Александр Блок - Стихотворения 1914 года Страница 2

11 февраля 1914

2

Поглядите, вот бессильный,Не умевший жизнь спасти,И она, как дух могильный,Тяжко дремлет взаперти.

В голубом морозном сводеТак приплюснут диск больной,Заплевавший всё в природеНестерпимой желтизной.

Уходи и ты. ДовольноТы терпел, несчастный друг,От его тоски невольной,От его невольных мук.

То, что было, миновалось,Ваш удел на все похож:Сердце к правде порывалось,Но его сломила ложь.

30 декабря 1913 (12 февраля 1914)

3

Всё свершилось по писаньям:Остудился юный пыл,И конец очарованьямПостепенно наступил.

Был в чаду, не чуя чада,Утешался мукой ада,Перечислил все слова,Но — болела голова…

Долго, жалобно болела,Тело тихо холодело,Пробудился: тридцать лет.Хвать-похвать, — а сердца нет.

Сердце — крашеный мертвец.И, когда настал конец,Он нашел весьма банальнойСмерть души своей печальной.

30 декабря 1913 (12 февраля 1914)

4

Когда невзначай в воскресеньеОн душу свою потерял,В сыскное не шел отделенье,Свидетелей он не искал.

А было их, впрочем, не мало:Дворовый щенок голосил,В воротах старуха стояла,И дворник на чай попросил.

Когда же он медленно вышел,Подняв воротник, из ворот,Таращил сочувственно с крышиГлазищи обмызганный кот.

Ты думаешь, тоже свидетель?Так он и ответит тебе!       В такой же гульбе              Его добродетель!

30 декабря 1913 (12 февраля 1914)

5

Пристал ко мне нищий дурак,Идет по пятам, как знакомый.«Где деньги твои?» — «Снес в кабак».—«Где сердце?» — «Закинуто в омут».

«Чего ж тебе надо?» — «Того,Чтоб стал ты, как я, откровенен,Как я, в униженьи, смиренен,А больше, мой друг, ничего». —

«Что лезешь ты в сердце чужое?Ступай, проходи, сторонись!» —«Ты думаешь, милый, нас двое?Напрасно: смотри, оглянись…»

И правда (ну, задал задачу!),Гляжу — близ меня никого…В карман посмотрел — ничего…Взглянул в свое сердце… и плачу.

30 декабря 1913 (3 января 1914)

6

День проходил, как всегда:В сумасшествии тихом.Все говорили кругомО болезнях, врачах и лекарствах.О службе рассказывал друг,Другой — о Христе,О газете — четвертый.Два стихотворца (поклонники Пушкина)Книжки прислалиС множеством рифм и размеров.Курсистка прислалаРукопись с тучей эпиграфов(Из Надсона и символистов).После — под звон телефона —Посыльный конверт подавал,Надушенный чужими духами.Розы поставьте на стол —Написано было в записке,И приходилось их ставить на стол…

После — собрат по перу,До глаз в бороде утонувший,О причитаньях у южных хорватовРассказывал долго.Критик, громя футуризм,Символизмом шпынял,Заключив реализмом.В кинематографе вечеромЗнатный барон целовался под пальмойС барышней низкого званья,Ее до себя возвышая…Всё было в отменном порядке.

Он с вечера крепко уснулИ проснулся в другой стране.Ни холод утра,Ни слово друга,Ни дамские розы,Ни манифест футуриста,Ни стихи пушкиньянца,Ни лай собачий,Ни грохот тележный —Ничто, ничтоВ мир возвратить не могло…

И что поделаешь, право,Если отменный порядокМилого дольнего мираВ сны иногда погрузит,И в снах этих многое снится…И не всегда в них такой,Как в мире, отменный порядок…

Нет, очнешься порой,Взволнован, встревоженВоспоминанием смутным,Предчувствием тайным…Буйно забьются в мозгуСлишком светлые мысли…И, укрощая их буйство,Словно пугаясь чего-то, — не лучше ль,Думаешь ты, чтоб и новыйДень проходил, как всегда:В сумасшествии тихом?

24 мая 1914

7

Говорят черти:

Греши, пока тебя волнуютТвои невинные грехи,Пока красавицу колдуютТвои греховные стихи.

На утешенье, на забавуПей искрометное вино,Пока вино тебе по нраву,Пока не тягостно оно.

Сверкнут ли дерзостные очи —Ты их сверканий не отринь,Грехам, вину и страстной ночиШепча заветное «аминь».

Ведь всё равно — очарованьеПройдет, и в сумасшедший часТы, в исступленном покаяньи,Проклясть замыслишь бедных, нас.

И станешь падать — но толпоюМы все, как ангелы, чисты,Тебя подхватим, чтоб пятоюО камень не преткнулся ты…

10 декабря 1915

8

Говорит смерть:

Когда осилила тревога,И он в тоске обезумел,Он разучился славить богаИ песни грешные запел.

Но, оторопью обуянный,Он прозревал, и смутный ройБылых видений, образ странныйЕго преследовал порой.

Но он измучился — и раннийЖар юности простыл — и вотТщета святых воспоминанийПред ним медлительно встает.

Он больше ни во что не верит,Себя лишь хочет обмануть,А сам — к моей блаженной двериОтыскивает вяло путь.

С него довольно славить бога —Уж он — не голос, только — стон.Я отворю. Пускай немногоЕще помучается он.

10 декабря 1915

«Как день, светла, но непонятна…»

Как день, светла, но непонятна,Вся — явь, но — как обрывок сна,Она приходит с речью внятной,И вслед за ней — всегда весна.

Вот здесь садится и болтает.Ей нравится дразнить меняИ намекать, что всякий знаетПро тайный вихрь ее огня.

Но я, не вслушиваясь строгоВ ее порывистую речь,Слежу, как ширится тревогаВ сияньи глаз и в дрожи плеч.

Когда ж дойдут до сердца речи,И опьянят ее духи,И я влюблюсь в глаза и в плечи,Как в вешний ветер, как в стихи, —

Сверкнет холодное запястье,И, речь прервав, она самаУже твердит, что сила страсти —Ничто пред холодом ума!..

20 февраля 1914

«Ну, что же? Устало заломлены слабые руки…»

Ну, что же? Устало заломлены слабые руки,И вечность сама загляделась в погасшие очи,И муки утихли. А если б и были высокие муки,—Что нужды? — Я вижу печальное шествие ночи.

Ведь солнце, положенный круг обойдя, закатилось.Открой мои книги: там сказано всё, что свершится.Да, был я пророком, пока это сердце молилось,—Молилось и пело тебя, но ведь ты — не царица.

Царем я не буду: ты власти мечты не делила.Рабом я не стану: ты власти земли не хотела.вот новая ноша: пока не откроет могилаСырые объятья, — тащиться без важного дела…

Но я — человек. И, паденье свое признавая,Тревогу свою не смирю я: она всё сильнее.То ревность по дому, тревогою сердце снедая,Твердит неотступно: Что делаешь, делай скорее.

21 февраля 1914

ГОЛОС ИЗ ХОРА

Как часто плачем — вы и я —Над жалкой жизнию своей!О, если б знали вы, друзья,Холод и мрак грядущих дней!

Теперь ты милой руку жмешь,Играешь с нею, шутя,И плачешь ты, заметив ложь,Или в руке любимой нож,       Дитя, дитя!

Лжи и коварству меры нет,А смерть — далека.Всё будет чернее страшный свет,И всё безумней вихрь планет       Еще века, века!

И век последний, ужасней всех,       Увидим и вы и я.Всё небо скроет гнусный грех,На всех устах застынет смех,       Тоска небытия…

Весны, дитя, ты будешь ждать —       Весна обманет.Ты будешь солнце на небо звать —       Солнце не встанет.И крик, когда ты начнешь кричать,       Как камень, канет…

Будьте ж довольны жизнью своей,       Тише воды, ниже травы!О, если б знали, дети, вы,       Холод и мрак грядущих дней!

6 июня 1910 —27 февраля 1914