Федор Глинка - Стихи (2) Страница 2

Но рок дойдет и до чугунки: Смельчак взовьется выше юр И на две брошенные струнки С презреньем бросит гордый взор.

И станет человек воздушный (Плывя в воздушной полосе) Смеяться и чугунке душной И каменистому шоссе.

Так помиритесь же, дороги,Одна судьба обеих ждет. А люди? - люди станут боги, Или их громом пришибет.

ВОЕННАЯ ПЕСНЬ, НАПИСАННАЯ ВО ВРЕМЯ ПРИБЛИЖЕНИЯ НЕПРИЯТЕЛЯ К СМОЛЕНСКОЙ ГУБЕРНИИ

Раздался звук трубы военной, Гремит сквозь бури бранный гром:

Народ, развратом воспоенный, Грозит нам рабством и ярмом! Текут толпы, корыстью гладны, Ревут, как звери плотоядны,

Алкая пить в России кровь. Идут, сердца их - жесткий камень, В руках вращают меч и пламень На гибель весей и градов!

В крови омочены знамена Багреют в трепетных полях, Враги нам вьют вериги плена, Насилье грозно в их полках.

Идут, влекомы жаждой дани,О страх! срывают дерзки длани Со храмов божьих лепоту! Идут - и след их пепл и степи!

На старцев возлагают цепи, Влекут на муки красоту! Теперь ли нам дремать в покое, России верные сыны?!

Пойдем, сомкнемся в ратном строе, Пойдем - и в ужасах войны Друзьям, отечеству, народу Отыщем славу и свободу,

Иль все падем в родных полях! Что лучше: жизнь - где уэы плена, Иль смерть - где росские знамена? В героях быть или в рабах?

Исчезли мира дни счастливы, Пылает зарево войны: Простите, веси, паствы, нивы! К оружью, дети тишины!

Теперь, сей час же мы, о други! Скуем в мечи серпы и плуги: На бой теперь - иль никогда! Замедлим час - и будет поадно!

Уж близко, близко время грозно: Для всех равно близка беда! И всех, мне мнится, клятву внемлю; Забав и радостей не знать,

Доколе враг святую землю Престанет кровью обагрять! Там друг зовет на битву друга, Жена, рыдая, шлет супруга,

И матерь в бой - своих сынов! Жених не мыслит о невесте, И громче труб на поле чести Зовет к отечеству любовь!

Июль 1812

ПРАВИЛА

Не видеть слабостей чужих; Быть в чувстве гордости убогим; Быть очень кротким для других, А для себя быть очень строгим.

Будь слеп для слабостей чужих! Будь в чувстве гордости убогим; И очень кроток для других И для себя будь очень строгим.

1826

ПЕСНЬ УЗНИКА

Не слышно шуму городского, В заневских башнях тишина! И на штыке у часового Горит полночная луна!

А бедный юноша! ровесник Младым цветущим деревам, В глухой тюрьме заводит песни И отдает тоску волнам!

"Прости отчизна, край любезный! Прости мой дом, моя семья! Здесь за решеткою железной Уже не свой вам больше я!

Не жди меня отец с невестой, Снимай венчальное кольцо; Застынь мое навеки место; Не быть мне мужем и отцом!

Сосватал я себе неволю, Мой жребий - слезы и тоска! Но я молчу,- такую долю Взяла сама моя рука.

Откуда ж придет избавленье, Откуда ждать бедам конец? Но есть на свете утешенье И на святой Руси отец!

О русский царь! в твоей короне Есть без цены драгой алмаз. Он значит - милость! Будь на троне, И, наш отец, помилуй нас!

А мы с молитвой крепкой к богу Падем все ниц к твоим стопам; Велишь - и мы пробьем дорогу Твоим победным знаменам".

Уж ночь прошла, с рассветом в злате Давно день новый засиял! А бедный узник в каземате Всё ту же песню запевал!..

1826

КАРЕЛИЯ, ИЛИ ЗАТОЧЕНИЕ МАРФЫ ИОАННОВНЫ РОМАНОВОЙ

Описательное стихотворение (Отрывок)

(Монах рассказывает Марфе Иоанновне о прибытии своем в Карелию.)

"В страну сию пришел я летом, Тогда был небывалый жар, И было дымом всё одето:

В лесах свирепствовал пожар, В Кариоландии горело!.. От блеска не было ночей, И солнце грустно без лучей,

Как раскаленный уголь, тлело! Огонь пылал, ходил стеной, По ветвям бегал, развевался, Как длинный стяг перед войной,

И страшный вид передавался Озер пустынных зеркалам... От знойной смерти убегали И зверь и вод жильцы, и нам

Тогда казалось, уж настали Кончина мира, гибель дней, Давно на Патмосе в виденьи Предсказанные. Всё в томленьи

Снедалось жадностью огней, Порывом вихрей разнесенных, И глыбы камней раскаленных Трещали. Этот блеск, сей жар

И вид дымящегося мира Мне вспомянули песнь Омира: В его стихах лесной пожар. Но осень нам дала и тучи

И ток гасительных дождей; И нивой пепел стал зыбучий, И жатвой радовал людей!.. Дика Карелия, дика!

Надутый парус челнока Меня помчал по сим озерам; Я проходил по сим хребтам, Зеленым дебрям и пещерам,

Везде пустыня: здесь и там, От Саломейского пролива К семье Сюйсарских островов, До речки с жемчугом игривой,

До дальних северных лесов,Нигде ни городов, ни башен Пловец, унылый не видал, Лишь изредка отрывки пашен

Висят на тощих ребрах скал; И мертво всё... пока шелойник В Онегу, е свистом, сквозь леса И нагло к челнам, как разбойник,

И рвет на соймах паруса Под скрыпом набережных сосен. Но живописна ваша осень, Страны Карелии пустой;

С своей палитры дивной кистью, Неизъяснимой пестротой Она златит, малюет листья: Янтарь, и яхонт, и рубин

Горят на сих древесных купах, И кудри алые рябин Висят на мраморных уступах. И вот меж каменных громад

Порой я слышу шорох стад, Бродящих лесовой тропою, И под рогатой головою Привески звонкие бренчат...

Край этот мне казался дик: Малы, рассеяны в нем селы; Но сладок у лесной Карелы Бе бесписьменный язык.

Казалось, я переселился В края Авзонии опять, И мне хотелось повторять Их речь: в ней слух мой веселился

Игрою звонкой буквы Л. Еще одним я был обманут: Вдали для глаз повсюду ель Да сосны, и под ней протянут

Нагих и серых камней ряд. Тут, думал я, одни морозы, Гнездо зимы. Иду... вдруг... розы! Всё розы весело глядят!

И Север позабыл я снова. Как девы милые в семье Обсядут старика седого, Так розы в этой стороне,

Собравшись рощей молодою, Живут с громадою седою. Сии места я осмотрел И поражен был. Тут сбывалось

Великое!.. Но кто б умел, Кто б мог сказать, когда то сталось?. Везде приметы и следы И вид премены чрезвычайной

От ниспадения воды, С каких высот - осталось тайной... Но Север некогда питал, За твердью некоей плотины,

Запросы вод, доколь настал Преображенья час! И длинный, Кипучий, грозный, мощный вал Сразился с древними горами;

Наземный череп растерзал, И стали щели - озерами. Их общий всем продольный вид Внушал мне это заключенье,

Но ток, сорвавшись, всё кипит, Забыв былое заточенье, Бежит и сыплет валуны, И стал. Из страшного набега

Явилась - зеркало страны Новорожденная Онега! Здесь поздно настает весна. Глубоких долов, меж горами,

Карела дикая полна: Там долго снег лежит буграми, И долго лед над озерами Упрямо жмется к берегам.

Уж часто видят: по лугам Цветок синеется подснежный И мох цветистый оживет Над трещиной скалы прибрежной,

А серый безобразный лед (Когда глядим на даль с высот) Большими пятнами темнеет, И от озер студеным веет...

И жизнь молчит, и по горам Бедна карельская береза; И в самом мае по утрам Блистает серебро мороза...

Мертвеет долго всё... Но вдруг Проснулось здесь и там движенье, Дохнул какой-то теплый дух, И вмиг свершилось возрожденье:

Помчались лебедей полки, К приютам ведомым влекомых; Снуют по соснам пауки; И тучи, тучи насекомых

В веселом воздухе жужжат; Взлетает жавронок высоко, И от черемух аромат Лиется долго и далеко...

И в тайне диких сих лесов Живут малиновки семьями: В тиши бестенных вечеров Луга, и бор, и дичь бугров

Полны кругом их голосами, Поют... поют... поют one И только с утром замолкают; Знать, в песне высказать желают,

Что в теплой видели стране, Где часто провождали зимы; Или предчувствием томимы, Что скоро из лесов густых

Дохнет, как смерть неотвратимый, От беломорских стран пустых Губитель роскоши и цвета. Он вмиг, как недуг, всё сожмет,

И часто в самой неге лета Природа смолкнет ы замрет! По Суне плыли паши челны, Под нами стлались небеса,

И опрокинулися в волны Уединенные леса. Спокойно всё на влаге светлой, Была окрестность в тишине,

И ясно на глубоком дне Песок виднелся разноцветный. И за грядою серых скал Прибрежных нив желтело злато,

И с сенокосов ароматом Я в летней роскоши дышал. Но что шумит?.. В пустыпе шепот Растет, растет, звучит, и вдруг

Как будто конной рати топот Дивит и ужасает слух! Гул, стук!.. Знать, где-то строят грады! Свист, визг!.. Знать, целый лес пилят!

Кружатся, блещут звезд громады, И вихри влажные летят Холодной, стекловидной пыли. Кивач! Кивач!.. Ответствуй, ты ли?..

И выслал бурю он в ответ!.. Кипя над четырьмя скалами, Он с незапамятных нам лет, Могучий исполин, валами

Катит жемчуг и серебро; Когда ж хрустальное ребро Пронзится горними лучами, Чудесной радуги цветы

Его опутают, как ленты; Его зубристые хребты Блестят - пустыни монументы. Таков Кивач, таков он днем!

Но под зарею летней ночи Вдвойне любуются им очи: Как будто хочет небо в нем На тысячи небес дробиться,

Чтоб после снова целым слиться Внизу, на зеркале реки... Тут буду я! Тут, жизнь, теки!.. О счастье жизни сей волнистой!

Где ты - в чертоге ль богача, В обетах роскоши нечистой, Или в Карелии лесистой Под вечным шумом Кивача?.."