Анна Ахматова - Чётки Страница 2

Примечание 

«Проводила друга до передней…»

Проводила друга до передней.Постояла в золотой пыли.С колоколенки соседнейЗвуки важные текли.Брошена! Придуманное слово –Разве я цветок или письмо?А глаза глядят уже суровоВ потемневшее трюмо.

«Столько просьб у любимой всегда!..»

Столько просьб у любимой всегда!У разлюбленной просьб не бывает.Как я рада, что нынче водаПод бесцветным ледком замирает.

И я стану – Христос помоги! –На покров этот, светлый и ломкий,А ты письма мои береги,Чтобы нас рассудили потомки,

Чтоб отчетливей и яснейТы был виден им, мудрый и смелый.В биографии славной твойРазве можно оставить пробелы?

Слишком сладко земное питье,Слишком плотны любовные сети.Пусть когда-нибудь имя моеПрочитают в учебнике дети,

И, печальную повесть узнав,Пусть они улыбнутся лукаво…Мне любви и покоя не дав,Подари меня горькою славой.

Примечание

«Здравствуй! Легкий шелест слышишь…»

Здравствуй! Легкий шелест слышишьСправа от стола?Этих строчек не допишешь –Я к тебе пришла.Неужели ты обидишьТак, как в прошлый раз, –Говоришь, что рук не видишь,Рук моих и глаз.У тебя светло и просто.Не гони меня туда,Где под душным сводом мостаСтынет грязная вода.

Примечание

«Цветов и неживых вещей…»

Цветов и неживых вещейПриятен запах в этом доме.У грядок груды овощейЛежат, пестры, на черноземе.

Еще струится холодок,Но с парников снята рогожа.Там есть прудок, такой прудок,Где тина на парчу похожа.

А мальчик мне сказал, боясь,Совсем взволнованно и тихо,Что там живет большой карасьИ с ним большая карасиха.

«Каждый день по-новому тревожен…»

Каждый день по-новому тревожен,Все сильнее запах спелой ржи.Если ты к ногам моим положен,Ласковый, лежи.

Иволги кричат в широких кленах,Их ничем до ночи не унять.Любо мне от глаз твоих зеленыхОс веселых отгонять.

На дороге бубенец зазвякал –Памятен нам этот легкий звук.Я спою тебе, чтоб ты не плакал,Песенку о вечере разлук.

«Мальчик сказал мне: «Как это больно!..»

Мальчик сказал мне: «Как это больно!»И мальчика очень жаль.Еще так недавно он был довольнымИ только слыхал про печаль.

А теперь он знает все не хужеМудрых и старых вас.Потускнели и, кажется, стали ужеЗрачки ослепительных глаз.

Я знаю: он с болью своей не сладит,С горькой болью первой любви.Как беспомощно, жадно и жарко гладитХолодные руки мои.

«Высокие своды костела…»

Высокие своды костелаСиней, чем небесная твердь…Прости меня, мальчик веселый,Что я принесла тебе смерть –

За розы с площадки круглой,За глупые письма твои,За то, что, дерзкий и смуглый,Мутно бледнел от любви.

Я думала: ты нарочно –Как взрослые хочешь быть.Я думала: темно-порочныхНельзя, как невест, любить.

Но все оказалось напрасно.Когда пришли холода,Следил ты уже бесстрастноЗа мной везде и всегда,

Как будто копил приметыМоей нелюбви. Прости!Зачем ты принял обетыСтрадальческого пути?

И смерть к тебе руки простерла…Скажи, что было потом?Я не знала, как хрупко горлоПод синим воротником.

Прости меня, мальчик веселый,Совенок замученный мой!Сегодня мне из костелаТак трудно уйти домой.

Примечание

«Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!..»

М. Лозинскому

Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!Как невозможна грусть, как тщетно ожиданье!И снова голосом серебряным оленьВ зверинце говорит о северном сиянье.

И я поверила, что есть прохладные снегИ синяя купель для тех, кто нищ и болен,И санок маленьких такой неверный бегПод звоны древние далеких колоколен.

Примечание

Голос памяти

О. А. Глебовой-Судейкиной

Что ты видишь, тускло на стену смотря,В час, когда на небе поздняя заря?

Чайку ли на синей скатерти водыИли флорентийские сады?

Или парк огромный Царского Села,Где тебе тревога путь пересекла?

Иль того ты видишь у своих колен,Кто для белой смерти твой покинул плен?

Нет, я вижу стену только – и на нейОтсветы небесных гаснущих огней.

Примечание

«Я научилась просто, мудро жить…»

Я научилась просто, мудро жить,Смотреть на небо и молиться Богу,И долго перед вечером бродить,Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухиИ никнет гроздь рябины желто-красной,Слагаю я веселые стихиО жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладоньПушистый кот, мурлыкает умильней,И яркий загорается огоньНа башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишьКрик аиста, слетевшего на крышу.И если в дверь мою ты постучишь,Мне кажется, я даже не услышу.

«Здесь все то же, то же, что и прежде…»

Здесь все то же, то же, что и прежде,Здесь напрасным кажется мечтать.В доме у дороги непроезжейНадо рано ставни запирать.

Тихий дом мой пусть и неприветлив,Он на лес глядит одним окном,В нем кого-то вынули из петлиИ бранили мертвого потом.

Был он грустен или тайно-весел,Только смерть – большое торжество.На истертом красном плюше креселИзредка мелькает тень его.

И часы с кукушкой ночи рады,Все слышней их четкий разговор.В щелочку смотрю я: конокрадыЗажигают под холмом костер.

И, пророча близкое ненастье,Низко, низко стелется дымок.Мне не страшно. Я ношу на счастьеТемно-синий шелковый шнурок.

Бессонница

Где-то кошки жалобно мяукают,Звук шагов я издали ловлю…Хорошо твои слова баюкают:Третий месяц я от них не сплю.

Ты опять, опять со мной, бессонница!Неподвижный лик твой узнаю.Что, красавица, что, беззаконница,Разве плохо я тебе пою?

Окна тканью белою завершены,Полумрак струится голубой…Или дальней вестью мы утешены?Отчего мне так легко с тобой?

«Ты знаешь, я томлюсь в неволе…»

Ты знаешь, я томлюсь в неволе,О смерти Господа моля.Но все мне памятна до болиТверская скудная земля.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

Смятение

Душевное состояние героини ахматовских стихов совпадает с состоянием героя стихотворения 1907 г. А. Блока «Смятение» («Мы ли – пляшущие тени?..»). См. об этом в статье В. А. Черных «Блоковская легенда в творчестве Анны Ахматовой» (Серебряный век в России). Автор статьи делает вывод о наличии блоковской «любовной» темы в раннем творчестве Ахматовой и, в частности, в сб. «Четки». Действительно, система образов и настроений в поэзии этого периода отражает напряженную «любовную» коллизию 1913 – нач. 1914 гг., связанную в судьбе Ахматовой с несколькими адресатами. В 1913 г. она знакомится с Н. В. Недоброво – поэтом, литературным критиком, 8 февраля 1914 г. или ранее в 1913 г. – с А. С. Лурье – талантливым музыкантом-модернистом. Оба были увлечены Анной Ахматовой, к обоим, хотя и по-разному, испытывала влечение она. По-прежнему сложными оставались отношения с мужем, Н. С. Гумилевым, в которых дружеское равноправие свободных личностей сменялось противоборчеством и почти враждой. Легкий оттенок чувственности появился в стихах, посвященных М. И. Лозинскому, с которым Ахматова была знакома с 1911 г. («Не будем пить из одного стакана…»). И, разумеется, в лирической теме «Четок» отразились два самоубийства – Всеволода Гаврииловича Князева (1891–1913) – 29 марта (умер 5 апреля) 1913 г. и Михаила Александровича Линдерберга – 23 декабря 1911 г. Оба самоубийства были «романтическими», связанными с любовными «многоугольниками», в один из которых входила О. А. Глебова-Судейкина, в другой – Ахматова. «Блоковская тема» «Четок» существует; она не сводится только к стихотворению «Я пришла к поэту в гости…» (январь 1914), но данных для точной адресации Блоку других стихотворений «Четок» недостаточно.