Борис Гребенщиков - Десять Стрел Страница 15

Сокол

Если долго плакатьВозле мутных стекол,Высоко в небеПоявится сокол.Появится соколВысоко над тучей,В это время важноНе упустить случай.

Увидеть его крылья,Увидеть его перьяИ вдруг удивиться —А кто это теперь я?Почему внизу туча,А надо мной ясно?Видимо, я плакалСовсем не напрасно.

Видимо, вот оно —Пришло мое время,А внизу медленноБредет мое племя.

А мне лететь выше,А мне лететь в солнцеИ все-таки вспомнить,Что внизу оконцеС мутными стеклами,В которое бьютсяМилые мои.Сгореть и вернуться.

Если долго плакать…

Господу видней

На мгновенье стало тихо,И в этой тишинеПозволь мне передать тебе то,Что было передано мне.

Можно выйти одному в полеИ знать, что ты вооружен.Можно идти по пути,В конце которого стоит Престер Джон.Можно возвысить себяВыше Озиманда – Царя Царей.Можно учиться смирениюУ стертых ногами придорожных камней.

Но куда бы ты ни шелДо самого конца своих дней,Обещай, что будешь помнить одно —Господу видней.

Можно раздать себяБезрадостным и жадным рукам.Можно ходить по-албанскиПо стенам, фонарям, потолкам.Можно гордиться тем,Что познал до конца пустоту.Гарантировать перерождениеС серебряной ложкой во рту.

Пусть ангелы несут тебяДорогой небесных огней,Но не забывай —Господу видней.

Может быть, будет тепло,Как ты хочешь.Может быть, с каждым днемБудет делаться все холодней.Не верь ни единому сказанному мной слову,Но прислушайся к мерцающей звезде —Господу видней.

Анютины глазки и божьи коровки

Анютины глазки да божьи коровкиНас не узнают, мы придем в обновке,В новых одеждах, с новыми глазами.Они спросят: «Кто вы?» – «Догадайтесь сами».

Только мы вышли, как уже вернемся.Они удивятся, а мы засмеемся.Как тут не плакать, как не смеяться,Они переварят и присоединятся.

Во дворе поленья, а на них кошка.Хватит лить слезы, посмотри в окошко,Какое там небо, какие в нем краски.Божьи коровки да анютины глазки.

Аригато

Девяносто дней и девяносто ночейГолова чересчур тяжела для этих плечей.Набраться смелости, сказать себе: «Стоп!»Ты можешь аплодировать одной рукойВот так – хоп-хоп-хоп!

Аригато, мама-сан,Никто, нигде и ничейВесенний ветер,Девяносто дней и девяносто ночей.

Я хотел слышать музыку, и вот я здесь во плоти,Остановите электричку, мне нужно сойтиНа полустанке, средь бескрайних полей,Забросить телефон за плечоИ сказать себе: «Хей-хей-хей!»

Я был запутанный в ветках, жил буксуя в слезах,Но линия горизонта в моих глазах.Благо династии, ай гори-полыхай,Я иду с деревянным клинком,Я скажу тебе: «Хай-хай-хай».

Аригато, мама-сан,Никто, нигде и ничейВесенний ветер,Девяносто дней и девяносто ночейВесенний ветер,Сорок раз по девяносто дней и девяносто ночей.

Акуна матата

Акуна матата,Акуна матата,Самое время говорить цитатами из Диснея.Акуна мататаЗначит «все в порядке».Нет проблемы, а если есть, то бог с нею.Но перед тем, как это судноОпустится на дно,Я хотел бы сказать тебе одно:

Акуна матата,Как говорят на суахили,Акуна матата,У тебя есть выбор: или – или.Или радикально изменить свои пути,Или – что более вероятно – немедленно уйти.

Акуна матата,Ты не ветер, а я не флюгер.Будь это сон, я бы представился: «Freddy Krueger».Но наяву все гуманнее, чем во сне,Дверной проем находится в этой стороне.

Все суета сует и всяческая суета,Но даже суета бывает та или не та.Мне приятно делать гостям приятно,Но какая именно часть слова «уйти»Тебе непонятна?

Акуна матата,Ни дюйма, ни сантиметра.Акуна матата, baby,Попутного ветра.Arrivederci, buenas noches, в добрый час.Мне будет приятно увидеться еще раз.

Небо цвета дождя

Долго мы пели про Свет, а сами шли сумраком,Не замечая за болтовней,Как ветер играл стеклянными струнами,Соединяющими наши души с землей.

Мы шли далеко, шли за высокими тайнами,Шли, потому что иначе нельзя,А стерегущие дом замолкали и таяли,Один за другим таяли, таяли, таяли,В небе цвета дождя.

Пальцы октябрьских святых по-прежнему ласковы,Только их лиц становится не разглядеть.Это все я – видно, не справился с краскамиИли снова забыл слова, когда хотел петь.

Ничего, скоро январь затрещит за оградою,Своим ледяным питием вороша и дразня.Только бы мне устоять. Но я вижу – я падаю,Падаю, падаю, падаю, падаюВ небо цвета дождя.

А еще говорят, что они были с крыльями,И глаза у них были живая вода,Но благостные слова опять пахнут пылью,И нас снова ведут и снова не скажут куда.

А в небе прозрачная тишь, и все ясней ясного,Времени нет, и значит, мы больше не ждем.И в синеву сердце возносится ястребом,Чтобы благословить горящую землю дождем.

Таких бесконечных цветов со мной еще не было,И за горизонтом, вплотную к нему подойдя,Видишь, что сети пусты, и ловить было некого,И никогда не было, не было, не было, не былоНебо цвета дождя.

Красная река

Красная рекаПоперек моего пути.Я помню, что шел,Но вспомнить куда – не могу.И кажется легко —Переплыть, перейти,И вдруг видишь самого себяКак вкопанного на берегу.

У красной рекиКрылья небесной зари.В красной рекеВода точь-в-точь моя кровь.Ты хочешь что-то сказать,Помолчи немного, не говори —Все уже сказано,Сказано тысячу раз,Нет смысла повторять это вновь.

А твоя красота – свет в окнеПотерянному в снегах.Твоя красота ошеломляет меня —Я не могу устоять на ногах,Но чтобы пробиться к воде,Нужно сердцем растопить этот лед,А там сумрак и бесконечный путь,Который никуда не ведет.

Нет сделанного,Чего не мог бы сделать кто-то другой.Нет перешедшего рекуИ неперешедшего нет.Но когда это солнцеВосходит над красной рекой —Кто увидит вместе со мной,Как вода превращается в свет.

Назад в Архангельск

У нас были руки и дороги,Теперь ждем на пороге.Мы смотрим на дым из трубы,И голубь благодати встает на дыбы.

Резной ветер, хрустальный ветер,Поздно ждать, когда наступят сдвиги.Смотри, как горят эти книги —Назад в Архангельск.

В цепах и веригахКалика перехожийПьет с кухаркой ДунейШампанское в прихожей.Куда ни глянь – везде образа:То ли лезь под кровать,То ли жми на тормоза.

Резной ветер, хрустальный ветер,Поздно сжимать в кармане фиги.

Смотри, как горят эти книги —Назад в Архангельск.

Банана-мама с крепкими ногамиРежет карту мира на оригами,За кассой дремлет совершенномудрый муж,Мы выходим по приборам на великую глушь —Назад в Архангельск.

Мертвые с туманом вместо лицЖгут в зиккуратах на улицах столицыВ небе один манифест,Куда бы ты ни шел – на тебе стоит крест.

Резной ветер, хрустальный ветер,Поздно считать связи и интриги.Смотри, как горят эти книги —Назад в Архангельск.

Тайный узбек

Мы держались так долго, как только могли,Но туда и сюда – напрочь забыли пин-код.И теперь мы скользим, не касаясь земли,И бьемся в стену, хотя с рождения знали, где вход.

Но тяжелое время сомнений пришло и ушло,Рука славы сгорела, и пепел рассыпан, и смесьВылита. И тому, кто тут держит весло,Сообщите, что Тайный Узбек уже здесь.

Три старухи в подвале, закутанные в тряпье,Но прядущие драгоценную нить,Знают, как знает тот, кто пьет, опершись на копье,И как знают все те, кому нечем и незачем пить.

Так раструбите на всю бесконечную степьСквозь горящий туман и мутно-зеленую взвесьДобывающим соль и ласково сеющим хлеб,Шепните им, что Тайный Узбек уже здесь.

Он не «за», он не «против», он занят другим, как Басё.Он не распоряжается ничьей судьбой,Просто там, где он появляется, всеПроисходит словно само собой.

Так передайте всем тем, кто долго был выгнут дугой,Что нет смысла скрывать больше тупость, и жадность, и спесьИ бессмысленно делать вид, что ты кто-то другой,Когда Тайный Узбек уже здесь.

И даже если нам всем запереться в глухую тюрьму,Сжечь самолеты, расформировать поезда —Это вовсе не помешает емуПеребраться из там-где-он-есть к нам сюда.

И повторяю, что это не повод рыдать и кричать,Все останется точно таким, как все есть,А те, кто знает, в чем дело, знают и будут молчать,Потому что Тайный Узбек уже здесь.

Марш священных коров