Лариса Рубальская - Очередь за счастьем (сборник) Страница 2

Когда в моей жизни появились песни, интерес к работе у японцев стал ослабевать, и в один прекрасный день я поняла, что эта страница моей жизни прочитана до конца и пора ее переворачивать. Что я и сделала.

«Три часа самолет над тайгою летит...» – так начинается моя песенка «Самурай».

И до тайги три, и после нее – тоже три. И вот наконец – ура! Приземлились. Я снова в Японии, через двадцать лет после последнего приезда. Моя подружка любимая Мидори встречает, и дальше две сказочные недели от края до края этой удивительной страны мы путешествуем вместе с моей замечательной подружкой Таткой. Это она, Татка моя неугомонная, меня уговорила полететь в Японию, это при моем-то страхе к полетам. Любовь к Татке и надежда снова побыть с Мидори пересилили фобию, и я снова там, где столько лет обитала моя душа. Нахлынули воспоминания, ожили эмоции – говорю по-японски, встречаюсь с друзьями.

Году в 1974-м в СССР гастролировало варьете «Девушки из Такарадзуки». Я четыре месяца ездила с ними по городам и весям, знала всех в лицо, по именам – обычным и сценическим. И когда они уезжали, я рыдала поочередно на плечах у всех семидесяти трех девчонок, провожая их в Шереметьево. И даже не думала, что еще когда-нибудь увижу их.

Такарадзука – это маленький городок, деревня можно сказать. И железнодорожный тупик, до которого поезда доходили практически без пассажиров – что там делать-то? И вот владелец железной дороги думал-думал и придумал такую хитроумность – создать в деревне этой театр, сделать его знаменитым, чтоб народ туда ломился и таким образом вырастала прибыль от железной дороги. Задумал и сделал – устроил кастинг, девчонок красивых набрал, режиссеров умелых, и – готово дело – гремит Такарадзука сначала по всей Японии, потом мировое турне с заездом в Россию. Вот тут мы и познакомились, чтоб четыре месяца вместе ездить – выступать, дружить и радоваться жизни. Девушки во мне души не чаяли, только смеялись, что я с толстенным словарем не расстаюсь – слова подглядываю.

И вот, представляете, спустя тридцать с лишним лет после нашего расставания сижу я в токийской гостинице, и вдруг телефонный звонок – Лариса-сан, Такарадзука де годзаймас. Я прямо подпрыгнула – чудеса! Как они могут меня помнить? Сейчас-то я, конечно, не удивляюсь, что меня знают, – все-таки по телевизору показывают, артисты песни поют, книги продаются. А тогда-то – просто цуяку-сан, переводчица то есть, как они могли меня помнить через столько лет, понять не могу.

Короче говоря, услышала я в телефонной трубке голос, который сказал, что они узнали, что я в Японии, и завтра все придут в гостиницу, чтобы встретиться со мной.

Когда я пришла в условленное место, увидела стайку немолодых дам. И стайка эта подлетела ко мне – обниматься, радоваться встрече. Я никого не узнавала, но вежливо объятия принимала и их же отдавала в ответ. А сама думала – что я буду делать? Кто эти люди? В этот момент одна из них обняла меня как-то особенно сердечно и сказала: «Лариса-сан, узнаете меня? Хацукадзе Дзюн, Кан-тян – это я!» Боже мой! Воспоминание отбросило меня на несколько десятилетий назад, и пожилая женщина, обнимающая меня, как будто проявилась, как проявляется фотобумага в проявителе и появляется четкий отпечаток. И я увидела блистательную Хацукадзе Дзюн, юную красавицу, суперзвезду варьете «Девушки из Такарадзуки».

И в то же мгновенье проявились все лица, и рядом со мной стояли мои милые подружки из тех далеких лет. И я вспомнила всех по именам, и всякие эпизоды, с каждой связанные. И за столом ресторана токийской гостиницы четыре часа щебетали, иногда вытирая слезы, не я, сильно прибавившая за эти годы в весе цуяку-сан, не пожилые домохозяйки мамки-бабушки, а веселые девчонки той далекой поры. И выпивали, и пели, и не хотели расставаться. Но, как говорит умная японская пословица, «АУ ВА ВАКАРЭ НО ХАДЗИМЕ» – «Каждая встреча – начало разлуки».

До свиданья, девушки из Такарадзуки! СИАВАСЭ ДЭ... Будьте счастливы!

Что это было? – я так до сих пор и не поняла. Мы с Таткой гуляли по этнической деревне недалеко от Киото. Нас нарядили в кимоно, украсили прически какими-то японскими штучками, и мы окончательно слились с японской историей. По деревне этой прогуливались красавицы-гейши, с крыш неожиданно спрыгивали ниндзя, прямо у нас на глазах, выкрикивая пугающие звуки, самураи делали харакири. Короче, парк культуры и отдыха. Время от времени появлялся белый огромный кот, ростовая кукла. Его имя – Нэн Мягэ. Считается, что этот кот приносит счастье. Он подходил к посетителям, фотографировался со всеми.

Наступила и наша очередь завладеть вниманием Нэн Мягэ. Он подошел ко мне, обнял и стал лапкой показывать, что он плачет. Трогательное и милое создание. Я по-японски спросила: «Почему ты плачешь?» Кот присел на корточки, поднял какую-то палочку и написал на земле по-русски: «Я СКУЧАЮ!» Потом он закружился на задних лапах и исчез. Вот я и думаю до сих пор – что это было? И есть у меня такое подозрение, что это наш российский какой-нибудь человек котом этим там подрабатывает. И меня он узнал – в Японии же тоже телевизоры есть – и дал волю эмоциям. А фото с котом, приносящим счастье, у меня на память осталось.

Когда в Японии произошло землетрясение, я позвонила моей Мидори: «Приезжай! Живи у меня!» А в ответ услышала: «Спасибо, Лариса. Но я должна быть со своим народом».

Детства дворы

Мы в садовников играли...

Помнишь мир одноэтажный старого двора?Нам казалась очень важной детская игра.Все тогда казалось тайным,Все казалось неслучайным.Цвел наш сад, и приближаласьНашей юности пора.Я садовником родился,Не на шутку рассердился.Все цветы мне надоели,Я смотрела на тебя.Мы в садовников играли,Мы друг друга выбирали,И казалось в самом деле,Что решается судьба.Повзрослели игры наши с тех далеких пор.Стал давно многоэтажным детства старый двор.А в метро на переходеКто-то вдруг ко мне подходит,Незнакомый и знакомый,Начинает разговор.Я садовником родился,Не на шутку рассердился.Все цветы мне надоели,Я смотрела на тебя.Мы в садовников играли,Мы друг друга выбирали,И казалось в самом деле,Что решается судьба.Знаешь, прежними осталисьГолос твой и взгляд.Будто мы вчера расстались,А не век назад.Будто не в метро мы вовсе,А на улице не осень,Мы в садовников играем,И цветет наш старый сад.

Пионерский лагерь

Пацан из гипса, к небу горн,И муравьи ползут из трещин.Садится солнце за бугор,На ужин нам пирог обещан.Мы нижем бусы из рябинИ шепчем страшные секреты.Волшебник добрый, Аладдин,Прощался с нами в это лето.Мы знаем все уже про джаз,Зовем друг дружку стариками,И вырастает что-то в нас,Топорща майки бугорками.Уже к мальчишкам интерес,Кудрявых просто не хватало.Осуществляющим ликбезБыл Мопассан под одеялом.Французский фильм «Фанфан-Тюльпан»Привез механик по ошибкеИ загораживал экран,Когда там целовались шибко.На фотографии смешнойНа фоне знамени с призывомТа, что была когда-то мной,В том, пятьдесят восьмом, счастливом...Горит открытый честный взгляд,И сердце жаркое Тимура.Все было столько лет назад,Чего вдруг вспомнила, как дура?При чем здесь гипсовый пацан?Ведь все меняется с годами...А просто фильм «Фанфан-Тюльпан»Вчера был по второй программе.

Сиреневый туман

Девятый класс, химичка – дура,Мы все балдеем от Битлов,И намекает мне фигура,Что приближается любовь.И я, поняв намек фигуры,Коньки напильником точуИ в Парк культуры, в Парк культурыНа крыльях радости лечу.Каток блестит, огнями залит,Коньками чиркаю по льду,А рядом одноклассник АликСнежинки ловит на лету.И я, от счастья замирая,Уже предчувствую роман.В аллеях музыка играет,Плывет сиреневый туман,Рыдает громко репродукторНад голубою гладью льдаО том, как не спешит кондуктор,Горит полночная звезда.До счастья метр, еще немножко,Ему навстречу я скольжу,Но Алик ставит мне подножку,И я у ног его лежу.Как он был рад, что я упала,Скривил лицо, меня дразня —Ну, фигуристка ж ты, Рубала! —И укатился от меня.Прошло сто лет. На пляже жаркомЯ проводила отпуск свой.И про туман Владимир МаркинПел над моею головой.Под песню вспоминая детство,Я вдруг растрогалась до слез.И тут в шезлонге по соседству:– Рубала! – кто-то произнес. —А ты совсем не изменилась! —Был Алик рад от всей души. —И если ты не загордилась,Ты мне книжонку подпиши.Мы оба были встрече рады,Вошли в вечерний ресторан.И пела девушка с эстрадыТам про сиреневый туман.Мы были пьяными немножко,Плыл ресторан в густом дыму.Мы танцевали. И подножкуЯ вдруг подставила ему.Лежал он посредине залаУ ног моих, как я тогда.– Ну, фигуристка ты, Рубала! —Сказал и скрылся. Навсегда.

Кто придумал эти чертовы цифры?