Николай Некрасов - Том 3. Стихотворения 1866-1877 Страница 2

Народ впереди остановился. Остановились и охотники. Савелий, объяснив, что-то князю Воехотскому, причем таинственно указывал по направлению к лесу, подходит к Пальцову и Мише.

Савелий

На нумера извольте становиться.Теперь нельзя куритьИ громко говорить здесь не годится.

Миша

Что ж можно? Можно водку пить!

Хохочет и, наливая из фляжки, потчует Пальцова и пьет сам.

Савелий, расставив охотников по цепи, в расстоянии шагов пятидесяти друг от друга, разделяет народ на две половины; одна молча и с предосторожностями отправляется по линии круга направо, другая налево.

Барон фон дер Гребен и князь Воехотский.

На 5-ом. Барон сидит на складном стуле; снег около него утоптан, под ногами ковер. Близ него прислонены к дереву три штуцера со взведенными курками. В нескольких шагах от него, сзади, мужик — охотник с рогатиной.

Кн. Воехотский

(подходя к барону с своего, соседнего нумера)

Теперь, барон, вы видели природу,Вы видели народ наш?

Барон

И не могНе заключить, что этому народуПути к развитью заградил сам бог.

Кн. Воехотский

Да! да! непобедимые условья!Но, к счастию, народ не выше их:Невежество, бесчувственность воловьяПолезны при условиях таких.

Барон

Когда природа отвечать не можетПотребностям, которые родитРазвитие, — оно беды умножитИ только даром страсти распалит.

Кн. Воехотский

Вы угадали мысль мою: нелепоВ таких условьях просвещать народ.На почве, где с трудом родится репа,С развитием банан не расцветет.Нам не указ Европа: там избытокВо всех дарах, по милости судеб;А здесь один суровый черный хлебДа из него же гибельный напиток!И средства нет прибавить что-нибудь.Болото, мох, песок — куда ни взглянешь!Не проведешь сюда железный путь,К путям железным весь народ не стянешь!А здесь — вот, например, зимой —Какие тут возможны улучшенья?..Хоть лошадям убавьте-ка мученья,Устройте экипаж другой!Здесь мужику, что вышел за ворота,Кровавый труд, кровавая борьба:За крошку хлеба капля пота —Вот в двух словах его судьба!Его сама природа осудилаНа грубый труд, неблагодарный бойИ от отчаянья разумно оградилаНевежества спасительной броней.Его удел — безграмотство, беспутство,Убожество и чувством, и умом,Его узда — налоги, труд, рекрутство,Его утеха — водка с дурманом!

Барон

So, so…

Пальцов и Миша. На № 1-ом. К Пальцову подходит со своего нумера Миша.

Миша

Еще не скоро выйдет зверь…Покаместь приведем-ка в ясностьТо время, как «свобода», «гласность»,Которыми набили мы теперьОскому, как незрелыми плодами,Не слышались и в шутку между нами.Когда считался зверем либерал,Когда слова «общественное благо»И произнесть нужна была отвага,Которою никто не обладал!Когда одни житейские условьяСближали нас, а попросту расчет,И лишь в одном сливались все сословья,Что дружно налегали на народ…

Пальцов

Великий век, когда блисталСреди безгласных поколенийАдминистратор-генералИ откупщик — кабачный гений!

Миша

Ты, думаю, охоту на двуногихЗастал еще в ребячестве своем.Слыхал ты вопли стариков убогихИ женщин, засекаемых кнутом?Я думаю, ты был не полугодаИ не забыл порядки тех времен,Когда, в ответ стенаниям народа,Мысль русская стонала в полутон?

Пальцов

Великий век — великих мер!«Не рассуждать — повиноваться!» —Девиз был общий; сам ГомерНе смел Омиром называться.

Миша

Припомни, как в то время золотоеУчили нас? Раздолье-то какое!Сын барина, чиновника, князькаНастолько норовил образоваться,Чтоб на чужие плечи забиратьсяУметь — а там дорога широка!Три фазиса дворянское развитьеПрекрасные являло нам тогда:В дни юности — кутеж и стеклобитье,Наука жизни — в зрелые года(Которую не в школах европейских —Мы черпали в гостиных и лакейских),И, наконец, заветная мечта —Почетные, доходные места…

Припомнил ты то время золотое,Которого исчадье мы прямое,Припомнил? — Ну, так полюбуйся им!

Как яблоню качает проходящий,Весь занятый минутой настоящей,Желанием одним руководим —Набрать плодов и дале в путь пуститься,Не думая, что много их свалится,Которых он не сможет захватить,Которые напрасно будут гнить, —Так русское общественное древо,Кто только мог, направо и налевоРаскачивал, спеша набить карман,Не думая о том, что будет дале…Мы все тогда жирели, наживали,Все… кроме, разумеется, крестьян…Да в стороне стоял один, печален,Тогдашний чистоплотный либерал;Он рук в грязи житейской не марал,Он для того был слишком идеален,Но он зато не делал ничего…

Пальцов

О ком ты говоришь?

Миша

В литературеОписан он достаточно: егоПрозвали «лишним». Честный по натуре,Он был аристократ, гуляка и лентяй;Избыточно снабженный всем житейским,Следил он за движеньем европейским…

Пальцов

Да это — я!

Миша

Как хочешь понимай!Тип был один, оттенков было много.Судили их тогда довольно строго,Но я недавно начал понимать,Что мы добром должны их поминать…Диалектик обаятельный,Честен мыслью, сердцем чист!Помню я твой взор мечтательный,Либерал-идеалист!Созерцающий, читающий,С неотступною хандройПо Европе разъезжающий,Здесь и там — всему чужой.Для действительности скованный,Верхоглядом жил ты, зря,Ты бродил разочарованный,Красоту боготворя;Всё с погибшими созданьямиДа с брошюрами возясь,Наполняя ум свой знаньями,Обходил ты жизни грязь;Грозный деятель в теории,Беспощадный радикал,Ты на улице историиС полицейским избегал;Злых, надменных, угнетающих,Лишь презреньем ты карал,Не спасал ты утопающих,Но и в воду не толкал…Ты, в котором чуть не генияДолго видели друзья,Рыцарь доброго стремленияИ беспутного житья!Хоть реального усилияТы не сделал никогда,Чувству горького бессилияПодчинившись навсегда, —Всё же чту тебя и ныне я,Я люблю припоминатьНа челе твоем унынияБеспредельного печать:Ты стоял перед отчизною,Честен мыслью, сердцем чист,Воплощенной укоризною,Либерал-идеалист!

Пальцов

Куда ж девались люди эти?

Миша

Бог весть! Я не встречаю их.Их песня спета — что нам в них?Герои слова, а на деле — дети!Да! одного я встретил: глуп, речистИ стар, как возвращенный декабрист.В них вообще теперь не много толку.Мудрейшие достали втихомолкуТакого рода прочные места,Где служба по возможности чиста,И, средние оклады получая,Не принося ни пользы, ни вреда,Живут себе под старость припевая;За то теперь клеймит их иногдаПредателями племя молодое;Но я ему сказал бы: не забудь —Кто выдержал то время роковое,Есть отчего тому и отдохнуть.Бог на помочь! бросайся прямо в пламяИ погибай…Но, кто твое держал когда-то знамя,Тех не пятнай!Не предали они — они усталиСвой крест нести,Покинул их дух Гнева и ПечалиНа полпути…

Еще добром должны мы помянутьТогдашнюю литературу,У ней была задача: как-нибудьНамеком натолкнуть на честный путьК развитию способную натуру…Хорошая задача! Не забыл,Я думаю, ты истинных светил,Отметивших то время роковое:Белинский жил тогда, Грановский, Гоголь жил,Еще найдется славных двое-трое —У них тогда училось всё живое…

Белинский был особенно любим…Молясь твоей многострадальной тени,Учитель! перед именем твоимПозволь смиренно преклонить колени!

В те дни, как всё коснело на Руси,Дремля и раболепствуя позорно,Твой ум кипел — и новые стезиПрокладывал, работая упорно.

Ты не гнушался никаким трудом:«Чернорабочий я — не белоручка!» —Говаривал ты нам — и напроломШел к истине, великий самоучка!

Ты нас гуманно мыслить научил,Едва ль не первый вспомнил об народе,Едва ль не первый ты заговорилО равенстве, о братстве, о свободе…

Недаром ты, мужая по часам,На взгляд глупцов казался переменчив,Но пред врагом заносчив и упрям,С друзьями был ты кроток и застенчив.

Не думал ты, что стоишь ты венца,И разум твой горел не угасая,Самим собой и жизнью до концаСвятое недовольство сохраняя, —

То недовольство, при котором нетНи самообольщенья, ни застоя,С которым и на склоне наших летПостыдно мы не убежим из строя, —

То недовольство, что душе живойНе даст восстать противу новой силыЗа то, что заслоняет нас собойИ старцам говорит: «Пора в могилы!»

Грановского я тоже близко знал —Я слушал лекции его три года.Великий ум! счастливая природа!Но говорил он лучше, чем писал.Оно и хорошо — писать не время было:Почти что ничего тогда не проходило!Бывали случаи: весь векСчитался умным человек,А в книге глупым очутился:Пропал и ум, и слог, и жар,Как будто с бедным приключилсяАпоплексический удар!

Когда же в книгах будем мы блистатьВсей русской мыслью, речью, даром,А не заиками хромыми выступатьС апоплексическим ударом?..

Перед рядами многих поколенийПрошел твой светлый образ; чистых впечатленийИ добрых знаний много сеял ты,Друг Истины, Добра и Красоты!Пытлив ты был: искусство и природа,Наука, жизнь — ты всё познать желал,И в новом творчестве ты силы почерпал,И в гении угасшего народа…И всем делиться с нами ты хотел!Не диво, что тебя мы горячо любили:Терпимость и любовь тобой руководили.Ты настоящее оплакивать умелИ брата узнавать в рабе иноплеменном,От нас веками отдаленном!Готовил родине ты честных сыновей,Провидя луч зари за непроглядной далью.Как ты любил ее! Как ты скорбел о ней!Как рано умер ты, терзаемый печалью!Когда над бедной русскою землейЗаря надежды медленно всходила,Созрел недуг, посеянный тоской,Которая всю жизнь тебя крушила…

Да! славной смертью, смертью роковойГрановский умер… кто не издевалсяНад «беспредметною» тоской?Но глупый смех к чему не придирался!«Гражданской скорбью» наши мудрецыПрозвали настроение такое…Над чем смеяться вздумали, глупцы!Опошлить чувство силятся какое!Поверхностной иронии печатьМы очень часто налагаемНа то, что должно уважать,Зато — достойное презренья уважаем!Нам юноша, стремящийся к добру,Смешон восторженностью странной,А зрелый муж, поверженный в хандру,Смешон тоскою постоянной;Не понимаем мы глубоких мук,Которыми болит душа иная,Внимая в жизни вечно ложный звукИ в праздности невольной изнывая;Не понимаем мы — и где же нам понять? —Что белый свет кончается не нами,Что можно личным горем не страдатьИ плакать честными слезами.Что туча каждая, грозящая бедой,Нависшая над жизнию народной,След оставляет роковойВ душе живой и благородной!

Да! были личности!.. Не пропадет народ,Обретший их во времена крутые!Мудреными путями бог ведетТебя, многострадальная Россия!Попробуй усомнись в твоих богатыряхДоисторического века,Когда и в наши дни выносят на плечахВсё поколенье два-три человека!

Как ты меня, однако ж, взволновал!Не шуточное вышло излиянье,Я лучший перл со дна души достал,Чистейшее мое воспоминанье!Мне стало грустно… Надо попадать,По мере сил, опять на тон шутливый…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

(В лесу раздается сигнальный выстрел и вслед за тем крики, трещотки, хлопушки. Охотники поспешно расходятся на свои нумера и становятся на стороже, со взведенными штуцерами…)