Сергей Юрасов - Василий Теркин после войны Страница 2

В своем «Ответе читателям» Твардовский отмечает, что задолго до завершения «Тёркина» в редакции газет и журналов стали поступать «продолжения» «Тёркина» в стихах. Одним из первых опытов была «Третья часть Тёркина», присланная гвардии старшим сержантом Кондратьевым.

«Кроме продолжения «Тёркина» большое место среди писем читателей, особенно в послевоенное время, — пишет Твардовский, — занимают стихотворные послания к Василию Тёркину с настоятельными пожеланиями, чтобы «Книга про бойца» была мною продолжена».

Несмотря на всё ширившуюся популярность поэмы, Твардовский чувствовал, что ее герою — русскому солдату Василию Тёркину, отстоявшему свой народ и свою землю, после победы достанется… судьба миллионов советских солдат, что он перестанет быть героем для власти. В заключительной главе «От автора», опубликованной в августовской книжке «Знамени» за 1945 год, Твардовский обращается к своему герою, говоря:

Тёркин, Тёркин, в самом делеЧас настал, войне отбой.И как будто устарелиТотчас оба мы с тобой.

Еще раньше, предчувствуя грядущую несправедливость режима к своему герою, А. Твардовский писал:

И не знаем почему, —Спрашивать не стали, —Почему тогда емуНе дали медали.С этой темы повернем,Скажем для порядка:Может, в списке наградномВышла опечатка.

Поэт знал, как щедро раздавались медали и ордена политическим комиссарам и бойцам-партийцам, и он подчеркивает, что его Тёркин воевал не за медали:

Мне не надо, братцы, ордена,Мне слава не нужна,А нужна, больна мне родина,Родная сторона!

Прощание поэта со своим героем овеяно глубоким лиризмом.

Опубликование заключительной главы вновь вызвало много откликов в стихах и прозе. Большинство их сводилось к тому, что читатели хотели и продолжают поныне хотеть знать про Тёркина «в условиях мирной жизни»:

«Одни желали бы, чтобы Тёркин, оставшись в рядах армии, продолжал свою службу, обучая молодое пополнение бойцов и служа им примером. Другие хотят его видеть непременно вернувшимся в колхоз и работающим в качестве предколхоза или бригадира. Третьи находят, что наилучшее развитие его судьбы было бы в работе на какой-нибудь из великих послевоенных строек, например, на сооружении Волго-донского канала».

«По-моему, — пишет Твардовскому В. В. Леншин из Воронежской области, — вы и сами чувствуете и вам самому жаль, что вы кончили писать «Тёркина». Надо бы еще его продолжить… Написать, что делает Тёркин сейчас».

От себя Твардовский замечает, что «из продолжений и подражаний Тёркину можно было бы составить книгу, пожалуй, не меньшего объема, чем существующая «Книга про бойца».

И всё же Твардовский не решился удовлетворить желание своих многочисленных почитателей и не написал о жизни Василия Тёркина в мирное время. В заключение поэт намекает на то, что послевоенная обстановка в Советском Союзе настолько иная, что в ней трудно было бы продолжать писать: «Тёркин — книга, родившаяся в особой, неповторимой атмосфере военных лет… Завершенная в этом своем особом качестве, книга не может быть продолжена на ином материале». Твардовский еще раз оговаривает, что «Книга про бойца» — произведение не собственно мое, а коллективного авторства».

Выйдя из полуфольклорной стихии, «Тёркин» сам породил множество вариантов и продолжений, т. е. вернулся, по выражению поэта, «туда, откуда вышел».

И здесь начинается «биография» Василия Тёркина С. Юрасова, автора романа «Враг народа». С. Юрасов — бывший подполковник советской армии, сам увлекался «Тёркиным», не раз слышал в лад Твардовскому создаваемые варианты в советской армии и в Советском Союзе и, оказавшись в конце концов на свободе, на Западе, написал «Василия Тёркина после войны». Многое в своей поэме Юрасов просто восстановил по памяти из того, что слышал. Так был написан тот «Тёркин», которого так хотели и создавали фронтовики и бывшие фронтовики.

ОТ АВТОРА

В оккупационных частях советской армии в Германии я много раз встречал солдат и младших офицеров с кличкою «Тёркин». Это были веселые ребята, заводилы, шутники-прибауточники. Почти каждая рота и каждый батальон имели своего «Тёркина». Многие из них даже не подозревали о литературном происхождении «Василия Тёркина», но знали много рассказов в стихах и прозе о приключениях бывалого солдата, часть которых описал в своей книге А. Твардовский, а больше такие, о которых он не писал и не мог писать.

В конце войны и в первые годы после победы мне пришлось много ездить по Советскому Союзу. С первым «Тёркиным» «на гражданке» я встретился на Урале в апреле 1945 года. Это был однорукий парень, бывший гвардии сержант, кавалер солдатского ордена Славы всех степеней. Он работал в «Доме приезжих» на вокзале в городе Асбесте, в котором я прожил несколько дней. От него я впервые услышал «Про солдата-сироту». Потом я встречал других «Тёркиных», чаще среди инвалидов войны. В поездах, на базарах они рассказывали или пели о похождениях Василия Тёркина на войне и после войны. Публике, особенно бывшим фронтовикам, их рассказы, песни и шутки, часто очень рискованные по содержанию, нравились и «Тёркиным» охотно подавали милостыню. Одну из таких картинок я описал в главе «В вагоне».

Часть книги «Василий Тёркин после войны» состоит из того, что я слышал в армии и в Советском Союзе — в этом ее значение. Некоторые места этой части совпадают с отдельными местами у А. Твардовского, но имеют совсем иной смысл. Что здесь является подражанием безымянных «Тёркиных» поэту, а что, наоборот, принадлежит фольклору и было использовано А. Твардовским, — сказать трудно. Поэт сам неоднократно свидетельствует о том, что он широко пользовался солдатским фольклором и помощью многочисленных «Тёркиных» еще с финской войны.

Написанное собственно мною по замыслу своему продолжает мотивы и настроения рассказов и песен «Тёркиных», которых я встречал.

Тематически книга состоит из двух частей: «Тёркин дома» — о похождениях солдата-победителя после демобилизации в условиях послевоенной советской жизни и «Тёркин-оккупант» — о его службе в оккупационной армии в Германии. Имеются и другие рассказы: о «Тёркине» в советском лагере и о «Тёркине»-перебежчике. Может быть, со временем мне удастся обработать и этот материал.

Можно сказать, что «Василий Тёркин» такой, каким он живет и поныне создается в гуще солдатских и народных масс, — это свободное народное творчество. Советские писатели и поэты в условиях партийной диктатуры лишены возможности пользоваться этим творчеством. «Книга про бойца» А. Твардовского могла появиться только в условиях войны, когда власть была вынуждена дать стране некоторые свободы, в том числе некоторую свободу творчества. После войны эти свободы были отняты.

Вся история с «Василием Тёркиным» напоминает мне слова покойного академика А. С. Орлова на одной из лекций о древней русской литературе в Ленинградском университете. Он сказал:

«Сюжет или образ, созданный литературой, подобен глиняному сосуду, сработанному руками мастера. Со временем этот сосуд опускается на дно океана-народа. Вынутый через многие годы со дна, он, сохраняя первоначальную форму, которую придал ему мастер, в фантастических растениях, драгоценных кораллах и ракушках предстает перед нами более жизненным и прекрасным. Так было со многими литературными образами и сюжетами, которые из книг попали в океан народного творчества».

С. Юрасов

Часть первая. Тёркин дома

ТЁРКИН НАШЕЛСЯ

По которой речке плыть,Той и славушку творить.

С дней войны, с годины горькой,В тяжкий час земли родной,Не шутя, Василий Тёркин,Подружились мы с тобой.

И никто не думал, право,Что с печатного листаВсем придешься ты по нраву,А иным войдешь в сердца.

До войны едва в поминеБыл ты, Тёркин, на Руси:«Тёркин?» — «Кто такой?». А нынеТёркин — кто такой? — спроси.

— Тёркин, как же!— Знаем!— Дорог.— Парень свой, как говорят.— Тёркин — это тот, которыйНа войне лихой солдат,На гулянке гость не лишний,На работе хоть куда…— Жаль, давно его не слышно.— Может, что худое вышло?— Может, с Тёркиным беда?— Может, в лагерь посадили —Нынче Тёркиным нельзя…— В сорок пятом, — говорили, —Что на Запад подался…

Где-нибудь сержант в каптеркеВспоминает иногда:— Где теперь Василий Теркин?..Вот был парень — это да!

Или где в углу пивнушкиС рукавом пустым солдатСкажет после третьей кружки:— Где ты, Вася — друг и брат?

Слух за слухом раздается,Слухи ходят стороной,Правда правдой остается,А молва себе молвой.

Нет, товарищи, герою,Столько лямку протащив,Выходить совсем из строя, —Извините! Тёркин жив!

Жив-здоров, орел, как прежде.Помирать? — Наоборот.Я теперь в такой надежде —Сталина переживет!

Хуже редьки, хуже горькойСтала жизнь в краю родном.Повторяет так же Тёркин!— Перетерпим, перетрем…

Снова пот и снова муки,Горечь бедствий и потерь,Много лет прошло в разлуке,Что ж ты делаешь теперь?

Боевой мой друг-товарищ!Тень войны кружится вновь,Снова кашу-сечку варишь,В деревнях грызешь морковь.

Отдохнуть не привелося,Хоть и згинули враги.Где стучат твои колеса?Где ступают сапоги?

Посмотри: народ с рассветаИ до ночи запряжён,И зимой, и в грязь, и летомТу же лямку тянет он.

Вся земля — от ПодмосковьяДо Амурского низовья,От Камчатки до ДнепровьяИ на Север сторона —Плачет, политая кровью,Как в Ежова времена!

Всё у нас опять отнято:Отвоеванная хата,Завоеванных победНаша вера на рассвет,Снова хлеб везут куда-то,И без хлеба вновь ребята,Снова мать над сыном тужит,Снова коршун в небе кружит…

Праздник близок был, Россия,Каждый с верою глядел…Что же это ты, Василий,Прозевал, недосмотрел?

Тёркин курит, смотрит строго,Думой занятый своей,Он прошел войны дорогу,Волги-матушки длинней.

Он за Родину в обиде,За народ таит упрек,Много знал и много видел,А победу не сберег.

— Мать моя — земля родная,Вся смоленская родня,Ты прости, за что — не знаю,Только ты прости меня.

Не терялся в час жестокийНа дороге фронтовой,А в родном тылу глубокомРастерялся Тёркин твой.

— Мать-земля моя родная,Вся Российская земля,Ты прости, за что — не знаю,Только ты прости меня.

Я не знал, что взором горькимВстретишь ты своих ребят…— Что ж ты, брат, Василий Тёркин,Плачешь, вроде?— Виноват…

ДЕНЬ ПОБЕДЫ В МОСКВЕ