Яков Тублин - Образ жизни Страница 18

* * *

На небе звёздочек, как семечек в стакане.А может, больше, я не знаю, не считал,На небе звёздочек, как капель в океане,И каждая горит во весь накал.

Не промелькнёт в такую ночь и в сером некто —Всем тень его зловещая видна,Когда луна так светит ярко, как прожектор,Когда вверху такая полная луна.

И не убьёт никто друг друга и не ранит,Не выйдет гад на чёрные дела.На небе звёзд, как семечек в стакане.В такую ночь, совсем плохи его дела.

В такую звёздную всем гадам очень плохо —Им не украсть, не обмануть и не убить.На небе звёздочек… Такая, брат, эпоха,На небе звёздочек… и нечего ловить.

* * *

Вздох за стеною, на улице вскрик.Зарозовело окно.Ночь пролетела, и вот я постиг,Что отболело давно.

Как те бездумные годы прошли!Как ты прошёл мимо них!Туча раздумий не тает вдали,Ветер рассветный затих.

Опыт других… — а выходит, что ложь.Ты за раздумья держись.За ночь, бывает, такое поймёшь,Что не понять и за жизнь…

Весна наступила

И стою, упираясь в стену,И, хоть тает, — вокруг темнота.Своевременным быть, современнымНе дают мне былые лета.

Видно, в том обессмысленном прошлом,В том, что делал, и как и к чему,Не свою я какую-то прожилЖизнь в своём одноглазом дому.

И влачил я постылую службу,Что не в радость была, а в укор,И в душе неизбывную стужуЯ ещё волоку до сих пор.

Где бы надо заплакать — смеялся,По ничтожному поводу ныл,И на части порой разрывался,А порой по течению плыл.

Вот вдыхаю тепло через силуНа холодном еще берегу.Очевидно весна наступила,Но оттаять никак не могу.

* * *

Мой берег опальный,О прошлом ещё не забыв,Мы слышим с печалью:«Троллейбус идёт на Намыв»,Где волны сверкали,Шумели, светлы и легки,Бетонные всталиДома, тротуары легли.Песочною пыльюПокрылись ольха и сосна.Здесь жили да былиНадежда, утеха, весна;На удочках билисьБычок и тарань, и рыбец;Стрекозы резвились,Но вот наступил им конец.Всё это украли,Реки затерялся мотив.Мы слышим с печалью:«Троллейбус идёт на Намыв».

* * *

После зимнего боя,После бурьЯ порядком устал.Мне везёт,Да не больно —Грохочу, как порожний состав.Отшумели метели,СнегопадыДавно отошли.Наполняюсь апрелем,Ветром,Звуками тёплой земли.

Но апрелю и маюНаступает на пяткиИюнь.Сквозь весну проступаетВременамиИ север, и юг.

Далеки листопады,Но, как в маревеТусклый маяк,Сквозь веснуПроступаетНесозревшая осень моя.

* * *

Сашеньке

Как прощально солнышко сияет,Благодать какая на дворе!Я орехи с внучкой собираю,Грецкие орехи в сентябре.

Красные сандалики на ножках.— Дедушка, ещё один — смотри!И ложатся в тёплые ладошкиЗвонкие орехи: раз, два, три…

Внучка всё смеётся без умолку,Приминает влажную траву.Будем с ней зимой орехи щёлкать,Если до зимы я доживу.

* * *

Стою у ясной утренней воды,Стою, как будто с прошлым на свиданье, —На полустанке счастья и беды,На перекрёстке света и страданья.

Как демобилизованный солдат,Целующий прострелянное знамя,Себя перевожу на новый лад,Обугленными шевеля губами.

Горит в воде неясный огонёк,И солнце розовеет на востоке.Я этим летом умереть бы мог,Но вот я жив — мир надо мной высокий.

Я различаю свежие следы,Я постигаю слово «ожиданье»На перекрёстке света и беды,На полустанке счастья и страданья.

Сон

Сон, как явь, был отчетливо резким.И, как лёгкая лодка, уплыл:Мне приснилось, что я на еврейскомТихо с мамой своей говорил.

Утро было темно и туманно.Глядя в тёмное око окна,Думал я, как неясно и странноСодержанье короткого сна.

Проступали деревья сурово,Ветер голые ветки качал.И не мог я припомнить ни словаИз того, что я ей отвечал.

Как старался я вспомнить упрямоХоть единое слово своё…

А была бы жива моя мама,Я спросил бы об этом её.

Мамин стол

В огне — слова, и вся душа — в золе,Пишу стихи на мамином столе.Слова, слова — что слово, то зола.Всё потому, что мама умерла.

И мамин стол, как палуба в ночи:Не докричишься, хоть вовсю кричи.Кричи, кричи! Да кто услышит крик?!А я ещё пока что не привык,Что некому откликнуться в ответ.Хоть надорвись, а мамы больше нет.

Себя — а больше некого корить.Нет мамы —Больше не с кем говорить.

Беспокойство

Я на душу взял все отравы —Их хватит любому на век, —Чтоб из красномордой оравыПробился на свет человек.

Я знаю: моё беспокойствоНе нужно вам трижды сейчас.Оно — моё главное свойство,Я делал всё это для вас.

Молился я и матерился,Я близких своих изводил,В закрытые двери ломился —В открытые — не входил.

И пусть меня в землю зароютУбийцы, подонки, ворьё —От мира они не сокроютНавек беспокойство моё.

Дано вам увидеть такое —Не знаю, я там или тут, —Как из моего непокояЦелебные травы взойдут.

Ночной монолог памятника

День отгремел под солнцем жарким.Мне снова до утра стоятьВ безлюдном этом тихом парке,Где только тополя шумят.

Как мне плечо натёрла скатка,Но не прилечь и не уснуть,Не улыбнуться, не заплакать,Гранитных губ не разомкнуть.

Река волну ночную катитИ ветер бродит по степи…Не спит в моей белёной хатеЖена — вдова моя, — не спит.

Там столько тяжких слёз пролито;Зайти бы, хоть когда взглянуть,Но я громадный, из гранита, —И хата будет мне по грудь.

Поднявшись над своею смертью,Я памятником стал немым,А так мне хочется, поверьте,Быть незаметным —Но живым.

Лозунг

Не школа была, а развалина,Зимой целый день не согреться —«Спасибо товарищу Сталин»За наше счастливое детство!

Над головами над нашими,Над детством худым и бездомным,Стена транспарантом украшенаИ в раме портретом огромным.

Искали щавель на проталинах,От голода некуда деться —«Спасибо товарищу СталинуЗа наше счастливое детство»

Народа душа измочалена:Война, голодуха, аресты —«Спасибо товарищу Сталин»За наше счастливое детство

В тишине

Воспоминанье о далеком детствеВ ночной остановившейся тиши —Надёжное испытанное средство,Пригодное для сердца и души.

Из памяти опять всплывают зыбкой,Разлившись лёгкой теплотой в груди,И золотое солнышко с улыбкой,И лета серебристые дожди.

Ещё и обретенья, и утраты —Всё впереди, и всё испить до дна.А я на нашей улице горбатойПод деревом играю у окна.

Как девственно струится воздух синий!Как дышит изумрудная листва!

И предо мной ещё никто не винен,И я ни перед кем не виноват.

Приозёрск