Кайсын Кулиев - Раненый камень Страница 2

ПОКОЯ НЕТ

Покоя не было и нет в помине.Вершит орел недобрый свой полет,Снег, оползая, тает на вершине,В низине ветром дуб столетний гнет.

Покоя нет. Луну закрыли тучи,Шнур подожжен, взрывчатка скалы рвет.Пчела, пораня грудь о куст колючий,Ценою горькой добывает мед.

Покоя нет и не было от века:Опять сверкает молния в горах,И камень, словно сердце человека,Сгорает, превращается во прах.

Не я ль ревел подранком туромВ твоем безбрежье бурых скал?Не я ль в твоем заснежье хмуромГолодным волком завывал?

То смертником, в крови застылой,Лежал на снежной целине,То ласточкой в степи унылойЛетел я с вестью о весне.

Но все ж я ни теперь, ни преждеТебя, земля моя, не клял,И в час беды и в час надежды.Как знамя, край твоей одеждыЯ целовал.

Кремень — кремень, и только.Но, встретясь, два кремняСтановятся надолго —Источником огня.

Что наше сердце, еслиДругого рядом нет?Сердца лишь только вместеНесут огонь и свет.

Вдали снега подернуты туманом,Вершины пригибает снежный груз,Большое солнце, прячась за Баксаном,Краснеет, как разрезанный арбуз.

Два каменщика трудятся упорно,В руках спорится дело и горит.Один из них сооружает жернов,Другой надгробный памятник творит.

Гранит упорен, искры отлетают,Во славу жизни этот тяжкий труд.Пришедший в мир ест хлеб и умирает,И мертвым честь живые воздают.

Стучат каменотесы, знают оба —Живым нужна мука, чтоб хлебы печь,А мертвых пусть не воскресить из гроба,Но можно имя для живых сберечь.

И вновь два камня — с одного утеса —Сегодня подтверждают эту связь.Я вижу, что в труде каменотеса,Как и везде, со смертью жизнь сплелась.

Кружится мир, и радуясь и плача,В нем смерть и жизнь и вечный их союз,И всходит солнце, за Баксаном прячась,Краснея, как разрезанный арбуз.

Когда бы горцам, молодым и старым,Уменья верить не было дано,Нас ветром, как труху гнилой чинары,С чужой землей смешало бы давно.

Когда лишились хлеба мы и песни,Когда мы скалы на плечах несли,Нас тяжесть горя придавила б, еслиНам солнце не мерещилось вдали.

Мы все, кто грешен был или безгрешен,Перед бедой не распростерлись ниц,И справедливость, как листы орешин,В мечтах и снах касалась наших лиц.

Земля поглотит все. В ее утробеВсе канет, все исчезнет навсегда.Лишь глыбы скал чернеют, как надгробьяНад тем, что погибает без следа.

А наши дни и вовсе быстротечны,Но, как ни краток век, я не даюВ обмен на эту каменную вечностьНи жизнь, ни песню бренную свою.

СТАРИННАЯ ЗАПОВЕДЬ

Скажут: «Меньше тебя нет никого!» —Ты не гневись!Скажут: «Больше тебя нет никого!» —Ты не гордись!

Будь стоек, как камни эти, молчащиеИ в бурю и в снегопад,Будь щедр, как деревья, тень приносящиеВсем, кто прохладе рад.

Учись, как потоки эти упорные,Себе прокладывать путь.Что б ни стряслось, как снега эти горные,Чистым и светлым будь!

Мой сверстник, даже ты, прослывший «новым».Ты, позвеневший рифмой на веку,Грешишь едва ль не самым старым словом.И слово «старость» вводишь ты в строку.

Что делать, брат, она властна над всемиИ вечна, как скала или река.Спасенья нет, по полю скачет время,Как шагдий[1] потерявший седока.

Когда-то мы смеялись в колыбели,Брели по травам, где была роса,О нас тоскуя, вдалеке звенелиИ плакали девичьи голоса.

Но с каждым днем тусклее все, что видел,Тупее боль от ран, что получилИ от врагов, которых ненавидел,И от друзей, которых так любил.

Как быстротечен век, наш век недлинный,Как нелегко осмыслить до конца,Что нас переживет кувшин из глины,Что грамм свинца сильнее храбреца.

Но в старом доме, скованном морозом,Где воет ветер, ставнями стуча,Мы спим и видим: расцветают розы,И лепестки роняет алыча…

Дитя то плачет, то смеется,То выпадет, то стает снег,Жизнь то кольнет, то улыбнется,И не мудрец тот человек.Кто мнит, что он обережетсяОт пламени ее навек.

Не вечно саду быть зеленым.О чем бы ни мечтал он в зной,К зиме он потеряет кронуИ снова зацветет весной.

Где-то стонет женщина вдали,Напевает песню колыбельную.Вечный страх, тревоги всей землиПроникают в песню колыбельную.

Первой пулей на войне любойПоражает сердце материнское.Кто б ни выиграл последний бой.Но страдает сердце материнское.

Если, книг прочтя не меньше тыщи,Ты сказал о жизни: «Ерунда!» —Значит, больше знал слепец тот нищий,Что и книг не видел никогда.

Наш народ недоедал, бывало,Выбивался из последних сил,Раненый, кусал от боли скалы,Но о жизни так не говорил.

Наш народ, оплакивавший павшихИ коней седлавший в грозный час,Во сто крат достойнее, и старше,И мудрее каждого из нас.

Тот, кто видит в небе только тучи,Глуп, как боязливый человек,Что, соскальзывая в пропасть с кручи,Не за ствол хватается — за снег.

Тот, кто все ругает без разбора,Накликает на себя беду,Словно гость, клянущий дом, в которомИ ночлег нашел он и еду.

ГРОЗДЬ ВИНОГРАДА

От прохладных этих виноградинСнова становлюсь я озорным —Мальчиком, не видевшим развалин,Не вдыхавшим ядовитый дым.

Может статься, предок мой с любовьюТак же брал налившуюся гроздь.Сколько с той поры воды и кровиВ землю виноградника влилось!

Виноград не стал другим нимало,Хоть на склонах и вершинах горМножество пожаров бушевалоИ мелькало молний с этих пор.

Но лоза из — нужных и ненужных —Всех огней, метавшихся вокруг,Приняла лишь пламя полдней южныхИ тепло трудолюбивых рук.

Путь мой был труднее с каждым днемВ той дороге трудной к цели дальней,Был я и железом и огнем,Был и молотом и наковальней.

Был я дичью, крался по лесам,Был стрелком — и кем я только не был,Птицею был в клетке я и самПтицу выпускал из клетки в небо.

Чем дремучей край, чем больше кладь,Тем труднее путь землепроходца.Лишь слепые могут полагать.Будто зрячим все легко дается.

Порой и туры чахнут и болеютВ своих горах, достигнувших небес.Порой и реки шумные мелеютИ молнии испепеляют лес.

И нас на свете жизнь не только греет,А шлет нам молнии своих невзгод.Но мы не проклинаем, а мудреем,Приемля все, что жизнь нам ни пошлет.

Издревле люди в страхе и смятеньеРычанье тигра слышали вдалиИ радовались, слыша птичье пенье,Когда по рощам вечером брели.

Огромный зверь неистовствует, злитсяУже не первый раз, не первый год,Но слышат люди: маленькая птицаНа ветке в роще радостно поет.

МОЕМУ СЕРДЦУ