихи — как дым алтарный!Как вызов яростный — мой крик!

Ты дал мечте безумной крылья,Мечту ты путами обвил,Меня спасал в часы бессильяИ сокрушал избытком сил.

Как часто в тайне звуков странныхИ в потаенном смысле словЯ обретал напев — нежданных,Овладевавших мной стихов!

Но часто, радостью измученИль тихой упоен тоской,Я тщетно ждал, чтоб был созвученС душой дрожащей — отзвук твой!

Ты ждешь, подобен великану.Я пред тобой склонен лицом.И все ж бороться не устануЯ, как Израиль с божеством![50]

Нет грани моему упорству.Ты — в вечности, я — в кратких днях,Но все ж, как магу, мне покорствуйИль обрати безумца в прах!

Твои богатства, по наследству,Я, дерзкий, требую себе.Призыв бросаю, — ты ответствуй,Иду, — ты будь готов к борьбе!

Но, побежден иль победитель,Равно паду я пред тобой:Ты — Мститель мой, ты — мой Спаситель.Твой мир — навек моя обитель,Твой голос — небо надо мной!

31 декабря 1911