Николай Агнивцев - Блистательный Санкт-Петербург Страница 2

ДАМА НА СВИДАНЬИ

Вы не видали господина,Виновника сердечных мук?На нем — цилиндр и пелеринаИ бледно-палевый сюртук.

Вот как зовут его? — Не помню.Вчера в «Гостинном» у воротБез разрешения его мнеПредставил просто сам Эрот!

Он подошел с поклоном низким,Корректно сдержан a l'anglaise,Тихонько передал записку,Приподнял шляпу и — исчез!

Но где ж записка? — Ради Бога!Ах, вот она! Лети, печаль!Вот: «Николай Васильич Гоголь»…Вы не слыхали? — Очень жаль!

В. 0. 17 Л

Вот раскрытое окошко!И задумчиво сидитВ том окошке рядом с кошкойГоспожа Агнесса Шмидт.Где-то мерно бьет «12»…И, взглянувши на чулки,Стала тихо раздеватьсяГоспожа Агнесса… И —

Ах, Агнессочка, Агнессочка!Опустилась занавесочка!..

Через миг, довольно резко,Совершенно невзначай,Вдруг, поднялась занавеска!..— Ай, Агнесса! Ай-яй-яй!..Рядом с ней, в любви неистов,В совершенном забытьиГосподин судебный приставСтрастно шепчет что-то… И —

Ах, Агнессочка, Агнессочка!Опустилась занавесочка!..

Через миг, ужасно резко,Чьей-то гневною рукой —Вновь поднялась занавеска!— Ой, Агнесса! Ой-ой-ой!..Ах, как грустно! Ах, как жалкоНеудачников в любви!Муж Агнессы с толстой палкойК ним подходит быстро… И —

Ах, Агнессочка, Агнессочка!Опустилась занавесочка!..

ПАВЕЛ 1-ЫЙ

Смерть с Безумьем устроили складчину!И, сменив на порфиру камзол,В Петербург прискакавши из Гатчины,Павел 1-ый взошел на престол.

И, Судьбою в порфиру укутанный,Быстрым маршем в века зашагал,Подгоняя Россию шпицрутеном,Коронованный Богом капрал.

Смерть шепнула Безумью встревоженно: —«Посмотри: видишь гроб золотой?В нем Россия Монархом положена,Со святыми Ее упокой!»

Отчего так бледны щеки девичьиРано вставших Великих Княжон?Отчего тонкий рот ЦесаревичаДрожью странною так искривлен?

Отчего тяжко так опечаленаГосударыня в утренний час?И с лица побледневшаго ПаленаНе отводит испуганных глаз?..

Во дворце не все свечи потушены,Три свечи светят в гроб золотой:В нем лежит Император задушенный!Со святыми Его упокой!

ПРИНЦЕССА МОЛЬ

Ах, шум кулис извивно-узких!Ах, закулисная фриволь!Ах, блеск театров Петербургских!..Все знаю — я принцесса Моль!

Я помню радостные миги…Я помню преклоненный зал,Когда беcсмертный КаратыгинВдвоем с Бессмертием играл!

И вижу я, как в медальоне,Как только что ушедший сон:Носок летающей ТальониИ четкий профиль Монбазон.

И сквозь столетие, донынеИз глубины могильных плит«La donna» юного МазиниЕще в ушах моих звенит…

Но в Вечность огненным закатомУшли былые времена.И, ныне, в 910-омИные встали имена.

И, стариков своих не выдав,Неколебимы средь толпыВарламов, Ходотов, Давыдов —«Александринские» столпы…

Ах, Петербург, в борьбе с судьбою,В глазах все небо затая,Горит лампадой пред тобоюКомиссаржевская твоя.

То упадая, то взлетая,С Невы на целый мир кругомСверкает Павлова 2-аяАлмазно-блещущим носком.

А «Летний Буфф»!! Ах, в исступленьи,До Невскаго несется «bis»,Когда там с Вяльцевой в «Елене»Играет Северский — Парис…

Скороговорщиком затейнымВо всю резвится второпях,Курихин Федя на ЛитейномВ ста восемнадцати ролях!

Но, чу… Часы!.. Как быстро осеньСпускает с неба вечера!..На Петропавловке бьет «8»И мне в «Мариинский» пора!

Сейчас, как мухи на бисквите,Все дамы — там!.. Наперечет!— Ах, там ведь Собинов, поймите,Сегодня «Ленского» поет!…

ДАМА ИЗ ЭРМИТАЖА

Ах, я устала, так что дажеУшла, покинув царский бал!..Сам Император в ЭрмитажеСо мной сегодня танцевал!

И мне до сей поры все мнится:Блеск императорских погон,И комплимент Императрицы.И Цесаревича поклон.

Ах, как мелькали там мундиры!(Знай только головы кружи!)Кавалергарды, кирассиры,И камергеры, и пажи!

Но больше, чем все кавалеры,Меня волнует до сих порНеведомого офицераМне по плечам скользнувший взор!

И я ответила ему бы,Но тут вот, в довершенье зол,К нему, сжав вздрогнувшия губы,Мой муж сейчас же подошел!..

Pardon! Вы, кажется, спросилиКто муж мой? Как бы вам сказать.В числе блистательных фамилийЕго, увы, нельзя назвать…

Но он в руках моих игрушка!О нем слыхали вы иль нет?Александр Сергеич Пушкин,Камер-юнкер и поэт!..

В ДОМИК НА ВВЕДЕНСКОЙ

У нее — зеленый капорИ такие же глаза;У нее на сердце — прапор,На колечке — бирюза!Ну и что же тут такого?..Называется ж онаМарь-Иванна ИвановаИ живет уж издавна —

В том домишке, что сутулитсяНа углу Введенской улицы,Позади сгоревших бань,Где под окнами — скамеечка,А на окнах — канареечкаИ — герань!

Я от зависти тоскую!Боже правый, помоги:Ах, какие поцелуи!Ах, какие пироги!..Мы одно лишь тут заметим,Что, по совести сказать,Вместе с прапором-то этимХорошо бы побывать —

В том домишке, что сутулитсяНа углу Введенской улицы,Позади сгоревших бань,Где под окнами — скамеечка,А на окнах — канареечкаИ — герань!

БЕЛОЙ НОЧЬЮ

Белой ночью белый ландышЯ воткну, грустя, в петлицуИ пойду за белой сказкойВ белый призрачный туман…

Посмотрите, посмотрите,У Цепного моста кто-тоВ старомодной пелеринеНеподвижно смотрить вдаль…

Господин в крылатке тихоПро него шепнул другому:— «Николай Васильич Гоголь —Сочинитель „Мертвых душ“…»

У Сената, сдвинув брови,Гнет сверкающую шпагуНезнакомец в треуголкеС пистолетом при бедре…

Отчего так странно-бледенНезнакомец в треуголке?Отчего сжимает петляЗолоченый воротник?..

Чу! К нему, гремя оружьем,С двух сторон подходят двое.Подошли: «Полковник Пестель,Нас прислал к вам Государь»!

Белой, мертвой странной ночью,Наклонившись над Невою,Вспоминает о минувшемСтранный город Петербург!

Посмотрите, посмотрите,Вот задумался о чем-тоНезнакомец в альмавиве,Опершись на парапет…

С Петропавловской твердыниБьют петровские куранты,Вызывая из могилыБеспокойных мертвецов!

И тотчас же возле арки,Там, где Зимняя Канавка,Белый призрак Белой ДамыБелым облаком сошел…

Зазвенели где-то шпоры,И по мертвому гранитуК мертвой даме на свиданьеМчится мертвый офицер!.

— «Герман?!» — «Лиза?..» И, тотчас же,Оторвавшись от гранита,Незнакомец в альмавивеГордый профиль повернул.

— Александр Сергеич, вы ли,Вы ли это?.. Тот, чье ИмяЯ в своих стихах не смеюДо конца произнести?!

Белой, мертвой странной ночью,Наклонившись над Невою,Вспоминает о минувшемСтранный город Петербург…

УЖЕЛЬ НАСТУПИТ ЭТОТ ЧАС?