Сергей Есенин - Собрание сочинений в одной книге Страница 18

«Тучи с ожерёба…»

Тучи с ожерёбаРжут, как сто кобыл.Плещет надо мноюПламя красных крыл.

Небо словно вымя,Звезды как сосцы.Пухнет Божье имяВ животе овцы.

Верю: завтра рано,Чуть забрезжит свет,Новый под туманомВспыхнет Назарет.

Новое восславятРождество поля,И, как пес, пролаетЗа горой заря.

Только знаю: будетСтрашный вопль и крик,Отрекутся людиСлавить новый лик.

Скрежетом булатаВздыбят пасть земли…И со щек закатаСпрыгнут скулы-дни.

Побегут, как лани,В степь иных сторон,Где вздымает дланиНовый Симеон.

«То не тучи бродят за овином…»

То не тучи бродят за овиномИ не холод.Замесила Божья Матерь СынуКолоб.

Всякой снадобью она поила житоВ масле.Испекла и положила тихоВ ясли.

Заигрался в радости Младенец,Пал в дрему,Уронил он колоб золоченыйНа солому.

Покатился колоб за воротаРожью.Замутили слезы душу голубуюБожью.

Говорила Божья Матерь СынуСоветы:«Ты не плачь, мой лебеденочек,Не сетуй.

На земле все люди человеки,Чада.Хоть одну им малую забавуНадо.

Жутко им меж темныхПерелесиц,Назвала я этот колоб –Месяц».

«Пушистый звон и руга…»

Пушистый звон и руга,И камень под крестом.Стегает злая вьюгаРасщелканным кнутом.

Шаманит лес-кудесникПро черную судьбу.Лежишь ты, мой ровесник,В нетесаном гробу.

Пусть снова финский ножикКровавит свой клинок.Тебя не потревожитНи пеший, ни ездок.

И только с перелесицСквозь облачный тулупСлезу обронит месяцНа мой завьялый труп.

Голубень

В прозрачном холоде заголубели долы,Отчетлив стук подкованных копыт,Трава поблекшая в расстеленные полыСбирает медь с обветренных ракит.

С пустых лощин ползет дугою тощейСырой туман, курчаво свившись в мох,И вечер, свесившись над речкою, полощетВодою белой пальцы синих ног.

Осенним холодом расцвечены надежды,Бредет мой конь, как тихая судьба,И ловит край махающей одеждыЕго чуть мокрая буланая губа.

В дорогу дальнюю, не к битве, не к покою,Влекут меня незримые следы,Погаснет день, мелькнув пятой златою,И в короб лет улягутся труды.

Сыпучей ржавчиной краснеют по дорогеХолмы плешивые и слегшийся песок,И пляшет сумрак в галочьей тревоге,Согнув луну в пастушеский рожок.

Молочный дым качает ветром села,Но ветра нет, есть только легкий звон.И дремлет Русь в тоске своей веселой,Вцепивши руки в желтый крутосклон.

Манит ночлег, недалеко до хаты,Укропом вялым пахнет огород.На грядки серые капусты волноватойРожок луны по капле масло льет.

Тянусь к теплу, вдыхаю мягкость хлебаИ с хруптом мысленно кусаю огурцы,За ровной гладью вздрогнувшее небоВыводит облако из стойла под уздцы.

Ночлег, ночлег, мне издавна знакомаТвоя попутная разымчивость в крови,Хозяйка спит, а свежая соломаПримята ляжками вдовеющей любви.

Уже светает, краской тараканьейОбведена божница по углу,Но мелкий дождь своей молитвой раннейЕще стучит по мутному стеклу.

Опять передо мною голубое поле,Качают лужи солнца рдяный лик.Иные в сердце радости и боли,И новый говор липнет на язык.

Водою зыбкой стынет синь во взорах,Бредет мой конь, откинув удила,И горстью смуглою листвы последний ворохКидает ветер вслед из подола.

«Нощь и поле, и крик петухов……»

Нощь и поле, и крик петухов…С златной тучки глядит Саваоф.Хлесткий ветер в равнинную синьКатит яблоки с тощих осин.

Вот она, невеселая рябьС журавлиной тоской сентября!Смолкшим колоколом над прудомОпрокинулся отчий дом.

Здесь все так же, как было тогда,Те же реки и те же стада.Только ивы над красным бугромОбветшалым трясут подолом.

Кто-то сгиб, кто-то канул во тьму,Уж кому-то не петь на холму.Мирно грезит родимый очагО погибших во мраке плечах.

Тихо-тихо в божничном углу,Месяц месит кутью на полу…Но тревожит лишь помином тишьИз запечья пугливая мышь.

«О край дождей и непогоды…»

О край дождей и непогоды,Кочующая тишина,Ковригой хлебною под сводомНадломлена твоя луна.

За перепаханною нивойМалиновая лебеда.На ветке облака, как слива,Златится спелая звезда.

Опять дорогой верстовою,Наперекор твоей беде,Бреду и чую яровоеПо голубеющей воде.

Клубит и пляшет дым болотный…Но и в кошме певучей тьмыНеизреченностью животнойНапоены твои холмы.

«Снег, словно мед ноздреватый…»

Снег, словно мед ноздреватый,Лег под прямой частокол.Лижет теленок горбатыйВечера красный подол.

Тихо от хлебного духаСнится кому-то апрель.Кашляет бабка-старуха,Грудью склонясь на кудель.

Рыжеволосый внучонокЩупает в книжке листы.Стан его гибок и тонок,Руки белей бересты.

Выпала бабке удача,Только одно невдомек:Плохо решает задачиВыпитый ветром умок.

С глазу ль, с немилого ль взораЧасто она под удойПоит его с наговоромПреполовенской водой.

И за глухие поклоныС лика упавших сединПишет им числа с иконыБожий слуга – Дамаскин.

«Колокольчик среброзвонный…»

Колокольчик среброзвонный,Ты поешь? Иль сердцу снится?Свет от розовой иконыНа златых моих ресницах.

Пусть не я тот нежный отрокВ голубином крыльев плеске,Сон мой радостен и кротокО нездешнем перелеске.

Мне не нужен вздох могилы,Слову с тайной не обняться.Научи, чтоб можно былоНикогда не просыпаться.

«К теплому свету, на отчий порог…»

К теплому свету, на отчий порог,Тянет меня твой задумчивый вздох.

Ждут на крылечке там бабка и дедРезвого внука подсолнечных лет.

Строен и бел, как березка, их внук,С медом волосьев и бархатом рук.

Только, о друг, по глазам голубым –Жизнь его в мире пригрезилась им.

Шлет им лучистую радость во мглуСветлая дева в иконном углу.

С тихой улыбкой на тонких губахДержит их внука она на руках.

«Разбуди меня завтра рано…»

Разбуди меня завтра рано,О моя терпеливая мать!Я пойду за дорожным курганомДорогого гостя встречать.

Я сегодня увидел в пущеСлед широких колес на лугу.Треплет ветер под облачной кущейЗолотую его дугу.

На рассвете он завтра промчится,Шапку-месяц пригнув под кустом,И игриво взмахнет кобылицаНад равниною красным хвостом.

Разбуди меня завтра рано,Засвети в нашей горнице свет.Говорят, что я скоро стануЗнаменитый русский поэт.

Воспою я тебя и гостя,Нашу печь, петуха и кров…И на песни мои прольетсяМолоко твоих рыжих коров.

Товарищ

Он был сыном простого рабочего,И повесть о нем очень короткая.Только и было в нем, что волосы как ночь,Да глаза голубые, кроткие.

Отец его с утра до вечераГнул спину, чтоб прокормить крошку;Но ему делать было нечего,И были у него товарищи: Христос да кошка.

Кошла была старая, глухая,Ни мышей, ни мух не слышала,А Христос сидел на руках у МатериИ смотрел с иконы на голубей под крышею.

Жил Мартин, и никто о нем не ведал.Грустно стучали дни, словно дождь по железу.И только иногда за скудным обедомУчил его отец распевать марсельезу.

«Вырастешь, – говорил он, – поймешь…Разгадаешь, отчего мы так нищи!»И глухо дрожал его щербатый ножНад черствой горбушкой насущной пищи.

Но вот под тесовымОкном –Два ветра взмахнулиКрылом;

То с вешнею полымьюВодВзметнулся российскийНарод…

Ревут валы,Поет гроза!Из синей мглыГорят глаза.

За взмахом взмах,Над трупом труп;Ломает страхСвой крепкий зуб.

Все взлет и взлет,Все крик и крик!В бездонный ротБежит родник…

И вот кому-то пробилПоследний, грустный час…Но верьте, он не сробелПред силой вражьих глаз!

Душа его, как прежде,Бесстрашна и крепка,И тянется к надеждеБескровная рука.

Он незадаром прожил,Недаром мял цветы;Но не на вас похожиУгасшие мечты…

Нечаянно, негаданноС родимого крыльцаДонесся до МартинаПоследний крик отца.

С потухшими глазами,С пугливой синью губ,Упал он на колени,Обняв холодный труп.

Но вот приподнял брови,Протер рукой глаза,Вбежал обратно в хатуИ стал под образа.

«Исус, Исус, ты слышишь?Ты видишь? Я один.Тебя зовет и кличетТоварищ твой Мартин!

Отец лежит убитый,Но он не пал, как трус.Я слышу, он зовет нас,О верный мой Исус.

Зовет он нас на помощь,Где бьется русский люд,Велит стоять за волю,За равенство и труд!..»

И, ласково приемляРечей невинных звук,Сошел Исус на землюС неколебимых рук.

Идут рука с рукою,А ночь черна, черна!..И пыжится бедоюСедая тишина.

Мечты цветут надеждойПро вечный, вольный рок.Обоим нежит веждыФевральский ветерок.

Но вдруг огни сверкнули…Залаял медный груз.И пал, сраженный пулей,Младенец Иисус.

Слушайте:Больше нет воскресенья!Тело Его предали погребенью:Он лежитНа МарсовомПоле.

А там, где осталась Мать,Где Ему не быватьБоле,Сидит у окошкаСтарая кошка,Ловит лапой луну…

Ползает Мартин по полу:«Соколы вы мои, соколы,В плену вы,В плену!»

Голос его все глуше, глуше,Кто-то давит его, кто-то душит,Палит огнем.

Но спокойно звенитЗа окном,То погаснув, то вспыхнувСнова,ЖелезноеСлово:«Рре-эс-пуу-ублика!»

Певущий зов