Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932 Страница 19

РУССКАЯ ПОМПЕЯ

«Прокуроров было слишком много!»*

Прокуроров было слишком много!Кто грехов Твоих не осуждал?..А теперь, когда темна дорога,И гудит-ревет девятый вал,О Тебе, волнуясь, вспоминаем,—Это все, что здесь мы сберегли…И встает былое светлым раем,Словно детство в солнечной пыли…

Игрушки*

У Тучкова моста жил художник,Бородато-пухлое дитя.Свежий и румяный, как пирожник,Целый день работал он свистя:Медь травил шипящей кислотою,Затирал на досках пемзой фон,А потом, упершись в пол пятою,Налегал на пресс, как грузный слон.Зимний ветер хныкал из-под вьюшки.Вдоль лазурно-снежного окнаВ ряд стояли русские игрушки —Сказочная, пестрая страна:Злой Щелкун с башкою вроде брюквы,Колченогий в яблоках конек,Ванька-встанька с пузом ярче клюквыИ олифой пахнущий гусек.В уголке медведь и мужичонкаВ наковальню били обухом,А Матрешка, наглая бабенка,Распускала юбки кораблем…Разложивши влажные офорты,Отдыхал художник у окна:Щелкуна пощелкает в ботфорты,Попищит собачкой. Тишина…Пыль обдует с глиняных свистулек,Двухголовой утке свистнет в зад,Передвинет липовых бабулекИ зевнет, задрав плечо назад.Поплывет весна перед глазами —Пензенская ярмарка, ларьки,Крестный ход, поддевки с образамиИ гармонь, и знойные платки…За окном декабрь. Вся даль — в закате.Спит Нева под снежною фатой.Между рам, средь гаруса на вате,Янтареет рюмка с кислотой.Тихо снял с гвоздя художник бурку —Синей стужей тянет из окна —И пошел растапливать печурку,Чтоб сварить с корицею вина.

Праздник был. Среди пустой мансардыНа столе дремало деревцо.Наклонясь, тучковский ЛеонардоСпрятал в елку круглое лицо…У подножья разложил игрушки.На парче, сверкавшей полосой,Ром, кутья, румяные ватрушкиИ тарелки с чайной колбасой.В двери лупят кулаками гости —Волосатый, радостный народ.Сбросив в угол шапки, шубы, трости,Завели вкруг елки хоровод…Пели хором «Из страны далекой»,Чокались с игрушками, рыча.На комоде в рюмке одинокойОплывала толстая свеча.Звезды млели за окном невинно,Рождество плыло над синевой…Щелкуна раскрасили кармином,А Матрешку пичкали халвой.Ваньку-встаньку выпороли елкой,Окунули с головой в бокал,Вбили в пуп огромную иголку,Но злодей назло опять вставал.Быть все время взрослыми нелепо:Завернувшись в скатерть, гость-горнякУверял знакомых: «Я Мазепа!»Но они кричали: «Ты дурак!»А потом, схватив конька в объятья,Взлез хозяин, сняв пиджак, на печьИ сказал, что так как люди братья,То игрушки нечего беречь!Раздарил друзьям свое богатство,Грузно слез, лег на пол и застыл,А слегка упившееся братствоНад усопшим спело: «Кто б он был?..»Одному тогда досталась уткаСо свистком под глиняным хвостом.Дунешь в хвост, и жалобная дудкаСпрашивает тихо: «Где мой дом?»

На резной берлинской этажеркеУ окна чужих сокровищ ряд:Сладкий гном в фарфоровой пещерке,Экипаж с семейством поросят,Мопс из ваты… Помесь льва с барашкомВ золотой фаянсовой траве,Бонбоньерка в виде дамской ляжкиИ Валькирия с копилкой в голове…Скучно русской глиняной игрушкеНа салфетке вязаной торчать:Справа две булавочных подушки,Слева козлоногая печать.Тишина. Часы солидно дышат,На стене поблекшие рога.За стеклом ребром взбегает крыша.Чахлый снег и фонарей дуга.У окна застыл чудак в тужурке.Проплывает прошлое, как миф:Май — Ромны — галдеж хохлушек юрких,В гуще свиток пестротканый лиф…Вдоль стекла ползут бессильно хлопья,И миражи тают и плывут:Лес оглобель поднял к солнцу копья,Гам, волы, беспечный праздный люд.Здесь — копною серые макитры,Там — ободья желтые в пыли.За рекой курганы, словно митры,Над зеленой степью спят вдали.Выступают гуси вдоль дорогиБелою горластой полосой…И дитя у хаты на пороге,И барвинок, сбрызнутый росой…Обернулся… Газ, рога, обои.Взял игрушку милую в ладонь:Хвост отбит, свисток шипит и воет,—Все, что спас он в злые дни погонь.Ночь гудит. Часы кряхтят лениво.Сотни лет прошли над головой…Не она ль, блестя в стекле поливой,Там в окне стояла над Невой?

Невский*

Здесь в Александровском садуВесной — пустой скамьи не сыщешь:В ленивом солнечном чадуВдоль по дорожкам рыщешь-свищешь.Сквозь дымку почек вьется люд.Горит газон огнем бенгальским,И отдыхающий верблюдПрилег на камень под Пржевальским…Жуковский, голову склоня,Грустит на узком постаменте.Снует штабная солдатня,И Невский вдаль струится лентой.У «Александра» за стекломПестрят японские игрушки.Внезапно рявкнул за угломВеселый рев полдневной пушки.Мелькнуло алое манто…Весенний день — отрада взору.В толпе шинелей и пальтоПлывешь к Казанскому собору:Многоколонный полукругКолеблет мглу под темным сводом,Цветник, как пестротканый луг,Цветет и дышит перед входом…Карнизы банков и дворцовРумяным солнцем перевиты.На глади шахматных торцовПротяжно цокают копыта.У кучеров-бородачейЗады подбиты плотной ватой,А вдоль панелей гул речейИ восклицаний плеск крылатый…Гостиный двор раскрыл фасад:Купить засахаренной клюквы?..Над белизной сквозных аркадНа солнце золотятся буквы.Идешь-плывешь. Домой? Грешно.В канале бот мелькнул дельфином,Горит аптечное окноПузатым голубым графином.Вот и знакомый, милый мост:С боков темнеют силуэты —Опять встают во весь свой ростВсе те же кони и атлеты…К граниту жмется строй садков,Фонтанка даль осеребрила.Смотри — и слушай гул подков,Облокотившись на перила…Гремят трамвайные звонки,Протяжно цокают копыта,—Раскинув ноги, рысакиЛетят и фыркают сердито.

Весна на Крестовском*

А. И. Куприну

Сеть лиственниц выгнала алые точки.Белеет в саду флигелек.Кот томно обходит дорожки и кочкиИ нюхает каждый цветок.Так радостно бросить бумагу и книжки,Взять весла и хлеба в кульке,Коснуться холодной и ржавой задвижкиИ плавно спуститься к реке…Качается пристань на бледной Крестовке.Налево — Елагинский мост.Вдоль тусклой воды серебрятся подковки,А небо — как тихий погост.Черемуха пеной курчавой покрыта,На ветках мальчишки-жулье.Веселая прачка склонила корыто,Поет и полощет белье.Затекшие руки дорвались до гребли.Уключины стонут чуть-чуть.На веслах повисли какие-то стебли,Мальки за кормою, как ртуть…Под мостиком гулким качается плесень.Копыта рокочут вверху.За сваями эхо чиновничьих песен,А ивы — в цыплячьем пуху…Краснеют столбы на воде возле дачки,На ряби — цветная спираль.Гармонь изнывает в любовной горячке,И в каждом челне — пастораль.Вплываю в Неву. Острова, как корона:Волнисто-кудрявая грань…Летят рысаки сквозь зеленое лоно.На барках ленивая брань.Пестреет нарядами дальняя Стрелка.Вдоль мели — щетиной камыш.Все шире вода, голубая тарелка,Все глубже весенняя тишь…Лишь катер порой пропыхтит торопливо,Горбом залоснится волна,Матрос, словно статуя, вымпел, как грива,—Качнешься — и вновь тишина…

О родине каждый из нас вспоминая,В тоскующем сердце унесКто Волгу, кто мирные склоны Валдая,Кто заросли ялтинских роз…Под пеплом печали храню я ревнивоПоследний счастливый мой день:Крестовку, широкое лоно разливаИ Стрелки зеленую сень.

На «островах»*