Колкая малина. Книга четвёртая - Валерий Горелов Страница 17

Как бы ты ни медлил или ни спешил.

Крупицы золота из грязи вымывают,

Как совесть очищают от дерьма.

На белый танец дамы приглашают,

А белые крылья — всегда чистота.

На них лебедь в небесах скользит,

И чайка волну загребает,

А тот, кто сам с собою говорит,

Тот сам себя и убеждает.

Тот, кто слушает только себя,

Тот миру вопреки собою возгордится:

Он попытается жить, не любя,

А ведь только у любви и можно научиться.

Когда искали счастье и свободу,

Не смогли себя от гнева отучить.

Много будет всякого народа,

Но никто не сможет друга заменить.

Он не прекращал с собою воевать,

Но на себя рука не поднялась.

Он успел, что было, лучшее, раздать,

А нить судьбы сама собой оборвалась.

Лишнее

Тебя трясёт, как птичку-трясогузку,

И кажется — вокруг тебя дурдом,

Но ты ещё живой, ежели вприкуску:

Это только абстинентный синдром.

А когда черти полезут на стены,

И в сортире кончится заначка,

Тогда заглянет к джентльмену

В гости барышня по имени белая горячка.

А этот постоянно где-то бродит,

А голове одна полифония;

Все выходят из двери, а он в неё заходит:

Тут, конечно, налицо шизофрения.

Он на прохожих девок слюняво озирался,

Здесь явно был любовный передоз.

И с диагнозом никто не колебался:

Это был хронический спермотоксикоз.

Когда ждёшь смещенье полюсов,

А водку пьёшь в беспамятстве и страхе

И прячешь голову от уличных хлопков,

То, без сомненья, человек в панической атаке.

Мы себя заразили излишеством,

От того и вырождаемся в отродье;

И себя отравили язычеством,

Разменявшись на чревоугодие.

Лоботомия

Титаны-теоретики, практические лекари,

Весь штат психиатрической науки,

Вы были переученные бездари,

Пытаясь излечить душевные недуги.

А их лечили и за совесть, и за страх:

Где-то колдовали, а больше суесловили.

А тех, что непонятные, сжигали на кострах,

Или тихо, феодально, обескровили.

Вся история людей — болезненные паузы,

Не минула их и Матушка Россия,

Где строили дома с названием «доллгаузы»,

А в них и прижилась лоботомия.

Тут больше всех досталось непонятным:

Им рядом с алтарём — колода с топорами.

Отсюда выходили святыми, неопрятными,

И изросли соборными церквами.

Сейчас блаженных, как и непокорных,

В психиатрии больше не пытают:

Теперь хватает органов надзорных,

Они «прорехи божьи» зашивают.

Как свои дела ни станешь величать,

Греха грехом не искупить.

Не будет демон бесов изгонять,

И безрукий дверь не отворит.

Любовь

Я сегодня выйду попрощаться

На всех, что существуют, перронах привокзальных,

Я хочу с земным шаром обняться,

И пусть он поведёт в ритмах танцевальных.

Всё в одну сторону до головокружения,

И всё будет повторяться снова и снова,

И распадутся века на мгновенья

Под блестящим саваном небесного покрова.

Лица, лица, лица,

Они будут повторяться вновь и вновь.

Не пытайтесь навечно проститься,

Всё равно останется любовь.

Жизнь будет вместе с планетой вращаться,

Выдыхая наши души в круговерть.

Тот, кто любил, не мог ошибаться,

Любовь — она и жизнь, любовь — она и смерть.

Она готова на войну и на закланье,

Её сжигали и пытались распинать,

Она — великий дар и наказанье,

И лишь она умеет грешников прощать.

Кто не любил, не может быть спасён,

Ему ни жить, ни умереть не довелось.

Он был забыт и ей не покорён,

Так и не поняв, что это есть — земная ось.

Мечта

Всё произошло в морозный понедельник —

Повесилась заветная мечта.

Это случилось под самый сочельник

В последнюю неделю зимнего поста.

Мечта уже давно по-старчески хромала,

И когда ходила, шоркала ногами,

Сама себе под нос чего-то бормотала

И будила вздохами тёмными ночами.

Очень быстро стареет мечта,

Если о ней редко вспоминают.

Над ней каждый день глумится суета,

А те, кто отступились, ноги вытирают.

Её голой выставляют, не стыдясь,

На общую потеху, как чудную зверушку,

А потом прощения просят, спохватясь,

Поняв, что сами превратились в финтифлюшку.

Чем больше набирается греховности,

Тем меньше места остаётся для мечты:

Ведь счастье не приемлет хладнокровности,

Как любовь не принимает срамоты.

Хорошо, если мечта с вами постареет,

Но пусть не умирает раньше вас:

Она к себе прижмёт и обогреет,

Она — ваш оберег и ваш иконостас.

Может

Расправив напоказ красиво плечи,

Мы даём себе отличные оценки

И, повторяя чьи-то радужные речи,

Тащим себя от ступеньки к ступеньке.

Перестанут птицы с юга возвращаться:

Их не принудить законы соблюдать.

А если грехи перестанут караться,

Совсем некуда станет бежать.

Каждый сам с собой играет в прятки,

Сам себя на веру принимая,

А жизнь, она не любит ни прятки, ни загадки,

И порой берёт, не возвращая.

Пусть она будет безнадёжна и даже беспросветна,

Она может и простить, а может и казнить,

Но, может, она тем и интересна,

Что может