Квинт Гораций - Наука поэзии Страница 2

Мальчик, который уж знает значение слов и умеет

Твердо ступать по земле, - он ровесников любит и игры;

160 Вдруг он рассердится, вдруг и утихнет, и все ненадолго.

Юноша, коль от надзора наставника он уж свободен,

Любит коней и собак и зеленое Марсово поле;

Мягче он воска к пороку, не слушает добрых советов,

Медлен в полезном и горд, и сорит расточительно деньги;

Пылок в желаньях, но скоро любимую вещь оставляет.

Мужеский возраст с умом, изменившим наклонность с летами,

Ищет богатства, связей; он почестей раб и боится,

Как бы не сделать чего, в чем раскается, может быть, после.

Старец не знает покоя: или, несчастный, в заботах

170 Копит добро, иль боится прожить, что накоплено прежде;

Он хладнокровно и с робостью правит своими делами,

Ждет и надеется долго, не скоро решается, жадно

В будущем ждет исполненья, ничем недоволен, печален,

Хвалит то время, как молод он был, порицая век новый.

Годы летят и приносят многие блага, но много

Их и уносят, как жизнь начинает клониться к закату.

Юноше роль не давай старика, а мальчику - мужа.

Каждого возраста нравы - черты означают иные.

Действие или на сцене, или бывает в рассказе.

180 Что к нам доходит чрез слух, то слабее в нас трогает сердце,

Нежели то, что само представляется верному глазу

И чему сам свидетелем зритель. Однако ж на сцене

Ты берегись представлять, что от взора должно быть сокрыто

Или, что скоро в рассказе живом сообщит очевидец.

Нет, не должна кровь детей проливать пред народом Медея,

Гнусный Атрей перед всеми варить человеков утробы,

Прокна пред всеми же в птицу, а Кадм в змею превратиться:

Я не поверю тебе, и мне зрелище будет противно.

Если ты хочешь, чтоб драму твою, раз увидевши, зритель

190 Видеть потребовал вновь, то пять актов ей должная мера.

Но чтоб боги в нее не вступались; разве твой узел

Требует высшей их силы! Равно - в говорящих - четвертый

Лишний всегда: без него обойтись в разговоре старайся.

Хор есть замена мужского лица; ничего между действий

Петь он не должен, что к цели прямой не ведет и с предметом

Тесно не связано. Пусть ободряет он добрых, советы

Им подает, укрощает пыл гнева и гордость смиряет;

200 Пусть превозносит умеренный стол, справедливость святую,

Мир и закон, и врата городов безопасно отверсты;

Пусть он, поверенный тайн, умоляет богов, чтоб Фортуна

Вновь обратилась к несчастным, от гордых же прочь удалилась.

Флейта была встарину не из многих частей, съединенных

Медью в одно, как теперь, не соперница труб, но простая,

Тихим приятная звуком, ладов имея немного,

Вторить лишь хору могла и быть слышной народу, который

Было легко перечесть: на скамьях он еще не теснился,

Ибо умерен был, нравами строг, и не шумен, и скромен.

После, как тот же народ чрез побуды расширил пределы

Мирных полей, как обнес он свой город обширной стеною,

210 В праздники начал вином утишать надменную силу:

Б_о_льшая вольность вошла тут и в меру и в такт музыкальный.

Ибо как требовать вкуса от грубости жителей сельских,

Праздных невежд, с горожанами смешанных вместе? Тогда-то

Им в угождение флейтщик с простою старинной игрою

Пляску и пышность стал сочетать и ходить по помосту

В длинной одежде; и самая лира умножила звуки.

Выговор скорый тогда превратился в высокий и важный,

Стали вводить в разговор изреченья, потом прорицанья,

Так что поэт наконец говорил, как Дельфийский оракул.

220 Прежде трагический скромный поэт за козла состязался.

Вскоре во всей наготе стал лесных выставлять он Сатиров,

Вскоре попробовал с важностью вместе и резкую шутку,

С тем чтобы новым занять чем-нибудь, чем-нибудь да приятным,

Зрителей, после жертв приношенья всегда подгулявших.

Пусть же выводят на сцену насмешливых дерзких Сатиров,

Пусть обращают в смешное предметы и важные даже;

Только совет мой: когда бог какой представляется тут же

Или герой, перед тем появившийся в пурпуре, в злате,

То неприлично, чтоб он говорил, как в харчевне, но также,

230 Чтобы он, уклоняясь земли, в облаках затерялся.

Так! недостоин трагедии стих легкомысленной шутки,

Между Сатиров ей стыдно, как важной матроне, которой

Велено вместе с другими участвовать в праздничной пляске.

Будь я писатель сатир, не одни бы простые реченья,

Не одну б я любил безукрашенность речи народной,

Но не хотел бы совсем и трагедии краски оставить:

Так чтоб речь Дава всегда различалась со смелою речью

Питии дерзкой, у Симона хитро талант захватившей,

Или с речами Силена, слуги и пестуна Вакха.

240 Я бы составил мой слог из знакомых для всех выражений,

Так чтобы каждому легким сначала он мог показаться,

Но чтоб над ним попотел подражатель иной. Так приятность

Много зависит от связи идей, от порядка - их сила!

Если бы я был судьею, то Фавн, убежавший из леса,

Остерегся бы в нежных стихах объясняться, как щеголь,

Уличный житель, который едва не на рынке родился,

И не смел бы в стихах повторять непристойные речи,

Ибо сенатор и всадник, все люди с достатком и вкусом,

Верно, в награду венка не присудят за то, чт_о_ похвалит

250 Покупатель орехов лесных иль сухого гороху.

Долгий слог за коротким - в стихах называется ямбом,

Стих ямбический быстр, оттого он и триметром назван,

Даром что в чтении он представляет нам шесть ударений.

Прежде с начала стиха до конца он был весь одинаков;

После, чтоб тише для слуха он был и казался важнее,

Ямб терпеливый отечески с важным и тихим спондеем

Право свое разделил; но с условьем таким неизменным,

Чтобы вторая с четвертой стопа - все за ним оставались.

Редко у Энния здесь, как и в триметрах Акция славных,

260 Встретишь спондеи. На сцене стихи, полновесные ими

Явный поэту укор в небрежности, столь же постыдный,

Что и в поспешности или в незнании правил искусства.

Правда, не всякий в стихе замечает ошибку в паденьи,

В чем уже лишняя вольность дарована римским поэтам!

Но неужели поэтому должен я быть своевольным

И писать наудачу? Неужели, видя ошибки,

Думать спокойно о них, в безопасной надежде прощенья?

Даже и их избежав, похвалы я еще не достоин.

О, день и ночь вы, Пизоны, читайте творения греков!

270 Вот образцы! "Но ведь предки хвалили ж стихи и шутливость

Плавта?" - Хвалили и то и другое! - Дивлюсь их терпенью,

Чуть не сказал я: "Их глупости!", - ежели только мы с вами

В силах умом отличить остроту от шутливости грубой,

Если и ухом и пальцами верность стиха разбираем!

Новый поэзии род, неизвестной трагической музы,

Феспис, как все говорят, изобрел, и возил на телегах

Он лицедеев своих, запачкавших лица дрожжами

И поющих стихи; но личин и одежды приличной

Изобретатель Эсхил, на подмостках театр свой взмостивши,

280 Слову высокому их научил и ходить на котурнах.

Вслед за Эсхилом явилась комедия старая наша;

Ей был немалый в народе успех, но вскоре свобода

Перешла в своевольство, достойное быть укрощенным:

Принят закон - ив ней хор замолчал, и вредить перестала!

Наши поэты, испробовав все, честь за то заслужили,

Что, не по греков следам, прославляли родные деянья,

Частию в важной претексте, великим лишь лицам приличной,

Частию в тоге простой, гражданина всегдашней одежде.

Лациум, сильный оружием, был бы не менее славен

290 Также прекрасным своим языком, когда б стихотворцам

Не было скучно и трудно опиливать чище работу.

Вы, о Помпилия кровь! Не хвалите поэмы, покуда.

Десять раз исправляя ее и долгое время,

Автор до самых ногтей не довел ее совершенства!

Пусть говорит Демокрит, что гений счастливей искусства,

Пусть здравоумных поэтов сгоняет с высот Геликона!

Многие, веря ему, отростили бороду, ногти,

И убегают людей, не ходят даже и в баню!

Как не достигнуть им славы поэтов, когда не вверяют

300 Никогда своей головы брадобрею Лицину,

Неизличимой ничем - даже трех Антикир чемерицей!

О я несмысленный! Стало, напрасно весенней порою

Я очищаюсь от желчи! Если б не это, всех лучше

Я бы писал, но с условьем таким не хочу быть поэтом!

Стану же должность бруска отправлять я: сам он не режет,

Но зато он железо острит. - Сам писать я не буду,

Но открою другим, что творит и питает поэта,

Что прилично, что нет, в чем искусство и в чем заблужденье!

Прежде чем станешь писать, научись же порядочно мыслить!

310 Книги философов могут тебя в том достойно наставить,

А выраженья за мыслью придут уже сами собою.

Ежели знает поэт, чем обязан он родине, дружбе,

В чем родителей, братьев любовь, в чем обязанность к гостю.