Вера Павлова - Стихотворения Страница 16

ПУТЬ И СПУТНИК

Сражаться с прошлым вдвойненелепое донкихотство:во-первых, на его сторонечисленное превосходство,во-вторых, его войскавылеплены из воска.Поднимется ли рукасражаться с таким войском?

Боясь сделать то, что ужесделано, делаешь это сноваи снова. И страх оседает в душе.В жизни нет ничего наживного,кроме смерти. Но даже онабоится, трясущимися рукамиснимая с лацканов ордена,словом память увеча камни.

Время течет слева направо с красной строки до черствой корки.Многих жалко. Многие правы.Все оправданы. Даже Горький.Ради пары строк, озаренныхобещаньем метаморфозы,все прощают: дом разоренный,смерть деревьев, детские слезы.

Удобряю ресницы снами.Гуще некуда. Нет длинней.Я-то знаю, что будет с нами.Но судьбе все равно видней убаюкает и разбудит,и подскажет разгадку сна…Я-то знаю, чего не будет.Но надеюсь, она не зна

Нежность больше не делитсяна состраданье и страсть.В цельное легче целиться,но труднее попасть.Здравствуй, министр утреннихдел, кофейных кантатавтор! В моем целомудрииты один виноват.

По счету почести. По смете утраты. Радости в кредит.Я сон, который снится смерти.Тссс, не буди, пускай поспит.И ты поспи. Любовью выжат,младенчески прильни ко мне.Как тихо спит. Как ровно дышит.Как улыбается во сне.

Нет, нет, не ревность благодарность.Под сенью тысячи гостиницмне столько нежности досталось,наследнице твоих любимиц.Но сколько, добрый мой заступник,стоптано слов, сношено кожи,чтобы открылось: путь и спутник одно и то же.

Жизнь в посудной лавке…Мы, слоняясь по ней,знали цену ласке,знали: она ценнейболи, знали, скольков ней процентов земли…Из сотен осколковсклеить чашку могли.

Перед дальней дорогойприляжем, старина!..Первых любовей много,последняя одна.Продлись, помедли, лето исправительный срокуслады напоследок,ласки через порог…

Вероотступница, мученицараскаянья и стыда,нянчу за пазухой сердце птенца,выпавшего из гнезда.Кто же о нем позаботится, ктовырастит? Вот и пою,чтобы подбросить в чужое гнездохищную нежность свою.

Вергилий в предсмертном бредупросил сжечь "Энеиду".Блок "Двенадцать".Успетьсжечь то, что хочешь сжечьдо того, как начнешь бредить.

НЕ ЗНАЮ, КТО Я, ЕСЛИ НЕ ЗНАЮ, ЧЬЯ Я

Руки выкручивала кручина,утро чернело дремучим лесом,боль выжигала свою причинульдом калёным, солёным железом,разум мутило, душу сводило,союз верёвки и табуреткиказался выходом… Но хватилоодной таблетки, одной таблетки.

Дадим собаке кличку,а кошке псевдоним,окликнем птичку: “Птичка!”,с травой поговорим,язык покажем змею,козлу ответим: “Бе-е-е!”.Вот видишь, я умеюписать не о себе.

В райском аду Амура,в дебрях зеркальных затейя, как пуля, как дура,искала прямых путей,нашла цепи, колодки,чётки из спелых обидда русский язык в глотке,острый, как аппендицит.

Учась любовной наукеощупью, методом тыка,подростки сплетают руки.Любовь зовут Эвридика.Иди-ка за милой тенью,веди её в нашу спальню…Прочь, памяти наважденья!Прочь, опыта ужас свальный!

Здесь лежит постоялецсотни временных мест,безымянный, как палец,одинокий, как перст.

До свиданья, мой хороший!Протрубили трубы.Зеркало в твоей прихожейпоцелую в губы.В щёчку. И, боясь не пере —жить минуту злую,закрывающейся двериручку поцелую.

Память — скаред,скупщик обид.Жалость старит.Злость молодит.Ядом залитдар аонид.Слава старит.Смерть молодит.

Убежит молоко черёмухи,и душа босиком убежитпо траве, и простятся промахией — за то, что не помнит обид,и очнётся мечта-заочница,и раскроет свою тетрадь…И не то чтобы жить захочется,но расхочется умирать.

Ласковый жест сгибаю как жестьи строю дом, начиная с крыши.Пишу то, что хочу прочесть.Говорю то, что хочу услышать.Пишу: горечь твоя горяча.Молчу, по Брейлю тебя жалея.Мурашки, ползите домой, волочанежность в сто раз себя тяжелее!

плыви теченьем полдневной рекив полночном омуте плавайчитай по линиям левой рукито что написано правойи подставляя слепое лицомузыке ласке покоюноси на правой руке кольцонадетое правой рукою

Проводишь в последний соннаперсницу аонид,развеешь мой прах, и онцветущий сад опылит —и яблоню, и сирень,и вишню, пьяную в дым…Что знаю про судный день?Что будет он выходным.

Всходить на костёр Жанною,взвиваться над ним Лилит…Слёзы — автоматическая противопожарнаясистема. Душа горит,а руки совсем холодные.Согреть бы в твоём паху!Я сильная. Я свободная.Я больше так не могу.

Печаль печалей: оглушительный некрикповесившегося на пуповине.Отцовство — остров. Материнство — материк.И океан печали между ними.

за руку здороваться с рекойцеловаться в губы с родникоммлечный путниккоренной покойземляничина под языком

Если хмуришь брови,значит, я ни при чём.Если вижу профиль,значит, ты за рулём.Если с плеча рубишь,кровь на плече моя.Если меня не любишь,значит, это не я.

рука в рукедве линии жизникрест-накрест

Радуюсь, радуюсь, радуюсь…Зла, горяча, чиста,сила твоя — радиусмоего живота.Павши на лоно замертво,заживо канешь в него.Тяжесть твоя — диаметрживота моего.

Часики мои — пешеходы.Ходики мои — ползунки.Радости мои — от природы.Трудности мои — от руки.Памяти дорожки окольны.Но, куда бы время ни шло,всё, что перед будущим, — больно,всё, что перед прошлым, — светло.

Быть собой — не втягивать живот,не таить обиду и тревогу,думать — жизнь прошла, и слава богу,верить — слава Богу, смерть пройдёт.

разговаривать с великимипримеряя их веригипереписываться с книгамипереписывая книгиредактировать синодикии порою полуночнойперестукиваться с ходикамиво вселенной одиночной

Какие большие мальки!И дело совсем не в улове.Плывёт поплавок вдоль строки —поклёвка на каждом слове.

Торчащее обтесать.Сквозящее углубить.Талант, не мешай писать.Любовь, не мешай любить.

синий экран небакурсор твоего боингаесли б тебя не былоя бы придумала Бога

Научиться смотреть мимо.Научиться прощаться первой.Одиночество нерастворимони слезой, ни слюной, ни спермой.И на золоте чаш венчальных,и в бумажных стаканчиках блядокискушённый взгляд замечаетодиночества горький осадок.

Поцелуи прячу за щеку —про запас, на случай голода.С милым рай в почтовом ящике.Ящик пуст. Молчанье — золотопредзакатное, медовое…На твоей, моей ли улиценаши голуби почтовыевсё никак не нацелуются?

Господи, зачем ты в одночасьестолько раз сменяешь гнев на милость?Отличать отчаянье от счастьясердце до сих пор не научилось.Не суди так строго, так жестоко,но всесильной ласковой рукоюотдели тревогу от восторга,боль от скуки, слабость от покоя!

У меня сногсшибательные ногии головокружительная шея,и лёгкое, удобное в носке,не сковывающее движеньятело, и ветреные кудри.Лучезарны вечера в эмпирее,но совместно нажитые утрамудренее.

Утро вечера мудренее,дочка — матери.На какую же ахинеювремя тратили —спорили, можно ли в снег — без шапки,в дождь — без зонтика.Нет бы сгрести друг друга в охапку —мама! Доченька!

Не затем ли столько времения сама себя морочила,чтобы платье для беременнойдоносить за младшей дочерью,чтобы свадебное белоеодолжить у старшей? Разве явсё для этого не делала?Вот только волосы не красила…

Подростковая сексуальность… А разве бывает другая?Любовный опыт… А разве бывает другой?Знаешь, любимый, о чём я ночами мечтаю? —Стареть за ручку и в обнимку с тобой.Мы будем первыми стариками на свете,которые целуются в лифте, на улице, в метро.Знаешь, что я думаю о Хлое, Манон, Джульетте,о их малолетних любовниках? — Что это старо.

Мужчина женщине родина.Мужчине женщина путь.Как много тобою пройдено!Родной, отдохни чуть-чуть:вот грудь — преклони голову,вот сердце — лагерь разбей,и будем делить поровнусухой остаток скорбей.

Ласковой акробатикойсбитые с панталыку,солнечные лунатики,идём по карнизу в обнимку,а люди ведут наблюдение,бросив свои занятья:вдруг избежим падения,не разомкнём объятье?

ОДНО КАСАНИЕ В СЕМИ ОКТАВАХ