Николай Тарусский - Знак земли: Собрание стихотворений Страница 17

1825

Санкт-Петербург. Еще чернеют рамыВысоких виселиц. Еще телаТеплы. Их сторожит жандарм упрямый.И будто б до рассвета, до бела,Покинувши казненных декабристов,Я медленно на розвальнях влекусьСквозь тишину по переулкам мглистым,Испытывая ужас, боль и грусть.

А в деревянных мезонинахСлегка рокочут клавесины,Девицы скуку льют с лица,Играют в карты, скукой мучась,И вдруг в истерике, в падучейКто брата вспомнит, кто отца.

Вельможа в беличьем халате,На всё, на всё махнув рукой,Забившись в глушь родных пенатов,Пьет водку с мятною травой.Небритый, рыхлый, лиловатый,Следит, не выспавшись, спьяна,За девкой голой, простоватой,Что вихрю пляски отдана.Платок мелькает, будто птица,В руках плясуньи крепостной.Сияют свечи. Пляска длится.Он пьет, на всё махнув рукой.

И я, как Пущин, до Сибири,Заехал к Пушкину в село.Окольцевало, обвелоСугробами старинный дом.За всех, кто гибнет в этом мире,Мы пьем, мы чокаемся, пьем.

Свеча оплыла. Пахнет салом.Рыдает вьюга за окном.Дрожит старинный ветхий дом.Мы пьем, а мир, весь мир, застлалоЖандармским голубым сукном.1937

В ДЕРЕВЯННОМ ГОРОДКЕ

В деревянном городке,Под коньками-флюгерками,Что на крышах, ввысоке,Скачут, дружат с ветерками, –В деревянном городкеС белым голубем в руке,На балконе, над садовымМорем яблонь, груш и слив,Рос я, как юнец здоровый,Неуклюж и молчалив.

В деревянном городкеЯ менялся голубямиС однолетками-друзьями.И, бывало, на конькеТурман сядет, белокрылый, –Мы хлопочем что есть силы,Машем длинными шестами,Бьем в ладоши и кричим.Он сидит вверху над нами,Белокрыл и недвижим.

В деревянном городкеСливы спели, груши зрели.Сладкий привкус карамелиЦелый день на языке.А на улицах старушки –С длинной шпилькой на макушке.Поросенок и теленокРазлеглись на мураве.Слышно, как пищит галчонокВ светлой липовой листве.

В деревянном городке –Запах яблонь, запах липы,Целый день дверные скрипы,Пестрый зяблик на сучке.И малиновка, и славка –Над садовою канавкой.Над рекою гул и гам,Плеск и крики, плеск и крики.Хлещет солнце по ногам,Бьет дыханием клубники.

В деревянном городкеМы, друзья и однолетки,Распахнули как-то клеткиИ пешочком, налегке,С узелками и мечтами –Тропкой, большаком, мостами –В направленьи на Москву –Над цветами, над кустами,С узелками и мечтами,Зашагали сквозь траву.

Деревянный городок,Детство милое, простое,Где впервые, как жучок,Ползал техник Днепростроя;Где водитель кораблейТуркал кротких голубей;Где по крышам лазал летчик,И жужжала сетка пчел;Где лобастый мальчик – зодчийНа песке чертеж нашел!

За тебя, мой городок,Деревянный городок,Пью с героями-друзьями,Будто снова – с голубями,Будто бы на флюгерокТурман сел и бьет крылами!Ну, еще, еще глотокЗа тебя, мой городок!1937

СМЕРТЬ

За окошком – ливень, черный пал,Вздувшиеся русла майских рек.Под горой цветистых одеялУмирал небритый человек.

Посреди окладов и божниц,Серафимов и архистратигов,Смуглых, будто обожженных лиц,Он был желт, как лист старинной книги.

Он метался, звал, не понимал,А в груди бурлило клокотанье.Он, не видя, руки поднималВ жадном, отвратительном желанье.

Будто по дороге столбовойК старому раскольничьему чертуОн хотел лететь со всей избой,С сундуком, с заветною кисой,Потучневшей от рублей затертых,

С холмогоркой, с парой крутобедрыхВороных неезженых коньков,С толстой девкою, несущей ведра,С тройкой огнечерных петухов, –

С этим миром, стоившим немалоУнижений, подлости и слез…А над ним, над пестрым одеялом,Старший сын к половикам прирос.

И старик едва, чуть уловимоВсё шептал: «ключи… ключи… ключи…»А над головою серафимыПоднимали острые мечи.

Меч упал. Старик с открытым ртом,Уронив пылающую свечку,Смолк. Но в смерть ворвался гоготкомЖирный гусь, томившийся под печкой.

Он на всю избу загоготал,Будто ждал, чтоб умер человек…За окошком – ливень, черный пал,Вздувшиеся русла майских рек.1938

МЕЛЬНИЦА

Широколобый мальчик над водой,Над пенистой дорожкою седой,Бегущей из-под мельничных колесВ горошинах, дробинках мелких слез.

Он слышит гул рокочущей воды,Хрустящий круглый говор жерновов –Всю эту песню мельничной страды,Звучанье летних мельничных трудов.

Над мельницей огромная лоза –Зеленый шар, насаженный на ствол,Бросает тень, как туча, как гроза,На полреки, засыпав пруд листвой.

И, поглядев на девочку с ведром,Что за водою только что пришла,Он к сваям вниз спускается зверком –В тенистую прохладу из тепла.

Простудою несет от колеса.И водоросль, как рыжая коса,Прилипнув к сваям, мечется в струе,В пузыристой стеклянной чешуе.

А девочка ушла. И он – один –Над толкотнею струй, над зеленцойМелькающих, как вспышки, рыбьих спинСреди столбов, пропитанных гнильцой.

Часы проходят. Всё слышнее гул,Скрип колеса, падение воды.Он с головой ушел. Он затонулВ просторном гуле мельничной страды.

И этот гул, наполнивший его,Сквозь полусон звучит, как торжество,Как зрелый летний день, как жизнь сама,Что от цветов и солнца без ума.

И он взволнован голосом любви.Он руки загорелые своиПротягивает вверх – к лозе, к ветвям,И вниз – к воде, к язям и голавлям…

И не отсюда ли в ответ на зовВоды, деревьев, ласковых листков,Принявший мир, как близкое родство,Он дал зарок бороться за него?

И не она ли, мельница, где светВсё прошивал узорами, как нить,Заставила его в семнадцать летНадеть шинель и робость победить?1938

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

ОГОНЕК

Светлей, теплей студеная река.Село зарю встречает петухами.Стеклянный огонек росистого цветкаВ моих глазах горит, не потухая.

Его держала женская рукаНад этой посветлевшею рекою.Стеклянный огонек росистого цветкаЕще цветет ушедшей теплотою.

И теплоту цветка на много летЯ сохраню среди стихотворений…Мне – хорошо… Спасибо за привет,Стеклянный огонек, весенний!

ВЕТЕР (Морская песня)

Звезды путаются в сетях –В паутине тугих снастей;Волны рубятся на бортах,И дрожат огни фонарей.

Месяц катится колесом –И в воде стремглав потонул…Ветер бьет ледяным кнутом.В море – мгла и ночной разгул.

Лоцман вдруг побелел лицом:«Парус сорван. Гони, гони!..»Я тебе возвратил кольцоИ проклял молодые дни.

Гибнут пусть в ледяной воде,Зашипев, как крутой огонь.Мне – на дно! Я любой беде,Словно другу, даю ладонь.

Взор – во взор, грудью – в грудь. Вперед!Только бездна стучит о дно.Закрутился круговорот;Ночь от ветра кипит вином.

Только глаз – холодней и злей.Перед бурей не отступись!Я теряю своих друзей,А теперь потеряю жизнь.

Но до смерти, быть может, час?Что ж ты в думы глядишь мои!Я еще не совсем погасБез твоей неживой любви.

Да. Я понял, как ты мертва:Оторвался от губ твоих,Позабыл про твои слова,А теперь вспоминаю их.

И напрасно. До смерти – миг.У матроса – душа да нож.Не впервые я боль постиг,Часто видел и грусть и ложь.

Неужели же только тыМне осталась – сиять луной,В море мглистое с высотыОпрокинулась надо мной?

Позабуду. Зубами в кровьИскусаю свой жесткий рот.Есть другая еще любовь:Море, ветер, водоворот.

Что потеряно? Не грусти!Горизонт, да блестящий след,Да зеркальная ночь в пути,Да жемчужный сырой рассвет.

Теплый бархат морской воды,Остролистые пальмы, зной;И пушистый узор звездыВ черном небе, над головой.

Я, матрос, – крутогрудый черт, –Пью в таверне прозрачный эль…Многих девушек людный портПриведет на мою постель.

Под шмелиную песнь гитарС ней иду серебром песка…Рот коралловый. Зелень. Жар.Золотая, как зной, рука.

И не знает, – и как ей знать:Так юна и свежа она, –Что сегодня я пьян опять,Как с тобою. Не от вина.

Да – сегодня… Но – нет! Но – нет!Я тебя не забыл совсем…Корабля длинный, узкий следЗаливает густая темь.

В бурный день корабль отошел…Ветер путается в снастях,Волны рубятся на бортах,В желтой пене зарылся мол…

Эй! Напрасно не взял я нож.Ты была бы мертва, как лед.Но от судьбы своей не уйдешь,О, проклятый и лживый год!

Мгла и свист. Мачты в ночь и хлябьОбрываются, бьют в борта,Громыхают… И на корабльОпрокинулась высота.

В ней свою любовь утоплю…Ледяной изумруд волныРазгулялся по кораблю.Колесо рулевое – прочь!Лоцман, брошенный ветром в ночь,Не увидит своей жены.

ПРУД